Ганнибал, сын Гамилькара

– Давайте туда, – сказал Гэд, – там выше. Оттуда будет виднее.

Рутта не понимала, зачем надо повыше и что будет виднее. Воинов видимо-невидимо. Они устроились на холмах, весело переговариваются – ведь альпийские тяготы позади, под цизальпийским небом тепло и сытно.

Бармокар только сейчас заметил, как изменилась его подруга: похудела, вокруг глаз – лиловые круги, щеки утеряли свежесть. Да, переход дался непросто… Но, слава богам, она жива, она даже весела, сохранила свою пылкость. И это большое счастье. Скоро, наверное, она сможет снять эту ужасную азиатскую одежду и снова стать неотразимой Руттой, той самой, которая и мертвого оживит, коли захочет…

Гано Гэд поднимался все выше.

– Не довольно ли? – спросил Бармокар.

– Следуйте за мной, – сказал Гэд.

– Что же все-таки будет? – любопытствовала Рутта.

– Чего не знаю – того не знаю. А вот и Ахилл, – обрадовался Бармокар, – он все знает. Ахилл, наш индус хочет знать, что за зрелище ждет нас.

Грек поманил их к себе:

– Ви знаешь, как забавляет этруски?

– Кто это? – вопросил Гано Гэд.

– Кто? Народ такая. Римская соседи.

Бармокар почесал затылок. Проговорил:

– Этруски… Этруски… Что-то припоминаю. Это их гладиаторские игры?

– Во! – обрадовался Ахилл. – Ты молодца, Бармокар! У тибе гольова как у афинянина – тозе умный. – Он обратился к индусу: – А у вас есть гладиатора?

Рутта отрицательно покачала головой.

– Ти совсем молодой, – сказал грек. – Мозет, снают, а ти не снаешь. Это проста, когда чиловека ничего, кроме слонов, не снает. Верно говорю?

Гэд и Бармокар не поддержали его. Гэд сказал:

– Оставь в покое Индию. Скажи лучше, что будет на этом поле.

Ахилл сказал по-эллински:

– Хорошая забава будет. Великий Ганнибал пожелал: «Хочу, чтобы мое войско повеселилось». А как веселиться? Лучшее веселье – этрусская игра. Скажу какая: один стоит здесь, а другой – там. – Ахилл показал рукой, кто где становится. – Потом один берет меч или вот такой нож. И другой тоже. Они начинают драться. Долго дерутся. Иногда совсем недолго. Если один упадет, но еще дышит, другой вонзает меч в самое сердце. И все очень веселятся. Хлопают в ладоши и кричат.

Индус в ужасе прикрыл ладонью глаза.

– Что? – удивился грек. – Разве страшно?

– Противно, – хрипло проговорила Рутта.

– Совсем еще мальчик! – пожалел индуса Ахилл. – Когда будешь настоящий мужчина – полюбишь этрусскую игру.

– Никогда! – запальчиво воскликнул индус.

Грек поразился:

– Какой нервный! Как девица!

В это время с особой силой заревели трубы. Словно азиатские буйволы. На середину поля – на обозрение всей гогочущей солдатни – вывели связанных попарно пленных, захваченных в Альпах. Их морили голодом, жаждой, холодом. Всю дорогу свистели над их спинами бичи. И жизнь стала бременем для них, освобождение от которого явилось бы величайшим благом. Сто пар несчастных, влачащих отекшие ноги, выгнали на зеленое поле… Бичами их сгрудили в тесный круг.

Между тем во все концы огромного импровизированного амфитеатра понеслись всадники. Каждый из них занял свое место и обратился с краткой речью к солдатам. Один из всадников – шустрый ливиец – остановил своего коня против того места, где толпились пращники на отлогом холме.

– Воины! – зычно выкрикнул всадник. – Я передаю вам слова нашего великого, непобедимого и победоносного вождя. Он говорит: «Я желаю, чтобы мои воины, преодолевшие несказанно тяжелое горное препятствие, посмотрели веселое зрелище, набрались сил и бодрости перед тем, как вступить в проклятый город Рим и добыть для себя несметное богатство». Так говорит наш Ганнибал. Смотрите: вон там, на поле, двести пленников. Они удостоились этой особой чести по жребию. Каждому из них будет вручен меч. Перед каждым будет вооруженный противник – его соплеменник. Победивший в единоборстве получит полную свободу, полное вооружение, коня и пищу на целую неделю. И он сможет направиться куда пожелает…

– А тот, кто погибнет? – прошептала побелевшая Рутта.

Бармокар сурово взглянул на нее.

– Не болтай, – сказал он. – Воин не смеет задумываться и сомневаться. Это тебе не Индия.

– Итак, – продолжал всадник свою громкую речь, – оружие в руках героя окажется освободителем. Ибо герою нет пути назад, кроме как через сражение, притом победоносное.

Тут всадник огрел коня плетью и помчался по полю туда, где под голубым шатром находился Ганнибал со своими военачальниками.

– Сюда идут, – сказала Рутта.

– Это пленные, – пояснил Гад.

– Они будут биться, – сказал Ахилл. – И мы сейчас увидим настоящую этрусскую забаву. – Он потер от удовольствия руки.

Бармокар крепко сжал хрупкую ладонь Рутты и проговорил, чтобы слышали и другие:

– Да, это забава для настоящих героев.

Ахилл посмотрел на него и согласно кивнул. Гэд был увлечен происходящим и не обратил внимания на слова своего друга.

Совсем близко от пращников двух пленников остановили, дали им вина из фляги, сняли с них оковы, предоставили возможность поразмяться. Это были люди, и они были полны решимости победить и добыть желанную свободу. Надсмотрщики вручили им оружие и отошли в сторону.

Пленники сбросили с себя лохмотья, и их полуголые тела засверкали, как снег на ярком солнце. Галлы набирались сил, размахивая мечами перед боем.

– Смотрите, – сказал Ахилл, – как они готовятся, с каким воодушевлением.

– Почему? – спросила Рутта.

Грек пояснил:

– Этот, который ближе к нам, у которого короткие ноги и длинная шея, и тот, который подальше от нас, у которого руки длинные, и плечи широкие, и ноги крепкие, – оба они думают так: «Я ничего не имею против моего невольного врага, но я хочу жить – значит, я должен умертвить стоящего против меня. Зарезать, попросту говоря, и обрести свободу».

Рутта затаила дыхание.

– И они оба, – продолжал Ахилл, – думают так: «Если умру и останусь на этом поле – избавлюсь от великих мук и страданий. Зачем мне жить, если я мучаюсь и страдаю?» Так думают они оба…

– Ты разговаривал с ними, что ли? – спросил Гэд.

– Зачем? – Ахилл поднял вверх указательный палец. – Каждый грек имеет свою голову. Я скажу так: эти галлы будут драться. Один из них умрет, другой будет жить. А что это для нас? Вы об этом думали? А? Тебя спрашиваю, Гэд! И тебя… – Ахилл уставился на индуса.

«Что-то подозревает этот хитрец…» – вдруг испугалась Рутта.

– А что тут думать? – буркнул Бармокар. – Только дурак не понимает. У нас тоже есть голова.

– Есть? Тогда скажи.

Бармокар сказал:

– По правде говоря, это этрусское представление не столько для них, – он кивнул на поле, – сколько для нас. Скажу, как это понимать: у нас – у тебя, у него, у меня – только один выход: сражаться. Другого пути нет. Нам говорят: вы в западне. Хотите на волю? Идите на Рим…

– Кто говорит? – резко спросил Гэд.

– Не знаю кто. Наверно, эти, которые с мечами пойдут друг на друга.

– Чепуха! – Гэд сплюнул.

– У него есть голова, – похвалил Ахилл Бармокара, – он видит на глубину семи локтей. – Грек пальцем указал на землю. – Все знает Бармокар. И я тоже скажу: у нас один путь – на Рим. Кто пойдет назад через Альпы? Кто пойдет на запад через Пад и Тицин? Там же Сципион! Дорога одна: на юг! Хочешь жить – иди на юг.

– И пойду, – мрачно заявил Гэд.

– Мы тоже, – поспешил грек.

– А ты, индус? – сказал Бармокар.

– Я – как все. На юг – пойду на юг! У нас есть еще слоны. Правда, их всего три, но все-таки есть. Они разнесут Рим на части.

– Молодчина! – восхитился Ахилл. – Такой хрупкий и маленький, а дух сильный. Вы все такие в Индии?

– Все, – сказала Рутта.

– Недаром Македонец стремился в Индию. У него была умная голова. Он был большой человек. Настоящий грек.

– Ганнибал выше, – заметил Гэд.

– Да, да, – поспешно согласился Ахилл.

– Смотрите же! – вскрикнула Рутта.

– Что за писклявый голос, – возмутился Ахилл.