Девочка, ты попала

— Что Денис соскучился? — голос брата вырывает из тягостных мыслей. Я убираю телефон и думаю, что мне срочно нужно с кем-то поделиться, попросить совет. Одна я это просто не вывезу.

Открываю рот и планирую рассказать Матвею обо всем, но не решаюсь. Нам итак предстоит встреча не из приятных, лучше после поговорим. Не стоит портить брату настроение своими проблемами.

И ведь насчет тягостных посиделок я не преувеличиваю. Дом нас встречает натянутой атмосферой. В роскошном особняке на три этажа, который больше напоминает обитель каких-нибудь герцогов, отец любит викторианскую эпоху, поселилась тишина. Мы идем с Матвеем вдоль пустых коридоров, где все настолько помпезно и дорого, что страшно вздохнуть.

Например, вазы, купленные на аукционах папой, которые стоят на подставках вдоль стен или картины в золотистых рамках. Одна из них могла бы послужить хорошим капиталом для бедствующей семьи. Я никогда не понимала тягу отца к таким вещам, но нас не спрашивают об этом.

У входа в обедню, для общих сборов у нас есть специальная комната с большим дубовым столом и такими же массивными, жутко неудобными и тяжелыми стульями, брат берет меня за руку. Мы обмениваюсь теплыми улыбками, и переступаем порог. Отец сидит в центре стола и читает на планшете новости, с видом серьезного политика, мама разглядывает новые бокалы, которые ей привезли подружки из Италии. Сама она редко выезжает, да и подружками тех дам, откровенно говоря, назвать сложно. Просто в высшем обществе принято с кем-то поддерживать контакты, дарить друг друга так называемые презенты. Мама пытается соответствовать ожиданиями, как и я собственно.

— Ма, — Матвей подходит к родительнице первый и целует ее в щеку. Она треплет его по волосам и задерживает на секунду усталый, но любящий взгляд.

— Хорошо выглядишь, сынок.

— Ты тоже, мам.

— Слышал, вы проиграли матч, — папа в типичной манере не здоровается, сразу переходит к дело. Я берусь за спинку стула, пытаюсь отодвинуть, а он со всей своей тяжестью как обычно не особо поддается. Как же я ненавижу эту мебель.

— Так получилось, — понуро склонив голову, отвечает Матвей. Затем помогает мне со стулом и садится сам рядом. К нам подходит прислуга, наливает всем сок, кроме мамы, она пьет вино.

— Как может “получится”? — кривит губами отец. Он щелкает пальцами и молодая девушка, их имена я перестала запоминать, уж больно часто они меняются, подбегает к хозяину дома. Она наклоняется, получает указания и тут же начинает накладывать мясо всем на тарелки. Свинину… Я не люблю свинину, а отец обожает. У мамы больная поджелудочная, ей запретили, есть свинину, при этом она есть, потому что муж так хочет. Мы должны поддерживать главу семьи, даже в таких нюансах.

— Это игра, пап, — спустя минуту говорит Матвей. — Ее невозможно рассчитать.

— Поэтому я и говорю, что футбол — пустая трата времени.

— Для тебя, не для меня, — не унимается брат. Я вижу, как он сжимает вилку, и как на его скулах начинают ходить желваки.

— В нашей семье нет ничего для тебя или для меня, — поправляет папа. Он с удовольствием кладет в рот кусок мяса, есть его с наслаждением, тогда как мама давиться. Мне искренне жаль ее, я не помню, когда она последний раз смеялась, наслаждалась чем-то.

— Футбол — это мое будущее, — Матвей отодвигает тарелку и тянется к салату.

— Попробуй сперва мясо, — настаивает отец.

— У нас диета, не положено есть свинину.

— Попробуй, у меня новый повар.

— Свинина очень жирная, пап, — сопротивляется Мот, и я понимаю, вот-вот вспыхнет конфликт.

— Матвей, твое хобби…

— Это не хобби, пап, — брат выпрямляет спину и смотрит на отца взглядом: “перестань лезть в мою жизнь”.

— Пап, мясо вкус… — хочу попытаться сгладить углы, не хочется лишний раз наблюдать за скандалом.

— Ешь молча, Диана, — дается мне ответ, который напоминает пощечину. Кажется, будто кто-то взял вилку, и запихали в рот до самой глотки кусок отвратительно мяса. Меня подташнивает, в целом, мясо и правда, не очень вкусное или его вкус испортился от давящей атмосферы. Я тянусь к сумочке, чтобы тайком взять таблетку от тошноты. Такое происходит не первый раз, врач сказал, что это побочка стресса. Так странно, мой дом — это место, вызывающее отвращение. Разве должно быть не наоборот?

Закинув таблетку в рот, запиваю ее соком и перевожу взгляд на мать. Она снова наливает вино, ей будто ничего не интересно. Где-то внутри мелькает: “ну очнись же, мам. Скажи хоть что-нибудь, заступись за нас”.

— Я наелся! — Матвей поднимается из-за стола, кажется, я пропустила часть разговора.

— Сядь, — рычит отец. Я ерзаю на стуле, смотря, как брат с неохотой садиться. — Фирма не будет ждать вечно.

— Я не буду работать на фирме, на каком языке тебе еще сказать?

— Ты не будешь играть в футбол. Детство прекратится, как ты закончишь институт.

Матвей ничего не говорит, он делает глоток сока. В его глазах после каждого такого общения словно гаснут звезды. Брат всю жизнь посвятил футболу, он мечтает играть за европейский клуб, вырваться из-под гнета родительского крыла. Если бы я только могла поддержать его… пойти против семьи. Если бы… Какое невероятное сочетание букв, крайне недостижимое для меня.

Остаток ужина проходит монологом папы. Он рассуждает о политике, своих деловых партнерах, будто говорит сам с собой. Я давлюсь свининой, мама допивает бутылку вина, а брат, он отрешенно ковыряется вилкой в полупустой тарелке.

После меня все-таки накрывает рвота, чудом успеваю закрыться в своей бывшей комнате. Нет, сегодня однозначно не лучший день для откровенных разговоров. Расскажу Моту позже о Денисе или же… не буду говорить. Брату и без меня тяжело, зачем создавать ему еще больше переживаний?..

Глава 19 — Матвей

— Матвей, привет, — Кристина привстает на носочки и оставляет на моей щеке поцелуй.

Она так внезапно появляется передо мной, что я едва не врезаюсь в нее. Крис улыбается и заправляет прядь светлых волос за ухо. Ее голубые глаза озорно, но в тоже время с лукавством поглядывают на меня, и я едва сдерживаюсь, чтобы не простонать от раздражения. Последние несколько дней она стала очень навязчивой, хотя мне казалось, что мы уже все прояснили. К тому же, Леха Анисимов хвастался в раздевалке, что пригласил ее на свидание и Крис была не против.

Самое забавное в этой ситуации то, что Кристина всегда считала футболистов — плохой партией, а тут опять в одни и те же ворота.

— Привет, Крис, — делаю шаг в сторону, увеличивая между нами дистанцию, и сжимаю лямки рюкзака в пальцах.

Мельком бросаю взгляд за спину бывшей девушки и наблюдаю за тем, как Агата торопливо собирает свои вещи в сумку. Я ловлю каждое ее движение и пытаюсь понять настроение. Вчера после встречи с теми гопниками, она поспешно уехала. Сегодня же, когда она появилась на парах, то была еще более отрешенной и растерянной. Когда Вика Коломойцева задала вопрос, Агата даже не сразу поняла, что от нее хотят. Ее взгляд то и дело тянулся к телефону: усталый, словно девушка не может больше идти против целого мира в одиночку.

— Матвей, ты меня слышишь? — Крис машет перед моим лицом руками, и когда я обращаю на нее внимание, закусывает губу.

— Да, прости, задумался. Ты что-то хотела?

— Боже, как ты ходишь на ее лекции? — девушка закатывает глаза, когда замечает мой взгляд устремленный на Агату. — Она как с катушек слетела. Мы с Олей на пять минут опоздали, так Одинцова нам чуть публичную порку не устроила. А когда Ольховская начала отшучиваться, то и вовсе выгнала с лекции.