Страница 87 из 126
— Да, наставница. Теперь она все нам расскажет.
— И для этого нам вовсе необязательно ее обижать. Будьте вежливы с Матильдой. С нее хватило унижений.
К приходу той все было уже готово: стол накрыт, Беата разливала чай, а Лили играла с Душечкой. Та доверчиво ловила бантик, привязанный к нитке, позволяла себя гладить и маленькими кусочками откусывала кошачье лакомство из рук Лили.
Матильда остолбенела.
— Душечка? Милая, ты чего?
Та мяукнула и свободно подбежала к хозяйке.
— Меня все звери любят, — объяснила Лили, — наверное, потому что и я их люблю. Они меня не боятся и не обижают.
— А, так у вас природный талант к магии земли и жизни? Должно быть, и в призыве волшебных существ хороши? — спросила Матильда.
— Конечно.
— Лили, не говори с ней, — резко потребовала Эва, — она — наш враг, и каждое твое слово обернет против тебя.
— Я же просто спросила, — пробормотала Матильда, беря на руки Душечку, — из любопытства.
— Все мои ученицы очень талантливы, каждая в своей области, — улыбнулась Беата. — Прошу, садитесь. Давайте выпьем чаю и поговорим как цивилизованные люди. Кстати, это моя Пуховка. Я призвала ее, чтобы рядом со мной всегда был белый пушистый островок спокойствия, и ни разу не пожалела об этом.
Она погладила фамильяра, устроившегося у нее на коленях. Матильда, увидев это, ожидаемо оттаяла.
— Я призывала Душечку с той же целью. Она самая ласковая кошка на свете. Но я очень удивлена. Я думала, у вас будет рыжая кошка. Хотя, это многое объясняет. Ваша Пуховка — защитный фамильяр, так? Поэтому вас и порчи не доставали, и ранить не удавалось.
— Нет, Пуховка просто мой компаньон. Защитные обереги мне делала Эва, — спокойно ответила Беата, — она в этом очень хороша.
Дана озадаченно взглянула на нее.
— Наставница, зачем вы ей это рассказываете?
— Чтобы признать заслуги Эвы. Весь наш культ пользуется плодами ее труда. И никто еще не получил порчу благодаря ей.
— Мне очень приятно, но… вы же сами говорили не выдавать лишнего, чтобы иметь преимущество над другими ведьмами, — несколько смущенно заметила Эва.
Матильда вздохнула.
— Ваша наставница говорит это, чтобы меня запугать. Если в культе Калунны даже ученица способна блокировать порчи взрослых ведьм, значит, остальные ведьмы еще сильнее. Но мне это уже известно. Не думайте, что я устраивала беспорядки в Хисшире по своей воле. Мне это приказали.
— Мавис? Или Кхира?
— Другие ведьмы.
Матильда замолчала.
Беата отпила глоток чая.
— Не волнуйтесь, я это прекрасно понимаю. Мои ученицы несколько увлеклись, но я не считаю вас врагом.
— Правда?
— Конечно. Вы — всего лишь исполнительница. Чем вы занимаетесь в ковене Тринадцати?
— Варю зелья и продаю их, — Матильда отвела взгляд и поспешно взяла чашку чая, — еще выполняю некоторые простые задания.
— Должно быть, вы хорошо справляетесь, — мягко заметила Беата, — я слышала, попасть в ковен Тринадцати очень трудно.
— Да, конечно. Туда же зовут только лучших.
— Вы давно состоите в нем?
— Двадцать лет.
— Ничего себе! Полагаю, вы сделали отличную карьеру.
Губы Матильды дрогнули, а лицо исказилось. Она торопливо отпила чай и зажевала печеньем.
— Д-д-да, конечно.
— Полли, что ты там делаешь? А ну быстро иди сюда! — неожиданно сердито приказала Эва.
Матильда подскочила и сделала шаг к ней. Заговорила виноватым, оправдывающимся тоном:
— Я ничего не делала, просто пила чай!
— А? Вы-то тут причем? Полли, фу! Что ты там ешь? — Эва подхватила своего фамильяра и попыталась разжать ей зубы. Та поспешно проглотила найденное.
— Это просто остаток кошачьей вкусняшки, его Душечка не доела, а Полли заинтересовалась им, — объяснила Лили.
— А, ясно.
Беата приподняла брови.
— Так вас зовут Полли, а не Матильда? Зачем же вы мне солгали?
Та вернулась в кресло.
— Мое имя — Матильда Поллок. Но в ковене Тринадцати меня иначе, чем Полли, никто не зовет.
— Так это ласковое прозвище?
Матильда покачала головой.
— Не ласковое. Презрительное. Когда я только попала туда, ко мне обращались уважительно: госпожа Поллок. Так меня звали и в ковене ведьм в Туре. Потом начали панибратски звать Матильдой, даже те ведьмы, что годились мне в дочери. Я поправляла их, но они лишь смеялись надо мной. А теперь я — Полли принеси-подай. На меня валят всю грязную и скучную работу. Вот и сюда никто не хотел ехать, хотя Мавис велела навести здесь шороху. Но она не назначила исполнительницу, и остальные надавили на меня, отправив сюда. Я же совсем ничего не сделала на празднике Калунны: боялась вылезти из-под невидимости, а пес вашей ученицы постоянно рычал на меня. Вот и поехала глупая Полли в лапы к врагу. Остальные же не дуры, чтобы так рисковать, — тускло закончила она.
Похоже зелье правды уже начало действовать. Матильда Поллок становилась словоохотливой.
— Это ужасно, — посочувствовала Беата, — у этих девиц нет ни манер, ни воспитания. Могли бы проявить немного уважения к ведьме, намного более опытной, чем они сами.
— Вы… правда так думаете?
— Разумеется. К слову, ковен в Туре мне немного знаком. Это собрание очень умных и уважаемых ведьм. Моя подруга училась в нем. Вы должны ее знать: ее зовут Голди Кинкейд. Она родилась в этой деревне, и мы с ней дружим. То есть, дружили, конечно же.
— Почему в прошедшем времени? — фыркнула Валери. — Поссорились, что ли?
Матильда вздрогнула.
— Потому что Голди погибла двадцать с лишним лет назад, юная леди. Она была самой выдающейся моей ученицей. Гением. Неудивительно, что у нее такие подруги. Ох, Голди! Золотой человек. Наверное, все случившееся — мое наказание, за то, что я ей сделала.
— А что вы сделали? Голди всегда отзывалась о вас с большим уважением. Вы ведь помогли ей раскрыть ее таланты.
Матильда вдруг заплакала.
— Помогла! Но как же я ей завидовала! Вы не представляете, каково это: быть посредственностью рядом с юными талантами! По молодости многие бездумно призывают белых фамильяров, полагая, что будут вечно варить зелья или находить потерянные предметы! И я так думала! Я никогда ничего не создавала и не придумывала сама, только повторяла за другими! В Туре я воспитывала и обучала юных ведьмочек стандартным заклинаниям, травам, зельям, призыву фамильяров и общему образованию: математике, языку, литературе, географии, жизни в обществе. Всему понемножку, чтобы не были совсем уж безграмотными. Я всегда знала много, но ничего уникального в моих знаниях не было. Однако там меня любили и уважали. Называли госпожа Поллок. И зачем только я покинула мой ковен?
— И зачем же?
Матильда рвано вздохнула, и слова из ее уст полились неудержимым потоком:
— Затем, что не могла больше выносить собственной посредственности. Мне исполнилось сорок, у меня были деньги и уважение других ведьм, но… по сути, мы все были лишь преподавательницами. В тридцать лет мне этого хватало. Но к сорока годам я так устала быть никем! Особенно на фоне редких звездочек с врожденными талантами, которых мне довелось обучать. Я всегда замечала и помогала им огранить их способности. Поверьте, я не выделяла их и находила подход даже к самым слабым и ленивым ученицам. Но Голди… я лишь слегка подтолкнула ее, а она помчалась со скоростью ветра. Мне нравилась ее любознательность: она глубже всех зарывалась в теорию, пробовала разные подходы, даже если первый успешно работал, и постоянно советовалась со мной. Я любила ее. А потом… в пятнадцать лет она улучшила все стандартные чары, которым я обучала моих учениц на протяжении многих лет. И подарила мне свой учебник, благодаря за поддержку, — Матильда рвано вздохнула, — а я разрывалась между гордостью за ее успех и ощущением полной никчемности. Мне даже в голову не приходило попытаться что-то делать с материалами, которые я столько лет преподавала. А Голди считала, что невозможного не существует. Она как-то призналась, что хочет научиться разделять колдовской дар на две половины, чтобы ведьмы могли делиться им с близкими не ведьмами: сестрами, подругами, матерями. Я убеждала ее, что это безумие: ни одна ведьма не согласиться ослабить себя, чтобы женщина, лишенная дара, смогла колдовать. А она твердо сказала, что сделает это. Потому что так будет справедливо. И только так можно будет исправить чью-то ужасную ошибку. Ведьмой можно будет стать, а не только родиться, и Голди поклялась изобрести способ для этого.