Страница 31 из 380
Глава 8
– Ну, ты даешь, Нагулин, – покачал головой Верулидзе, – Никогда бы не подумал, что отсюда можно стрелять по танкам. Извини, что сразу тебе не поверил.
– Да я бы и сам не поверил, товарищ лейтенант, – пожал я плечами, – не берите в голову.
– Я доложу подполковнику Лиховцеву о твоей роли в сегодняшнем бою, ефрейтор Нагулин, и напишу представление…
– Боюсь, вы не успеете, товарищ лейтенант, – перебил я командира, – Всем в укрытие!
Я подхватил «панцербюксе» и, не обращая внимания на впавшего в ступор Верулидзе, рванул к нашему древесному завалу.
Как я и думал, долго приходить в себя нам не дали. Видимо, у немцев все было уже готово, и, получив точные координаты цели, они нанесли артиллерийский удар. Залп батареи стопятимиллиметровых гаубиц очень трудно не заметить с орбиты, а рассчитать координаты падения снарядов для вычислителя вообще дело плевое.
На мою команду все отреагировали по-разному. Верулидзе, как и большинство его подчиненных, так и остался стоять на месте, удивленно глядя мне вслед. Никакой опасности он не видел, и слова мои показались ему очередным бредом, но он помнил, что только что очень сильно во мне ошибся, и эти противоречивые мысли заставили его замешкаться. Чежин и Шарков, коротко переглянувшись, рванули следом за мной. Сержант промедлил буквально секунду, после чего схватил пулемет и, негромко скомандовав своему раненому в руку подчиненному: «Боец, за мной!», бегом бросился догонять успевших уже пробежать метров пятнадцать Бориса и Василия.
Судя по данным с орбиты, по нашему лесу отрыли огонь две батареи легких пехотных гаубиц, а через несколько секунд к ним присоединились и более тяжелые орудия, швырнувшие в нас свои стопятидесятимиллиметровые «чемоданы». Артиллерийский полк сто двадцать пятой пехотной дивизии вермахта рутинно выполнял заявку пострадавшей от наших действий пехоты.
Гаубицы стояли довольно далеко от нас, так что подлетное время снарядов растянулось секунд на двадцать, но все равно мы едва успели. Я рыбкой нырнул в укрытие, постаравшись забиться как можно глубже под самый толстый ствол, поцарапал при этом спину, но даже не обратил внимания на боль. Вой приближающихся снарядов стал отчетливо слышен, когда рядом со мной упали Борис с Василием, и почти сразу за ними Плужников и его боец.
Снаряды падали группами, так как стреляли разные батареи. Первая серия стопятимиллиметровых разорвалась в поле, немного не долетев до опушки, и зацепила позиции красноармейцев лишь отдельными осколками, зато вторая легла точнее – мы слышали крики раненых. Земля ощутимо задрожала от взрывов, особенно когда в дело пошли тяжелые снаряды.
Выбирая место для нашего убежища, я был связан приказом Верулидзе занять позицию в пятидесяти метрах от штаба, но это расстояние, добавив к нему от себя еще метров двадцать, я отмерил с таким расчетом, чтобы оказаться как можно дальше от восточной опушки и как можно севернее. Я надеялся, что целенаправленно сюда бить не будут, хотя от случайностей никто нас защитить все равно не мог.
Случайность, однако, прилетела не нам. Снаряд тяжелой гаубицы прямым попаданием накрыл штабной блиндаж. Хлипкая земляная насыпь и несерьезный бревенчатый накат не смогли выдержать такого удара. Тонкие бревна, слагавшие крышу, разметало во все стороны взрывом, а землю снесло ударной волной. Выжить внутри никто не мог по определению, так что мне оставалось только констатировать, что наш сводный батальон, и так доживавший последние минуты, теперь еще и остался без командования.
Налет длился на удивление недолго, всего семь с половиной минут. Видимо, выбить больше снарядов на уничтожение русских диверсантов у командира немецкого батальона, выделенного для этой операции, не получилось. Как оказалось, я сильно недооценивал этого предприимчивого офицера. Едва опала земля, выброшенная последним немецким снарядом, привычный уже неприятный зуд за ухом известил меня о приближении новой опасности.
Сперва я подумал, что это немецкая пехота решила проверить качество работы своей артиллерии, и вновь пошла в атаку, но, как выяснилось, я сильно ошибался. С запада приближалась пара наших вчерашних знакомцев – двухмоторных бомбардировщиков «Юнкерс» Ju-88, и что-то мне подсказывало, что кассетные бомбы, примененные ими в прошлый раз, они с собой тоже захватили. Эти небольшие боеприпасы немцы переделывали из французских минометных мин, захваченных ими весной-летом сорокового года в совершенно неописуемых количествах. Их сотнями укладывали в контейнеры, из которых они потом последовательно выпадали над целью, образуя за самолетом бомбовый шлейф, крайне эффективный при поражении незащищенной живой силы противника. К нам летела смерть в одном из самых конкретных и незамутненных своих обличий, а адекватных средств для того, чтобы ее остановить у нас не было.
Немецкий двухмоторный бомбардировщик «Юнкерс» Ju-88. Один из самых универсальных самолетов люфтваффе. Максимальная скорость 450 км/ч. Бомбовая нагрузка 2,5 тонны. Стрелковое вооружение 3-4 пулемета MG-15 калибра 7,92 мм.
Сейчас самолеты находились чуть больше чем в тридцати километрах от нас, значит лететь им оставалось четыре-пять минут. Вырваться из немецкого пехотного кольца за это время было совершенно нереально, так что оставалось только пытаться что-то сделать здесь.
– Бойцы, – обратился я к Борису и Василию, – минут через пять по нам ударит авиация противника. Это убежище от кассетных бомб нас не спасет, поэтому мы должны не дать бомбардировщикам точно сбросить свой груз. Мне нужна позиция для стрельбы по воздушным целям. Берем вот эти стволы и складываем их друг на друга, а потом на них горизонтально кладем вот это бревно, причем так, чтобы оно лежало устойчиво.
Я сам первым впрягся в самый тяжелый ствол и с удовлетворением отметил, что Шарков и Чежин бросились исполнять приказ с завидным рвением. Борис аж пыхтел от усердия, ворочая весьма нелегкие деревья.
– Помощь нужна, Нагулин? – услышал я за спиной голос Плужникова.
– Нужна, товарищ сержант, – не стал я отказываться, – Стрелять я буду в западном направлении. Нужно расчистить от стволов и веток заднюю полусферу, чтобы они мне не мешали.
Плужников молча начал растаскивать ветки, а пришедший с ним раненый боец в меру сил помогал ему одной рукой. Минуты через три, когда мы закончили, мне стало понятно, что времени больше нет.
– Воздух! – громко выкрикнул я, надеясь, что на позициях основных сил батальона меня услышат.
Ствол «панцербюксе» улегся сверху на горизонтально расположенное бревно, а сам я присел перед этим импровизированным станком, задрав ствол вверх. Восемьдесят восьмой «Юнкерс» – не танк, и даже не бронетранспортер. Пробить его обшивку из противотанкового ружья можно и с полутора-двух километров, вот только надо еще попасть.
Самая большая проблема моего оружия при стрельбе по воздушным целям заключалась в удручающе низкой скорострельности. Можно было, конечно, воспользоваться пулеметом сержанта, но тогда точность стрельбы оказалась бы совсем невысокой, да и энергия пули, выпущенной из MG-34 намного ниже, чем у противотанкового ружья. Но совсем отбрасывать этот вариант я не стал, решив оставить его на крайний случай.
Бомбардировщик при подходе к цели преодолевает два километра секунд за двадцать, ну, может быть, за двадцать пять. Учитывая необходимость каждый раз вручную заряжать «панцербюксе», за это время я успею выстрелить максимум три раза. Самолетов два, и значит, какому-то из них достанется только одна пуля. Плохо, очень плохо.