Башня

А «террорист» – это приговор. Пожизненный. Террорист – это рудники или обслуживание радиоактивных могильников. Или спецтюрьмы в Белом море. По-любому это смертный приговор. Только приведение в исполнение отсрочено, растянуто на годы.

В телевизоре начался рекламный блок. Ксения Собак рекламировала новинку – надувную куклу с ее лицом. Ксения подмигивала и говорила: у нее не только фэйс точная копия моего. Но и все остальное… Ты понимаешь?

Иван щелкнул пультом, экран погас. Закурил… Так, нужно уходить. Нужно быстро отсюда уходить. Прямо сейчас. Немедленно… Спокойно! Спокойно, не паникуй. Тот, кто поддается панике, совершает ошибки. И обязательно проигрывает. Лучше давай-ка проанализируем ситуацию. Итак, с того момента, когда случилось, прошло примерно три с половиной часа. Какое-то время потребовалось, чтобы разобраться что, кто и как. Может, полчаса. А может, пять минут. Ведь чего тут разбираться-то? Достаточно просмотреть запись, сделанную камерой этого капрала, и получить массу информации: фото, приблизительный рост, во что одет. Хорошо еще, что я оставил машину на той стороне железки. Ведь если бы я поставил ее на стоянке, то они смогли бы отследить номер машины. В этом случае меня бы уже допрашивали в «гестапо»… Но пока ты на свободе, не все потеряно – думай!.. Итак, они «зацепились» за мое фото примерно три часа тому назад. Плюс-минус… Какое-то время ушло на доклады начальству, приблизительную оценку ситуации, и вообще в таких случаях неизбежна некоторая неразбериха. Потом, после докладов и согласований, они передали фото на телевидение. Там тоже провели какие-то свои согласования. И только после этого мою морду показали всему Северо-Западу. Сколько народу увидело этот сюжет? Десять тысяч человек? Сто тысяч? Триста? Ну и что? Ты не Петросян, не Галкин и не Ксюша Собак, чтобы тебя все знали… Но уходить все равно нужно.

Иван встал, подошел к окну и выглянул на улицу. Кажется, все как всегда…

Он запустил руку за батарею, пошарил там и выудил старую, потертую барсетку. Дунул на нее – вспорхнуло облачко пыли. Иван присел к журнальному столику, вжикнул молнией. Вытащил заклеенный скотчем конверт, маленькую открытую кобуру с торчащей наружу деревянной рукояткой и плоскую коробочку. Он достал из кармана складной нож, открыл короткий клинок и вскрыл конверт. Там лежала нетолстая пачечка денег – доллары, евро, рубли. Не глядя, он разделил пачку пополам, сунул в нагрудные карманы рубашки. Туда же, в нагрудный карман, положил плоскую коробочку. Он расстегнул ремешок кобуры, вытащил короткий двуствольный «дерринджер». Большим пальцем нажал на рычаг затвора. Блок стволов откинулся, обнажив донышки патронов. Иван подумал: в сущности – хлопушка. Годится разве что отбиться от шпаны. Но другого нет… Он захлопнул стволы, сунул пистолет в карман куртки. Кобуру сунул в другой карман.

Иван обвел взглядом комнату. В этой квартире он прожил семь лет – мать подарила, когда он ушел со службы. К тому времени мать уже давно выставила отца и жила со своим новым трахалем – брутальным красавцем моложе ее на двенадцать лет. А тут вернулся Иван. Жить ему было негде, и он, конечно, поселился у родной мамы. Вскоре стало понятно, что он мешает матери наслаждаться жизнью. Да и ему самому было противно слушать стоны матери каждую ночь – молодой трахаль честно отрабатывал свой кусок сытой жизни… В общем, мать расщедрилась и купила Ивану эту квартиру. Всем – Ивану, матери, трахалю – было понятно, что мать купила не квартиру для сына, а комфорт для себя. Иван быстро переехал в эту однокомнатную конуру на Гражданке. И ему здесь понравилось. С тех пор утекло много воды и район потихоньку превращался в гетто…

Иван поднялся – пора. Он повесил на плечо рюкзак, вышел в прихожую и прильнул к глазку. Несколько секунд рассматривал лестничную клетку, потом долго вслушивался. Кажется, все спокойно… Он вышел из квартиры, аккуратно прикрыл дверь и вытащил из кармана ключи. Потом подумал: зачем, собственно? Навряд ли он сможет когда-нибудь вернуться сюда… А если сможет, то это произойдет не очень скоро. Иван усмехнулся и пошел по лестнице вниз.

Он вышел из подъезда, остановился. Шаман в голове молчал. Был солнечный и ветреный день. Ветер гнал пыль, прошлогодние листья и мусор. Делая вид, что прикуривает, Иван осмотрелся. В помойке рылись бомжи, на них тявкали две собачонки. Собачонки эти крутятся здесь постоянно и считают бачки своими. У ларька сидели на корточках трое понятного типа мужиков, пили пиво, гоняли по кругу самокрутку. Ветер доносил запах конопли… В стороне, возле «Волги» без колес, стоял Боря-в-Авторитете, смотрел по сторонам. В-Авторитете увидел Ивана, подошел:

– Здорово, Иван. Я в авторитете.

– Я знаю, Боря, – ответил Иван. – Уважуха.

Он пожал Боре руку и угостил его сигаретой.

Боря расцвел:

– Будут какие наезды – ты только скажи, брат. Я всех завалю на глушняк… У меня, брат, – Боря значительно подмигнул, – тэтэха есть.

Иван понимающе кивнул, сказал:

– Спасибо, Боря. Тэтэха – это круто. Уважуха. Если будут проблемы – обращусь к тебе.

Когда-то Боря действительно был крутым пацаном. Потом загремел по вымогалову, получил пятерку. Отсидел, вернулся. Пока сидел, тут многое переменилось, а Боря этого не понял. Он опирался на старые понятия, а его избили подростки. Били бейсбольными битами. Били так, что у Бори раскололся череп. Вот после этого он и стал Боря-в-Авторитете. Иван дал ему закурить и пошел прочь.

– Ты только скажи мне, брат! – кричал Боря вслед. – Ты слышишь, брат? Не забудь.

Иван уходил, сжимая в руке рукоятку пистолетика.

– Я в авторитете, брат… я в большом авторитете! – кричал Боря.

Иван прошел около километра, свернул во двор и присел на скамейку… Ну вот, уйти тебе, кажется, удалось… А что дальше? Куда теперь? К матери? Но к ней к первой придут. Как только меня установят – а теперь непременно установят, это всего лишь вопрос времени, – так к ней и нагрянут. К матери нельзя. К Лизе? Нет. Нет, ни в коем случае… А кто еще? К кому можно обратиться за помощью?.. Иван вытащил из кармана телефон, открыл «записную книжку», начал «листать». Саня Иванов? К черту. Саня – мужик неплохой, но трепло и бухает крепко… Колян? Колян тоже бухает… Мухин? Когда-то был надежным парнем. Абсолютно. Да ушел в бизнес. У него теперь разговоры только про бабло. А если человек все меряет баблом, то… В общем, нельзя к нему… Серега Слон? Слоняра – человек. Слоняра всегда поможет. Да только он осел в своей Сорта-вале, до него еще доехать надо… А больше и нет никого. Ни дальних, ни ближних.

Иван положил телефон в карман. И вдруг пронзительно четко осознал, что ему действительно не к кому обратиться за помощью. Это было страшное открытие.

Он сидел на скамейке, курил. Был солнечный день. Ветер гнал легкие перышки облаков по небу, а по асфальту мусор, маршрутки и маленькие пылевые смерчи… Иван осмотрелся. Сушилось белье на веревках. Громко кричали смуглые дети в песочнице. За ними присматривала толстая усатая женщина в ярком хи-джабе. Она сидела на качелях, покачивалась. Качели скрипели.

Ивану стало тошно… тошно, тошно. Он прикрыл глаза, как делал это в детстве, когда хотел спрятаться, отгородиться от внешнего мира. Но, как и в детстве, отгородиться не удалось. Мир присутствовал в виде звуков. Сигналили маршрутки на проспекте Науки, кричали на своем языке дети в песочнице, скрипели качели под толстым задом тетки в хиджабе, звонил телефон… хлопнула дверь подъезда, залаяла собака, завизжали тормоза на проспекте… и звонил телефон… Иван понял, что телефон звонит у него. Он открыл глаза, несколько секунд размышлял: ответить или нет? – и вытащил аппарат из кармана. Он посмотрел на дисплей: конфликтный номер. Ну что – ответить? Телефон надрывался, Иван нажал кнопку и поднес аппарат к уху.

– Иван, – произнес голос Петровича в трубке, – Иван, тебя по телевизору показывают.

– Я знаю.

– …твою мать!

Иван промолчал.

– Ты где сейчас? – спросил Петрович.