Страница 21 из 129
Неудача - это не вариант для меня, но и успех тоже, когда я застряла между разными и часто удушающими стремлениями моих родителей.
У меня сводит живот, когда я заезжаю на парковку, решив припарковаться сзади, где кусты и деревья обеспечат мне уединение. Мне нужно положить трубку, пока она не придралась к тому, как я дышу.
Как зуд, отчаянно нуждающийся в царапине, голос кричит мне, чтобы я его уничтожил.
-Мне нужно идти, я собираюсь познакомиться со своими новыми соседями по комнате, - говорю я ей.
Ее взгляд смягчается, впервые она смотрит на меня не осуждающе с тех пор, как я ответил на ее звонок.
-Ты же знаешь, что я люблю тебя, правда, дорогая?
Вообще-то, да. Во многих отношениях моя мама хороший родитель, просто она не заинтересована в том, чтобы разорвать порочный круг поколений. Она воспитывает так, как ее воспитывали, когда критика затмевает комплименты, а эмоциональный интеллект высмеивается как нечто, присущее только хиппи.
- Я тоже тебя люблю.
Повесив трубку, я кладу голову на руль и пытаюсь отдышаться. Я пытаюсь игнорировать зуд, который ползет у меня под кожей, игнорировать голос в моей голове, который запугивает и контролирует меня, извергая в мой адрес ненавистные слова, как какой-то темный монстр, но уже слишком поздно.
Я бессилен сопротивляться этому.
Это завладевает моими рациональными мыслями, отталкивая настоящую меня на задний план, когда я снова погружаюсь в это.
Я выхожу из гольф-кара и оглядываюсь по сторонам. Я с трудом могу заниматься этим со своими новыми соседями по комнате наверху. Справа от меня есть несколько кустов. Здесь никого нет, никто меня не видит.
Я бегу к кусту и опускаюсь за ним на колени. Мне больше не нужно засовывать пальцы себе в горло, чтобы сделать это, но я все равно это делаю.
Я бесстрастно наблюдаю, как бургер и картошка фри легко поднимаются и падают на траву подо мной. Я снова начинаю, желая, нуждаясь в этом. Я преодолею головокружение. У меня наверху есть овощи и курица, которые я могу съесть, если понадобится. Кислота обжигает мне горло, и желчь душит меня. Я захожу снова. Что-то мокрое попадает мне на щеку, и я вытираю это тыльной стороной ладони.
Облегчение длится недолго и быстро смывается сокрушительным стыдом. У меня нет времени предаваться этим мыслям, не тогда, когда я должна идти знакомиться с девушками. Лезу в свою спортивную сумку, достаю пачку жвачки и жую одну, чтобы избавиться от кислого привкуса во рту.
За дверью я перевожу дыхание, чтобы прийти в себя. Я смотрю на себя в камеру телефона. Я удивляюсь, почему никто другой не может сказать, насколько я сломлена, когда для меня это так болезненно очевидно.
Я изображаю счастливую улыбку и открываю дверь.
Я захожу и вижу брюнетку, обнимающую мою лучшую подругу, в то время как вторая девушка с серебристыми волосами говорит: - Серьезно. Ты была великолепена, Сикс!”
Я слежу за тем, чтобы моя улыбка была на месте, когда подхожу к ним.
- Мы уже лучшие друзья?
Глава 10
Нера
В первый раз, когда я заставила себя блевать, мне было пятнадцать.
Мы с мамой весь день ходили по магазинам в Цим Ша Цуй в поисках идеальных вечерних платьев для нас обеих, чтобы надеть их на благотворительный вечер в эти выходные.
Для нее это должно было быть достаточно сексуально, чтобы привлечь деловых партнеров моего отца, показав, насколько красива его жена, не переходя на территорию распутства. Привлечение внимания, но не превращение ее в центр внимания, потому что женщина не должна была затмевать своего мужа.
Сколько я себя помню, моя мама не съедала больше половины грейпфрута на завтрак, салата без заправки на обед и чая с лимоном на ужин, так что в тот день каждое платье сидело на ней идеально. Мы довольно быстро нашли подходящее, красивое зеленое платье от Valentino, и все же я заметила неуверенность на ее лице, когда она надевала его. Она безжалостно разглядывала в зеркале свои видимые недостатки.
Нам нужно было следовать аналогичному набору критериев и для моего платья. Я помню, как пробежалась пальцами по десяткам платьев, которые подобрал для меня стилист, пока не остановила свой выбор на красивом красном атласном платье Marchesa.
Я примерила его, и мне понравилось, как оно на мне сидит. Я вышла показать маме, взволнованная ее реакцией на это.
Я помню, как она оторвала взгляд от телефона. Как расширились ее глаза, а затем в них появилась жалость. Не произнося ни слова, я могла точно сказать, о чем она думала – о том, что ткань подчеркивает выпуклость моего живота, что изгибы бедер создают несовершенный силуэт, что вырез "сердечком" подчеркивает лишнюю кожу на моих руках.
Она открыла рот, чтобы что-то сказать, подумала и в конце концов остановилась на: - Не волнуйся, дорогая, мы можем составить план, чтобы твое увеличение веса не вышло из-под контроля.
Я была в разгаре полового созревания и неуклюже врастала в свое тело, как любой подросток.
Платье было шестого размера.
Тошнота подступила к моему горлу от того, как она смотрела на меня. Я больше никогда не хотела, чтобы она так смотрела на меня, как на уродливую.
- Черный”, - добавила она. - Мы должны найти тебе что-нибудь черное”.
Итак, у нас было.
Более цветастое, менее облегающее черное платье.
Как только мы оказались дома, я бросила сумку с покупками в своей спальне и побежала прямо в ванную. Я сняла с себя всю одежду и встала перед зеркалом, где корила себя и свое тело за все его грехи.
Слезы тихо текли по моему лицу, когда я проклинала свои неразвитые руки, свой дряблый живот и свои трогательные бедра. Я схватила самые мягкие части себя между сжимающими пальцами, дергая и причиняя себе боль, как будто могла оторвать их от себя одной лишь силой воли.
Я даже не пыталась заставить себя блевать. Питаемая моей ненавистью к себе, она вырвалась из меня сама по себе, заставив меня отвернуться от зеркала и упасть на колени, схватившись за унитаз.
Это было легко, и облегчение пришло мгновенно и шокирующе. Я сбросила тяжесть со своего тела и почувствовала себя физически и эмоционально легче, мгновенный эффект был подобен приливу наркотика. Глядя вниз на эту отвратительную кучу наполовину пережеванной пищи, ощущая запах кислоты, от которого меня почти угрожало снова стошнить, я почувствовала, что очистила себя от омертвевших тканей, которые она увидела и захотела убрать, когда посмотрела на меня.
Я пристрастилась к этому чувству, к возможности контролировать это так же, как я контролировала любую другую часть своей жизни. Видеть, как убывают цифры на шкале. За то, что одежда становится свободнее на моих бедрах. За то, что я чувствую, как ее взгляд становится мягче по мере того, как я становлюсь меньше.