пыль

Клим передал трубку парню. Тот сбросил номер.

- Видишь «тарзанку?» - парень выставил палец. Прямо по его направлению болталась верёвка с толстой короткой, полированной палкой на конце.

- Да тут и прыгать с неё некуда, - удивился Клим.

- Она и не для этих целей, - усмехнулся Саня. - И ты здесь не просто так, может, богом мне послан, а может, ты и есть сам бог. Вот и ты напоследок меня не выслушал. Значит, достаточно сильно я наследил. А эти, - он кивнул на телефон, - может, и не найдут. Хотя найдут. Даже охота чтоб нашли.

Клим ничего не понимал и решил сконцентрироваться на пиве. Он допил банку. Вкус её напоминал мокрый картон.

- Смотри, - привлёк его внимание парень. Он достал нательный крест — почерневшее серебро со светлыми вмятинами по сторонам. - Здесь раньше Спаситель висел, да отвалился весь. Вот так.

- Я в реке плавал, - продолжал он. - Недалеко, выхожу, а он с креста прыг в воду. Я рукой до дна шарил, да не нашёл. Так и утонул. Распяли, да ещё и утонул. А ты говоришь. Я никогда ничего не носил, ни на шее, ни на одежде: нигде. Ну может, кроме октябрятского значка в школе. Пионером не был, не приняли. Так вот, а в том значке октябрятском что изображено? Там в нимбе белом лицо ребёнка без зрачков, как на иконе. Вот и думай, кто там — Ленин, или Иисус. А из круга пять треугольников выходят...

Тут с берега показались пятеро. Двигались неспешно. Подошли, поздоровались за руку с каждым. Один подошёл к «тарзанке» вытащил палку. Веревка поддалась. Он покрутил около узла и словно фокусник на детском утреннике, убрал руки: на этом месте вместо деревянного обрубка уже зияла петля. Клим замер, как внезапно вставший суслик в поле, с другой стороны, понимая, что их двое, а двоих в петлю не всунуть.

Он почувствовал, как потеют ладони, чем-то клейким. В одну ладонь ему уткнулся телефон.

- Тихо! - зашипел Саня.

Клим взял два пива из упаковки, встал и пошёл прочь. За ним никто не последовал. В начале пути, казалось, его спину кололи взгляды, наполненные сомнением в его безучастности к происходящему. Подспудно он понимал, что второй труп только усугубит их положение. Сознавая, что ужасно наследил на поляне и искать будут именно его, Клим громко выругался и ускорил шаг.

После примерно часа пути на мобильный парня позвонили, на экране показало имя вызывавшего: «Бобёр». Клим сбросил звонок, вытащил СИМ карту и убрал в карман. Покопался в настройках телефона: это был простенький бюджетный смартфон. В правом углу индикатор заряда: всего одна палка. Клим экономно отключил устройство и прибрал в карман.

Еле-еле к вечеру он вышел на тропу. Она извивалась, огибая препятствия: овраги, ручьи, останки животных. Шла по плешам лесным. Нелогично, не прямо. То в самый бурелом, то в заболоченные топи по колено. То в овраги, которые невозможно обойти, то упиралась в скопления деревьев, то в горку одинокую, по обеим сторонам, пологую, но обязательно так, чтоб измотать человека.

Серело вокруг. Клим устало присел на пень. Достал смердящее бумагой злосчастное пиво. Открыл и несколько раз глотнул, без удовольствия. Коряво и наискось цепляя горло и пищевод: эта жидкость прошла в него, раздирая внутренности, вывихнув их сухим глотом, колоброженным спазмом выдавливающем наружу икоту. Ноги наливала кисельная мякоть того же сырого картона. Идти никуда не хотелось. Из заднего кармана он достал измочаленную от сидения пачку сигарет. Внимательно ознакомился с последствиями их употребления во всей красе. Ему досталась слепота с размытым голубоватым глазом и выступающими капиллярами наружу, так откровенно, что захотелось умереть именно от этого.

Он разулся, завернул штанины, обнажив щиколотки, устало сполз с пня на траву, решив так и заночевать. По лодыжкам и лицу тут же закопошились вездесущие муравьи, старательно изучая сие препятствие. Жуки-пожарники из изрешечённого норами пня щекотали уже под одеждой. Лес готовился к ночи: где-то ухало, где-то сверчало, где-то шелестело. Он закрыл глаза и расслабил челюсть. Слюна свесилась.

В этот короткий сон Климу явился этот, будь он неладен, грёбаный Саня со своим затхлым пивом. Он протянул ему вощёный бумажный стаканчик с блядским пойлом, придающим тот самый картонный привкус напитку. Они бродили по районам города. Они собирали монетки, шпонки для рогатки, шайбы для болтов, начинающие спираль гроверы и канцелярские кнопки с высунутыми языками из своего центра.

- Знаешь, - говорил Александр, - я видел его. Он огромный, скошен на бок, и у него там карман. А в кармане такие же мелкие, как мы, ремесленники: один кузнец, второй чеканщик, третий — кидала. Капает мелочь металлом с кармана. И то, что упало, приносят ему обратно такие, как мы. Чтобы кузнец не замёрз, чеканщик не ослабел, да кидала, чтоб не промахнулся. А мелочи знаешь, сколько раскидано? Однако не замечают её те, у кого шея болит. Вот и моя заболела, и вниз не взглянуть. Затекла, поломалась. И сырца у нас полные ладони. Но снести его некуда. Значит, надо Ему бросить и дальше собирать.

Лязгнуло по асфальту дождём плавленого металла. Встало солнце и своими масляными лучами вышло из берегов. Шкворчало металлическими котлетами юбилейных червонцев. Раскалённый рак высунул свои длани из полыхнувшего светила, вырезая заготовки постоянно клинящими клешнями, которые стоило бы смазать, чтоб не оглохнуть от скрипа. Треснул гром, будто перекушенная гренка. Жевало унылым дождём, клевало молотом, оставляя за собой остывающие монеты.

Климу показалось, что он проснулся. На его лице отпечаталась рука, положенная под голову. К ней, саржевый узор рубашки на щеке, бродящий лабиринтами, из которых нет выхода; и отлежалая своё лицо прессформа для изготовления копеек.

Он пробовал на руку россыпь этой мелочи, пробовал на зуб. Всё фальшиво! Вокруг сновали зеваки. Из их карманов торчали наспех понапиханные измятые купюры, которые не примет даже безразличный банкомат. Посреди этой сутолоки стоял мужик богатырского телосложения, ничем не примечательный, с закатанными рукавами косоворотки по локоть.

- Подходи, народ приметный.

Начекань себе монеты! - голосил он из окладистой бороды.

- Давай попробуем, - предложил Клим. Они подошли ближе.

- Ну, господа, какую копейку желаете? - басил богатырь.

- Самое раскупаемое у вас, - ответил Клим.

Мужик оглядел их отдельно, оценивающим взглядом пробежал по Сане.

- Будет тебе царской чеканки, - обратился он к Климу. - А для тебя у меня уже есть, - он достал два жетона на метро и передал парню. - На глаза положишь. - Тут он громко засмеялся. Стало жутко.

- Пошли отсюда! - скомандовал Саня. Они быстрым шагом удалились прочь.

- Так, может, пива ещё купим? Только свежего, холодного, баночного, железистого такого, настоящего, - предложил Клим, ему стало как-то не по себе.

- Так, - ответил парень.

Взяли пиво. Сразу выпили. Клим закурил. С его рта полез вверх дым, образуя кучные облака, будто в небе накашляли. Это небо и оказалось кашлем Клима. С каждым спазмом перхания его раздавало вверх. Он сплюнул. Слюна его вязкая, медленно спускалась всё ниже и ниже, там, где уже была не видна. Клим особо и не смотрел вниз от испуга. Он с детства боялся высоты.

- Прибери слюну, - откуда-то снизу потребовал Саня.

- Я сплюну, - сказал Клим.

- Нет, прибери! - требовал он.

Клим всосал слюну обратно. На её кончике, свёрнутой в петлю, болтался парень. Клим сплюнул. Сплюнул парня, собственно слюну, сигаретный смог, что-то из желудка, перегар, сгусток гайморита: всё это шлепнулось на асфальт и поплыло по луже в канализационный люк. Клим вытер рот.