Девочка, ты попала

— Я тебя спрашиваю! — Денис щелкает перед моим лицом пальцами, он что-то говорил, пока я витала в собственных мыслях.

— Телефон сел, Дэн, — тихо отвечаю, хотя хочется кричать.

— Чем ты думала, выходя из дома? Почему не носишь с собой зарядку? Господи, Диана! — он взмахивает руками, продолжая прожигать меня грозным взглядом. А я все жду… вопроса из серии: а все ли в порядке, тебя не обидели, как себя чувствуешь, тебе было не страшно?!

Внутри образуется яма, настолько глубокая, что мои губы начинают дрожать, но не от волнения, а от горечи, которая накрывает волной.

— Денис, я понимаю, — зачем-то пытаюсь сгладить углы, оправдаться. — Ты меня ждал, но библиотека…

— Я потратил свое время! — повышает он голос. Я смотрю на него глазами испуганного ребенка, и не знаю, как поступить дальше.

— Но…

— Какого черта ты мямлишь? — я сглатываю, потому что поражаюсь поведению Минаева. Раньше он себе подобного не позволял, да ругался, да читал нотации, но чтобы так…

— Послушай, я ведь не специал…

— Диана! — Дэн резко бьет ладонью по стене, буквально в паре сантиметров от меня. Я зажмуриваюсь, вжимая голову в плечи. Сердце замирает, словно у него села батарейка. Пальцы немного покалывает, во рту пересыхает, я будто падаю в пропасть, попадаю в немой шок от происходящего.

Какое-то время в комнате звучит оглушительная тишина, хотя в ушах все ещё стоит шлепок от удара ладони по стене. Всего лишь пара сантиметров и это могла быть я.

Я стою с закрытыми глазами, ожидая чего угодно, хотя понимаю, что ничего плохого не сделала. И опять воспоминания режут, похлеще любого ножа. Мне тринадцать… я только закончила танцевать, стою в гримерке, и ощущение эйфории от выступления постепенно угасает под гнетом пристального взгляда отца, который выглядит похлеще любого монстра, живущего под кроватью.

“Повиновение — то, что должна усвоить на всю жизнь, девочка”, — звучат в голове слова папы. А потом…

— Диана, — я распахиваю глаза, заставляя себя забыть тот болезненный эпизод из прошлого. Но взгляд Дэна будто возвращает меня обратно, ставит на колени и напоминает, что я никогда не имела права голоса. Не хочу… не хочу так…

— Денис, — глухо отвечаю, не узнавая собственный, дрожащий голос.

— Прости, детка, я перегнул, — он кладет руки мне на плечи и притягивает к себе. Я утыкаюсь носом в его грудь, чувствую, как меня потряхивает, как хочется плакать, однако рядом с Минаевым внутри, будто стоит табу и впервые его аромат кажется мне чужим и таким холодным, что хочется сбежать.

И мне вдруг кажется, что этот парень… никогда не защитит меня. Не будет человеком, о котором принято говорить, как за каменной стеной.

— В следующий раз будь внимательнее, угу? — добивает последняя реплика. Я ничего не отвечаю, потому что не знаю, как должна поступить.

Глава 16 — Агата

— Одинцова, тебе же русским языком сказали отлежаться дома! Что непонятного? Ты вроде у нас преподаватель в университете, а ведешь себя как мои трехлетки! — недовольный голос подруги доносится из динамика и отдает эхом в полупустой ванной. Теперь даже соседи в курсе предписаний врача. — Хотя с ними проще договориться, чем с тобой.

— Одного дня вполне достаточно, — бормочу я, пытаясь нарисовать ровную стрелку. Обычно это не составляет труда, но с самого утра у меня адски болит голова, отчего каждое движение дается с трудом. — Не хочу давать лишних поводов для косых взглядов и перешептываний.

— Ты же прекрасно понимаешь, что они итак будут. Университетской надзирательнице только повод дай. Зачем ты вообще в наш университет пошла работать?

— Можно подумать у меня был выбор, — поправляю макияж ватной палочкой и отхожу от зеркала, изучая внимательным взглядом свое отражение. Все должно быть идеально. Без малейших погрешностей. Глупо думать, что ко мне могут придраться даже из-за такой мелочи, но я на испытательном сроке, а эта работа единственное, что помогает держаться на плаву.

Еще полгода назад я бы ни за что не согласилась работать в университете, который окончила с грандиозным скандалом и красным дипломом. Однако когда судьба подкидывает очередной “счастливый билет” и выбора не остается, приходится хвататься за любую соломинку, лишь бы не увязнуть в болоте.

Пробираюсь через груду коробок в кухню и беру со стола кружку с кофе, которое благополучно остыло, пока я разговаривала с Ленкой. В сотый раз делаю себе мысленную пометку, разобрать наконец-то вещи и придать квартире божеский вид.

— Наумова, если это все, то я отключаюсь. Мне через час надо быть в аудитории и попытаться вложить в умы студентов хоть немного информации.

— Мммм, какой строгий тон. А Матвея это тоже касается или вы перейдете на более углубленный курс? — хихикает Ленка.

— Наумова! — одергиваю ее. — Хватит нести чушь! Он мой студент.

— Ну в пределах храма знаний возможно, но вот когда лекции закачиваются…

— Он остается моим студентом в любое время суток. Прекрати!

— Ладно-ладно, я просто пыталась разрядить обстановку. Не бесись, — спокойнее произносит она, а я проклинаю себя в сотый раз за опрометчивый поступок попросить Лену о помощи. Каких-то двадцать четыре часа, а она словно с ума сошла и при каждом удобном случае упоминает Орлова. — Слушай, Одинцова, чисто из праздного любопытства, у тебя все студенты такие сексуальные? Мы могли бы…

— Все, Лена, пока.

— Агата, — хохочет Наумова, но я сбрасываю вызов.

Чистое наказание! И эта женщина работает воспитателем в детском саду и является примерной матерью двойняшек. Беру сумку, ключи от машины и выхожу из квартиры. Бессмысленный треп Наумовой может стоить мне очередных пересудов.

Сажусь в салон и несколько раз оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что никакому не приспичит устроить гонки в спальном районе. Приоткрываю окно, запуская внутрь прохладный осенний воздух, и постукиваю по рулю пальцами в такт песне. Вчера вечером Матвей пригнал мою машину к дому и уехал до того, как я вышла на улицу. От царапины на бампере не осталось и следа. Мои сообщения насчет стоимости ремонта, он также проигнорировал, только поинтересовался о моем самочувствии. Как глупо, наша переписка состоит из его обнаженных фотографий, и пары простых вопросов, на которые мы не можем дать друг другу ответ, хотя есть куда более насущные проблемы.

Например, как мне преподавать у студента, который не знает слова “нет”?

Пока еду на работу, и слушаю по радио “приветы”, продолжаю думать о своих неудачах. Если о моей случайной связи узнают — прощай будущее, о котором я так мечтала, а вместе с ним репутация. Мне итак слишком долго пришлось доказывать окружающим, что одна ошибка — не повод ставить на человеке крест. Господи, Одинцова, ну почему ты постоянно влипаешь в неприятности?

Припарковавшись на своем обычном месте, мельком бросаю взгляд на часы и удостоверившись, что в запасе есть двадцать минут, еще раз проверяю свой внешний вид в зеркале заднего вида. Потом, правда, одергиваю себя и ругаю: это уже просто смешно.

Хватаю сумку и уверенно направляюсь в здание. У входа в преподавательскую замечаю Анну Дмитриевну, ту самую надзирательницу, которую мы с Ленкой не любили в студенческие годы. Если раньше она была обычным преподавателем, то сейчас получила степень доцента, и каждый раз пытается дискредитировать в глазах коллег. Два:ноль. Подлянки судьбы лидируют.