Страница 4 из 40
5
Как понял Пластов, дверь в квартиру ему открыл сам хозяин. Еще не зная, зачем пришел гость, этот человек чуть прищурил глаза и приветливо улыбнулся. Он был без пиджака, но с аккуратно повязанным и заправленным под жилет галстуком, на вид чуть старше Пластова. Адвокат поклонился:
— Если вы Василий Васильевич Субботин — я к вам.
— Да, я Субботин. Простите, не имею чести знать?
— Меня зовут Арсений Дмитриевич Пластов, присяжный поверенный. — Пластов протянул было руку к карману, чтобы достать визитную карточку, но Субботин остановил его:
— Прошу вас, проходите. — Пропустил Пластова, подождал, пока тот снимет шляпу, показал на открытую дверь: — Правда, я не один, у меня гость, но это мой близкий друг. Думаю, вряд ли он нам помешает. Вы не против?
Пластов вошел в кабинет; навстречу мягко поднялся молодой человек с темными усами, бородкой клинышком и каштановыми, рано начавшими редеть волосами.
— Знакомьтесь: мой друг и прекрасный инженер Валентин Петрович Вологдин. Валентин Петрович — это Арсений Дмитриевич Пластов, адвокат. Садитесь, Арсений Дмитриевич. Сразу же поясню: вашим визитом я не удивлен. Мне звонил Николай Николаевич, предупредил, что вы можете зайти. Кофе? Коньяк? Вы курите?
— Спасибо, не курю, от кофе не откажусь.
Вологдин все это время сидел в глубоком кресле, рассматривая что-то за окном.
— Отлично, будем пить кофе вместе. — Субботин присел. — Насколько я понимаю, вы пришли в связи с пожаром? Так, вот, если хотите о чем-то спросить, мы с Валентином Петровичем готовы ответить. Чтобы вы имели представление, я — расчетчик и конструктор, Валентин же Петрович… — Так как Вологдин по-прежнему не смотрел в их сторону, Субботин с улыбкой добавил: — Валентин Петрович — один из самых талантливых электротехников-высокочастотников, которых я знаю. Причем не только в России, но и в мире.
Продолжая смотреть в окно, Вологдин дернул плечом:
— Василий Васильевич, зачем так?
Повернулся к Пластову:
— Объясню простую вещь: Василий Васильевич Субботин мой учитель. Всем, что я знаю о высокочастотных машинах, я обязан ему. Да, да, Василий Васильевич, только вам.
— Начались реверансы. — Субботин махнул рукой. — Сейчас принесу кофе, а то… — Не договорив, он ушел, из кухни донесся его голос: — Арсений Дмитриевич, запомните — вы еще услышите фамилию Вологдина. Да, да, мы все еще будем гордиться, что сидели рядом с ним. — Его не было довольно долго, вернулся он с подносом, дружески тронул Вологдина за плечо. — Прошу, кофе, кажется, получился неплохим. Не спорю, когда-то я действительно кое-чему научил сего юношу. Научил. Но потом… — Поставил перед Пластовым чашку. — Ученик обогнал учителя. Впрочем, он уже не ученик.
— Я слышал, Валентин Петрович занимался на заводе конструированием генераторов? — Сказав это, Пластов тут же подметил — Субботин и Вологдин переглянулись. Так как в воздухе повисла некая настороженность, добавил: — Как будто это были генераторы для радиостанций?
— Совершенно верно. — Субботин поставил чашку. — Простите, а кто вам это сказал?
— Федор Илларионович Ступак.
Субботин снова переглянулся с Вологдиным.
— Что же сказал Ступак? Я имею в виду, о каких генераторах у вас шла речь?
— Насколько я помню, о генераторах… для радиостанций учебно-минного отряда. Так ведь?
На лице Вологдина гримаса — как от неожиданной боли. Вздохом Субботин как бы отстранил эту гримасу.
— Да, есть, вернее, были такие. Мы их называем «генераторы для станций УМО». По теперешним понятиям это довольно примитивные конструкции. Для флота они устарели, ну и… Валентин Петрович их несколько модернизировал.
— Как мне объяснил Федор Илларионович, они сгорели?
— Сгорели, увы. Но по сравнению с общими потерями гибель нескольких генераторов УМО — убыток небольшой. — Субботин стал вдруг мрачнее тучи. — Вы не представляете даже, что мы потеряли. Не завод, нет… Хотя, конечно, и завод тоже… Но пропало нечто большее. Мы потеряли мысль… Даже не мысль, а полигон мысли. Нашей мысли.
Первым тишину нарушил Вологдин — встал, сцепил руки, принялся ходить по кабинету.
— Черт. Я в это время был в отъезде. Как назло. Приехал только во вторник.
Субботин покосился на него будто успокаивая, постучал пальцами по столу.
— Арсений Дмитриевич, насколько я понимаю, у Николая Николаевича сложности с получением страховки?
— Это то, что я сам лично услышал от Глебова. Собственно, если я возьмусь за защиту интересов вашей фирмы, моя задача будет узкой — доказать, что возникший на заводе пожар следует считать стихийным бедствием. А не умышленным поджогом.
— Считаю, все разговоры о поджоге завода владельцем — нелепость и чушь, — сказал Субботин. — Глебов никак не был заинтересован в гибели собственного завода. Конечно, Николай Николаевич Глебов, выражаясь грубо, заводчик и капиталист. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но Глебов глубоко порядочный человек. Сама мысль о мошенничестве должна быть ему противна. И не забудьте, в конце концов ведь этот завод — его детище.
— Прекрасные слова. Однако нам могут возразить: в случае выплаты страховки Глебов получит полтора миллиона. Годовая же продукция стоит гораздо меньше, всего триста тысяч.
— Ну и что? Что такое годовая продукция? Пять лет — и вот они, ваши полтора миллиона! Но завода-то нет! Не-ет!
Вологдин теперь прислушивался к их разговору с интересом. Пластов заметил:
— На процессе я обязательно возьму вас помощником, своим красноречием вы убедите кого угодно. Но меня тревожит здесь многое.
— Например?
— Например, почему колеблется постоянный адвокат Глебова Трояновский? Ведь практически он отказался вести дело.
— Я плохо знаю Трояновского. Но очень может быть — уж простите меня — Трояновскому дали куш, чтобы сберечь гораздо большие деньги. Разве таких случаев не было?
— Сомневаюсь, у каждого адвоката есть престиж, и особенно у такого известного, как Трояновский. Но допустим. А нефть? Зачем Глебов купил нефть перед самым пожаром?
— Опять нефть! Разве не может быть совпадений? Да, Глебов купил годовой запас нефти, но ведь он имел на это полное право.
— Увы, для судей нет совпадений. Для них существуют только факты. Наконец, что за загадочная история со сторожами?
— Вы правы, здесь я не совсем понимаю Глебова. Уволить опытного сторожа было более чем легкомысленно.
Простившись и выйдя из квартиры, Пластов поехал на Петроградскую сторону. В пути прикинул, что нужно сделать еще, и решил: встретиться с Тиргиным, а также выяснить обстоятельства гибели собаки.
На Петроградской стороне некоторое время он стоял у подъезда одного из домов на Большом проспекте, между улицами Подковыровой и Бармалеевой; на этом подъезде скромно желтела медная табличка:
«Юридическая контора «Трояновский и Андерсен».
Прием посетителей от 10 утра до 7 вечера».
Пластов решил, что самое лучшее — встретиться с Тиргиным как бы случайно, на улице. Постояв, зашел в небольшую кофейную напротив, занял столик у окна и, заказав кофе, продолжал наблюдать за выходом из конторы — заодно снова обдумывая положение. Был конец рабочего дня, сотрудники конторы «Трояновский и Андерсен» выходили из подъезда. Многих из них Пластов знал в лицо; к семи вышел и сам Трояновский, но его помощника Пластов так и не дождался. Расплатившись, снова поехал к Московским воротам. Вошел во двор знакомого дома, спустился в подвал к дворнику — и около двадцати минут стучал в дверь. Какое-то время ему казалось, что за дверью слышны звуки, он постучал сильней, после этого кто-то закряхтел и заворочался, но дверь ему так и не открыли. Стукнув последний раз, Пластов вышел во двор, огляделся. Стал к конуре спиной, вглядываясь в пустырь. Сейчас он пытался понять — почувствовала бы собака непривычное ей движение — там, вдали, у заводской стены? Конечно, все зависит от собаки, но опытный пес, безусловно, что-то учуял бы и насторожился. Кроме того, если кто-то решил бы миновать собаку, ему пришлось бы проламываться сквозь труднопроходимый кустарник. Помедлив, вступил на тропинку. Касаясь плечами кустов и раздвигая ветки, двинулся к заводу; изредка ему приходилось прыгать через ямы, канавы и перебираться через мусорные кучи. Спустившись в одну из канав, Пластов посмотрел вверх: сейчас он стоял будто в колодце. Хотел было взмахнуть на бруствер, но перед ним, отделившись от кустов, выросла и застыла серая фигура. Изъеденное оспой лицо, редкие усики, взгляд — непрерывно дергающийся, не останавливающийся на одной точке. Пластов машинально оглянулся — сзади стоит еще один человек, приземистый, с опущенным на глаза чубом. Оба в потертых ситцевых рубахах, оба держат руки в карманах. Незаметно оглядел кусты — отступления нет. Рябой покачал головой: