Страница 8 из 42
— Извините меня, пожалуйста, — по обыкновению четко проговорил он и, высунувшись в коридор, крикнул что-то по-бирмански.
Прибежал Тимофей, тоже распаренный от кухни.
— Что случилось? — спросил он по-русски.
Но Ла Тун не дал ему продолжить. Полагая, что все случившееся является прежде всего внутренним делом бирманцев, он еще раз извинился перед нами и коротко изложил Тимофею суть дела — на бирманском языке, разумеется.
Возмущению Тимофея не было предела. Он охал, ахал, цокал языком, ходил вокруг поруганного хагеновского багажа, нагнувшись, рассматривал след и даже потрогал зачем-то ею пальцем.
Чтобы не мешать им обсуждать происшествие, мы с Инкой вышли на веранду и сели к круглому столу.
— Если они вызовут полицию, — сказала Инка, — не видать нам Маумагана как своих ушей.
Я промолчал. Соображение, высказанное Инкой, было совершенно справедливо: командующий сообщит нам, что не в состоянии обеспечить нашу безопасность даже здесь, в городе. Но давать какие-либо рекомендации Ла Туну мы не имели права: в данной ситуации именно он был хозяином, и никакого значения не имело то, что подорожная выписана на мое имя.
Судя по модуляциям, какое-то время Ла Тун и Тимофей упрекали друг друга в недостаточной бдительности. Да и не только по модуляциям: английские словечки так и мелькали в их речи.
Наконец Ла Тун вышел и, грузно, опираясь на край стола, сел в кресло. Лица его в темноте нам не было видно, но, когда он заговорил, по голосу чувствовалось, что он очень озабочен.
— Вы знаете, Александр Петрович, я должен посоветоваться с вами. Мы с Тин Маун Эем пришли к такому решению… но все зависит от вашего согласия. Когда все вернутся, мы попросим каждого хорошенько пересмотреть вещи и, если ничего существенного не пропало, сообщать в полицию не станем. Как вы считаете?
Мы с Инкой заверили его, что он может действовать по своему усмотрению. И в это время на дорожке между пальмами, ведущей к крыльцу, послышались веселые голоса наших поклонников монского бокса. Они еще обсуждали перипетии зрелища.
8
— Коллега Зо Мьин проиграл полторы тысячи къят! — поднявшись на веранду, сообщил нам Бени. — Можете его поздравить.
— Полторы тысячи — это пустяки, — нарочито равнодушным голосом возразил Зо Мьин. — Помнится, однажды…
— Я потерял больше, целых сто двадцать! — перебил его Тан Тун. — В процентном отношении к капиталу Зо Мьина это составило бы полмиллиона!
— Ну, конечно, полмиллиона… — пробормотал Зо Мьин, но по голосу его чувствовалось, что он польщен.
— Что удивляет, — вмешался Володя, — такие жестокие бои — и ни одного перелома!
— Хаген, а вы сколько потеряли? — спросил я, проходя вслед за остальными в номер. — Или сохранили благоразумие?
Оказавшись на свету, Хаген подслеповато поморгал и вяло проговорил:
— Самым благоразумным было бы остаться в Рангуне. Мне этот выход в свет обошелся в восемьсот эшкуду.
Хаген часто щеголял португальскими словечками, а слово «кьят», которое, кстати, много труднее произнести, чем прочитать в русской интерпретации, постоянно заменял на «луидор», «драхму» или что-нибудь другое, не менее экзотическое.
Тут взгляд его бегло скользнул по багажу и на мгновение стал очень даже осмысленным. Реакция герра Бооста была, впрочем, совершенно естественной: он, разумеется, заметил, что его вещи потревожены (было бы странно, если бы он сделал вид, что ничего не замечает), но из деликатности выказал полное равнодушие и даже постарался больше в ту сторону не смотреть. Возникшая пауза была полна значения далеко не для всех. Во всяком случае, Бени, Володя и Зо Мьин спокойно направились к облюбованным ими местам.
— Одну минуту, джентльмены, — сказал, проходя в центр комнаты, Ла Тун. — Попрошу пока ни к чему не прикасаться.
Я с изумлением отметил, что в Ла Туне пропадает незаурядный актер. Фраза эта была произнесена с такой интонацией, что все оцепенели. Хаген бросил еще один взгляд на свою сумку и усмехнулся.
— Джентльмены, — скрестив руки на груди, продолжал Ла Тун, — произошла неприятная история. В ваше отсутствие у нас в номере побывало неизвестное лицо. Появление Александра Петровича и Инны Сергеевны заставило его убежать через крышу.
Выстроившись вдоль дощатой стены, наши болельщики, как по команде, задрали головы.
— Ни фига себе… — пробормотал по-русски Володя. — Отличное начало, — сказал Бени.
— Я всегда говорил, что в Тавое опасный народ! — заметил Тан Тун. — Придется всю ночь дежурить по очереди.
— Каждую ночь, — уточнил repp Боост. Похоже, эта история очень его развлекала.
— А что, многое пропало? — с беспокойством спросил Зо Мьин.
Я в это время, к стыду своему должен признаться, смотрел на его ноги. Зо Мьин был в новехоньких, слегка, впрочем, припорошенных пылью, коричневых кожаных полуботинках на тонкой подметке. Где он достает такие ботинки в Рангуне — уму непостижимо. А след на матрасике был отпечатан мягкой крупноребристой подошвой.
— Вот в этом мы сейчас и должны разобраться, — сказал Ла Тун. — Посмотрите на свои вещи, господа. В таком ли виде вы их оставляли?
— Нет, не в таком, — жалобно проговорил Володя. — Моя сумка лежит на боку… Но она была закрыта на ключ. И потом…
— Прекрасно, — остановил его Ла Тун. — А что вы скажете, герр Боост?
Хаген помедлил, пошевелил ногою свои пакеты.
— Такин, я очень рассеян, — ответил он. — Впрочем, похоже, что кто-то интересовался моими вещами. Но ничего не унес.
— Посмотрите повнимательнее, пожалуйста.
Зо Мьин и Володя кинулись к своим пожиткам. Бени поднял сумку, небрежно в нее заглянул и, пожав плечами, поставил на место. Надо сказать, при этом он был очень задумчив. Тан Тун также без энтузиазма пошарил в своей матерчатой сумке, висевшей на дощатой стене, открыл ключом фанерный чемоданчик, тем же ключом — еще одну сумку, похожую на хозяйственную. Складной мольберт он изучил самым тщательным образом и отошел к стене очень довольный Картоны, краски и кисти здесь, в Бирме, очень недешевы, а холсты вообще невозможно достать. Холсты, свернутые в трубку, были у Тан Туна на виду: он тщательно приторочил их к чемоданчику.
— Все цело, — сказал Хаген, закончив осмотр. — Ни одного пиастра не пропало.
— У меня тоже! У меня тоже! — в один голос произнесли Володя и Зо Мьин.
— Ну и слава всевышнему! — с облегчением произнес Ла Тун. — Остается один вопрос: будем ли мы ставить в известность полицию?
— А как же иначе! — воскликнул Зо Мьин. — Вы думаете, потрогав наш багаж, они успокоятся? Да они последуют за нами до Маумагана и там свое возьмут. Пусть полиция примет какие-то меры. У меня есть друзья в муниципалитете.
— Пусть лучше твои друзья помогут нам выбраться к морю, — сказал Тан Тун.
Решение было единодушным: принять случившееся к сведению, но в полицию не сообщать. Зо Мьин, пробормотав себе что-то под нос, с этим смирился.
— В таком случае, господа, — торжественно произнес Ла Тун, — забудем все проблемы — и давайте ужинать!
Это предложение было встречено с ликованием. Даже Володя, поломавшись немного в угоду своим биологическим предрассудкам, признал, что он ужасно проголодался.