Страница 2 из 40
«Лучший способ проверить, кто (тут он употребил нецензурщину, но вы знаете, ругаться я не люблю и воспроизводить матерщину не буду), это вызвать Пиковую Даму».
Все ухватились за эту идею и стали наперебой хвастаться, что готовы хоть в полночь это сделать.
Но тут решил вставить свое слово один из местных, назову его Колей:
«Вызвать Пиковую Даму здесь – это любой дурак может сделать. А вот сделать это в усадьбе… На это у вас всех кишка тонка!»
«Усадьба» – это старинное заброшенное поместье, километрах в пяти от Козловки. Говорят, когда-то давно там жила графиня, которая продала свою душу дьяволу за вечную молодость и красоту. Говорили, что она жила там без малого лет сто, если не больше, как бы мы сказали сейчас, время от времени инсценируя свою смерть и передавая поместье очередной «племяннице» или «внучке кузины». Говорили также, что она была очень жестокая и в деревне до сих пор ходят страшные истории, как она мучила своих крепостных, почище Салтычихи. Говорили, что ее слуги-черти крали у мужиков младенцев и она пила их кровь – в этом и был секрет ее вечной молодости. И еще она прославилась тем, что мастерски играла в карты и выигрывала целые состояния. Но однажды она исчезла. Никто толком не знал, почему и куда. Ни единого следа. Наследники заявились, но вскоре навсегда покинули имение – уж очень невыносимо жить там было. Хотели продать – никто не покупал. Так оно и осталось заброшенным.
Крестьяне боялись заходить в проклятое имение, и когда во время революции по всей стране пошли погромы (я это специально установил, долгие годы исследовал историю этого дома), к этому имению они даже не прикоснулись. Так что все там осталось таким же, как и было. Сгорело оно только во время войны, но даже пожары не смогли сжечь страшное зеркало, вокруг которого, говорят, она проводила бессонные ночи, любуясь своей красотой, а может быть, и высматривая там кого-то.
Так вот, именно в то имение проклятой Графини и позвал вызывать Пиковую Даму (которую и в обычной-то квартире, вспомните сами свое детство, вызывать было жутковато) Коля.
Естественно, никто не признался, что им страшно, но кто-то внес предложение, что идти всем скопом будет «западло», а нужно бросить жребий на троих. Сказано – сделано.
Идти выпало мне, Коле и Мишке. И в этом было какое-то странное, жуткое совпадение. Коля предложил вызвать Пиковую Даму, Мишка указал на поместье, а я не раз подходил к нему близко и расспрашивал деревенских он нем. Попасть туда было суждено тем, кто стремился узнать тайну, пусть даже и не осознавал этого.
Дождавшись ночи, мы с Мишкой выскользнули из деревни и отправились к пионерлагерю. Коле удалось выбраться, как всегда, через дыру в заборе. В общем, к одиннадцати вечера мы были на месте.
Как сейчас помню – жуткое это было место. Представьте себе, лунная ночь, как сейчас, тишина, огромный дом – краска облуплена, окна разбиты и смотрят на вас черными провалами как глазницы черепа, подпалины у окон – длинные, кривые, словно пальцы мертвеца, ограда вся порушенная, битый кирпич повсюду. Даже деревьев там не росло (говорят, на территории хоронили останки убитых младенцев и оттого место это – проклятое). Только вездесущие вороны летали там, но их мрачное карканье напоминало мне тогда зловещий смех чертей, что по поверьям, до сих пор обитали там.
Как вы понимаете, проникнуть внутрь не составляло никакого труда.
Внутри дома – кромешная тьма, но мы запаслись фонариками.
Отвратительно пахло плесенью, затхлостью и чем-то невыразимо гадостным, что я не могу определить. В углах – паутина, то и дело пробегают крысы.
Стены – черны как уголь от пожара, то и дело спотыкались об обгорелые балки, обожженные обломки кирпича, разный хлам, обрывки сгоревших штор при постоянном сквозняке тянулись к нам как бесплотные руки призраков, уныло завывал ветер, хлопали остовы чудом уцелевших ставень. Узнать во всем этом безобразии когда-то роскошный дворец аристократки было невозможно, если бы…
Мишка первый заметил комнату, на третьем этаже, где кое-что уцелело. Мы пошли на его голос и моим глазам открылась следующая картина: в заваленной рухлядью, как и весь дом, комнате осталось целехонькое красивое зеркало, в полный рост, обрамленное уродливой короной из оплавленной медной оправы, а напротив него – настоящая картина, портрет, по странному совпадению почему-то нетронутый пламенем.
Боясь выдать друг перед другом страх, мы подошли к ней.
Увы! Картина эта – фреска (как я сейчас понимаю), нарисованная прямо на штукатурке, была измазана сажей. Был виден только силуэт – статная фигура дамы в парике и длиннополом платье, на плече которой отчего-то сидел ворон. Ни лица, ни глаз разобрать было нельзя. Да и зеркало, в котором должен был отражаться портрет, ничего не отражало, его поверхность была черна как ночь, словно жерло колодца, ведущего в никуда.
«Как же мы будем вызывать Пиковую Даму, если в зеркале ничего не видно?» – раздосадовано сказал Коля, но у меня, признаться, готов был вырваться вздох облегчения. Вслух сказать я не мог, но про себя подумал тогда, что может из-за этого все обойдется и, просмеявшись для проформы, мы отправимся домой спать.
Но не тут-то было!
Мишка взял из рюкзака бутылку воды, намочил носовой платок и… Отражающая поверхность зеркала вновь стала таковой. Странно, но огонь не уничтожил его, только толстым слоем копоти и пыли закрыл это недремлющее око потустороннего мира.
«Смотрите! Портрет!» – крикнул Мишка.
Тут у меня даже волосы зашевелились от ужаса – в исторгнутом из небытия зеркале отразился тот самый фресковый портрет, что был похоронен под слоем гари, словно он только вчера был нарисован!
Черные, бездонные глаза, словно зев глубокого колодца, белое, густо напудренное лицо оттеняли ярко красные полные губы, по которым змеилась какая-то неприятная, издевательская усмешка, черно-белое пышное кружевное платье с фижмами, рискованно открытое на груди (что в нас, мальчишках, вызвало понятный трепет). В руках у нее – небольшая гитара или лютня (не помню уже), а на плече сидит ручной ворон с золотым ошейником и цепочкой. Пышный напудренный парик и треуголка, сзади – густой темный лес, у кромки которого сидит стая гончих. Но самое интересное, что небо на картине было ночное, а свет падал только от полной луны. На кого можно было охотиться ночью, зачем здесь гитара и при чем тут ворон в ночном ошейнике?
Но в тот момент мы об этом не думали. Женщина на картине была так очаровательна, что мы не обратили внимания на те зловещие признаки, о которых я упоминаю сейчас.
Это нас успокоило и мы решили приступить к нашему черному делу.
Достали свечи, второе зеркало, губную помаду (ее Мишка выкрал у пионервожатой) – все как полагается. Я настоял на том, чтобы начертить мелом круг.
Мишка со знанием дела нарисовал помадой на зеркале дверцу, лестницу, зажгли свечи, прикрепили жвачкой карту пиковой дамы к графининому зеркалу, а наше зеркало поставили так, чтобы был виден и портрет сзади. Не знаю уж почему, может, подсознательно не хотели упускать его из виду или…?
«Ну, все готово, айда, ребзя!»
Минутная стрелка показывала без пяти двенадцать.
Взявшись за руки, мы молча ждали, когда наступит полночь.
Чтобы хоть как-то отвлечься, я стал всматриваться в выстроенный нами зеркальный коридор. Говорят, что если поставить зеркала друг напротив друга и внимательно всмотреться, можно попасть в бесконечный мир зазеркалья и, если вовремя не остановиться, навсегда заблудиться там.
Я в это не верил, точнее, и не пытался проверять, но теперь, в темноте, при неверном колеблющемся свете свечей, мне казалось возможном абсолютно все. Найдя взглядом отражение нашего зеркала, я посмотрел через его отражение в отражение графининого зеркала, потом заставил себя найти опять наше зеркало…