Страница 2 из 13
В честь столетия старейшей жительницы не только пригородного поселка Приозерного, но и всего Екатеринодара, из краевого центра прибыли представители муниципалитета и даже один из заместителей губернатора, ответственный за культурно-массовые мероприятия. Разумеется, полно было журналистов – и газетчиков, и радийщиков. Нашего брата телевизионщика тоже хватало. Не упустив возможности получить хорошую рекламу, слетелись спонсоры: банкиры, торговый люд, политики.
Перед объективами видеокамер и фотоаппаратов бабусю буквально завалили подарками. Тут вне конкуренции оказались городские власти, щедро одарившие уважаемую именинницу квартирой в Екатеринодаре – в блочном доме стандартной планировки, в спальном микрорайоне, на девятом этаже, но зато трехкомнатной! Отдельной! С удобствами! Причем старушке полагались персональные апартаменты, комната с балконом, и некая строительная фирма в качестве собственного подарка уже успела сделать там ремонт.
Впрочем, эффекта неожиданности сообщение о щедром даре властей не имело, потому что информация распространилась заранее, представителей СМИ пресс-служба администрации даже загодя снабдила схематическим планом презентуемой квартиры и цветными фотоснимками бабулиной новой комнаты с евроремонтом. По осени предстояли очередные выборы в местные органы власти, и столетний юбилей потомственной казачки Спиногрызовой удачно вписался в предвыборную кампанию.
В общем, квартиру вроде подарили. Почему «вроде»? Потому, что пришлось поверить властям на слово, так как свидетельство о госудрственной регистрации права собственности бабе Капе пока не вручили. Уполномоченный даритель очень сокрушался, что не может сей же момент выдать юбилярше эту важную бумажку с печатями, так как краевое учреждение юстиции регистрирует права на недвижимое имущество в течение месяца.
– Закон суров, но это закон! – извиняясь, развел руками административный дядя.
– Закон что дышло! – громко напомнил несносный Конопкин. – Куда повернешь, туда и вышло!
В толпе одобрительно зашумели.
Благодарно кивнув Генке, словно тот подсказал ему нужную реплику, начальственный товарищ «по секрету» поведал сотне присутствующих, что предприняты все меры, чтобы в порядке исключения максимально форсировать процесс внесения соотвествующей записи в Единый государственный реестр прав на недвижимое имущество. Мы так поняли, что чиновники это сделают в ближайшее время, буквально – ручки в чернильницы обмакнут и сразу все, что нужно куда надо, и запишут.
– Через два-три дня гербовая бумага с печатями будет у вас на руках, – во всеуслышание заверил даритель благосклонно кивающую бабу Капу. – А пока позвольте вручить вам ключики!
И под гром аплодисментов на изувеченный подагрой пальчик старушки было надето стальное колечко с ключами. Правда, какой-то подоспевший потомок это оригинальное украшение с бабулиного перста немедленно снял– не дай бог, потеряется! Фирма «Бронедом» уже успела растрезвонить, какие крепкие двери она установила в новом жилище юбилярши!
Вторым номером в хит-параде дорогих подарков шел огромный импортный телевизор от фирмы «Мишень». Вручали его бабуле почему-то уже распакованным– наверное, чтобы недоверчивые станичники не подумали, что в громадной, как комод, картонной коробке ничего нет. Впрочем, мне неизвестно, что гласят правила хорошего тона относительно вручения телевизоров. Мелкие презенты, кажется, этикет предписывает заворачивать в цветную бумагу и перевязывать ленточками. А цветы, наоборот, предварительно извлекают из целлофана и коробок… Так или иначе, большущий телевизор водрузили на пригорок неподалеку от бабкиного резного трона, и угольно-черный плоский экран «домашнего кинотеатра» выгодно оттенил сочную зелень высоких листьев хрена.
Затем еще один спонсор– представитель фирмы «Шерстяной друг» – широким жестом накрыл Капитолину Митрофановну вместе с ее креслом огромным пушистым пледом из чистого кашемира. А потом уже на это дорогущее розово-бежевое одеяло посыпались подарки помельче: цифровой фотоаппарат, тостер, постельное белье из натурального шелка персикового цвета, норковое боа, набор косметических средств, активно препятствующих старению кожи (лучше поздно, чем никогда!), керамическая аромолампа в виде небольшого, с кошку, идола с острова Пасхи и живописное полотно размером тридцать шесть на сорок восемь сантиметров «Утро над Кубанью». Сплошь страшно нужные старушке вещи!
– Представляю, – мечтательно жмурясь, прошептал мне на ухо приятель Генка Конопкин, журналист газеты «Живем!». – Очередное утро над Кубанью. Бабуля Спиногрызова, кряхтя, слезает с печи, покрытой розовой шелковой простынкой. Она омывается ароматизированной солями водицей из ушата, натирает морщины кремом, набрасывает на зябнущиие плечи норковое боа и включает тостер, чтобы насушить себе сухариков – погрызть на завтрак… Слушай, а ведь в комплекте с тостером следовало бы подарить старушке запасную искусственную челюсть!
Сценка, нарисованная приятелем, была забавной, но я отмахнулась от ехидничающего Генки, глядя на извержение подношений с нарастающей тревогой. Если поначалу бабушка, туго спеленутая овчинным пледом, еще пыталась выпростать из-под него руки и дотянуться до подарков, то на этапе возложения на нее декоративного цветущего растения в тяжелом керамическом горшке юбилярша окончательно прекратила шевелиться. Близкие родственники бабули, очевидно, растерявшись, затаились где-то в толпе и ни во что не вмешивались. Соседи-станичники, большой толпой пришедшие поглазеть на торжество, поначалу скромно помалкивали и с треском лузгали семечки, но потом начали выразительно показывать на растущий курган подарков пальцами, и по рядам гостей пошел тревожный шепоток.
– Замуровали бабку, данайцы! – озвучивая общее беспокойство, бесцеремонно выкрикнул все тот же Генка. – А ну, живо стащите с нее этого вашего Васнецова! Он же ее раздавит!
– Васнецов, слезьте с бабушки! – не разобравшись, о чем речь, нервно гаркнула толстая тетка, исполняющая роль церемониймейстера.
Станичники загоготали, и из рядов посыпались соленые шуточки про старуху, на которую тоже бывает проруха.
Толстая тетка покраснела, с запозданием сообразив, что Генка имел в виду не какого-то конкретного гражданина Васнецова, покушающегося на девичью честь бабушки, а увесистое живописное полотно, и самолично сдернула картину с упакованных в плед коленок Капитолины Митрофановны. Резная деревянная рама углом бухнулась аккурат на тонкий кожаный штиблет очередного сановитого дарителя, и тот от неожиданности и боли прямо посреди поздравительной речи взвизгнул и проорал непечатное слово, да так громко, что встрепенулась даже поникшая было бабулька.
Толпа развеселилась еще пуще.
– Слышь, Митрофановна! Вот ужо и мать твою помянули! Кстати пришлось! – дыша вчерашним перегаром, весело завопил разбитной мужик с гармошкой. – Как положено, за родителей! Ну, где тут угощеньице, где молочко от бешеной коровки? Наливай народу, не томи!
Гости загудели, как пчелиный рой, и дружно двинулись к столам, накрытым в садочке под фруктовыми деревьями. Праздничное угощение, очевидно, предоставил очередной спонсор, какой-нибудь супермаркет или оптовый продовольственный рынок, потому как традиционную кубанскую кухню на столе представляла только десятилитровая стеклянная бутыль с дымчато-голубым, как глаза юбилярши, самогоном. Гигантскую емкость плотным кольцом окружали двухлитровые пластиковые бутылки с газировкой. В качестве закуски народу предлагались тоненько нарезанные колбасы, просвечивающие кусочки рыбы на картонных подносиках, сыр, сухарики, соленое печенье и разнообразные чипсы в высоких банках с изображением усатого мужика, весьма отдаленно смахивающего на кубанского станичника.
– Тьфу ты, одна буржуйская закусь, – с неодобрением оглядев столы, изрек все тот же разбитной мужичок с гармоникой. – А ну, Любашка, давай сюды свою корзину!
Необъятная Любашка в ситцевом сарафане проворно отодвинула в сторону бумажные и пластиковые тарелки с тонкими до прозрачности мясными нарезками и торжественно выложила на скатерть увесистый сверток. Развернула отстиранный до белизны миткалевый рушник и под одобрительный гул голосов достала из него толстый шмат аппетитного бело-розового сала с мясными прожилками.