Страница 11 из 380
– Всем тихо! – скомандовал старлей и стал напряженно вслушиваться в наступившую тишину, которая оказалась весьма относительной, ведь вокруг нас изрядно погромыхивало.
– Нет там ничего! – секунд через десять произнес сержант, поймав на себе вопросительный взгляд командира. – Я никаких подозрительных звуков не слышу.
Еще бы он слышал! На таком расстоянии лес надежно глушил звуки моторов, но ничем другим я не мог объяснить свое знание о приближающихся немецких мотоциклистах. Да и не о них одних…
– Не меньше трех мотоциклов и что-то еще, более тяжелое, но не танки. Может, грузовик, а может и бронетранспортер – лязгает там что-то, – упрямо глядя в глаза Федорову, доложил я. – Вон там, видите? Вдоль рельсов идет дорога. Потом она уходит влево и за лес поворачивает. Оттуда они и идут.
Старший лейтенант колебался, но действовать требовалось немедленно, и он решился.
– Журков, Блохин, выдвигаетесь вперед и аккуратно проверяете, что там за поворотом. Остальным укрыться за насыпью. Быстро! Да не с этой стороны! С противоположной от дороги! Сержант Плужников!
– Я!
– С красноармейца Нагулина глаз не спускать!
– Есть!
До поворота дороги бойцы Федорова ожидаемо добежать не успели. Куда им, уставшим от долгого марша, тягаться с моторами BMW?
Два мотоцикла с колясками выскочили из-за леса почти одновременно. Секунд за пять до этого Блохин и Журков услышали звук их моторов и метнулись к обочине, одновременно маша нам руками. Вместо того чтобы затаиться за каким-нибудь укрытием, оба бойца НКВД вскинули винтовки и открыли огонь по немцам. Ничего не поделаешь – их так учили, и они хорошо усвоили урок.
Мотоцикл BMW, с пулеметом MG-34 на боковом прицепе. Различные модели подобных мотоциклов широко использовались вермахтом в ходе второй мировой войны.
Ехавший впереди мотоцикл вильнул в сторону. Возможно, водитель был ранен, но управления машиной не потерял. Видимо, эти немцы не впервые сталкивались с противником, и в значительной степени были готовы к подобной ситуации. Во всяком случае, пулемет на втором мотоцикле выдал длинную очередь буквально через пять секунд после первого выстрела бойцов НКВД. Блохин стрелял, стоя в полный рост, и первым стал жертвой ответного огня, поймав грудью сразу несколько пуль. Журков, видимо, имел какой-то боевой опыт и вел себя более грамотно. Он скатился в неглубокий кювет и пытался оттуда стрелять по мотоциклистам, но силы оказались слишком неравными. Бойца просто задавили огнем двух пулеметов.
Я лежал за невысокой насыпью и с внутренним содроганием думал, что вот сейчас наш старлей вскочит в полный рост и попытается поднять нас в атаку – с десятком винтовок у его людей и голыми руками у всех остальных. Однако этого все-таки не случилось.
– Сержант, раздать оружие красноармейцам! – негромко, но отчетливо приказал Федоров.
– На всех винтовок не хватит, товарищ старший лейтенант. Кому выдавать?
– Нагулину выдай. Остальным – как получится.
– Есть.
Немцы, тем временем, остановились. У ближайшего к нам мотоцикла один из них оказывал помощь раненому. Водитель показавшегося из-за поворота третьего мотоцикла сразу развернул свою машину и поехал назад. Видимо, собирался доложить старшему начальнику об инциденте. Еще один немец медленно двигался по направлению к позиции бойцов Федорова, стараясь держаться так, чтобы не перекрывать сектор обстрела страхующему его пулеметчику.
Я, наконец-то, получил в руки оружие и три снаряженные обоймы. Пять патронов в винтовке и еще пятнадцать в патронной сумке. Немного, но и за это спасибо.
Вражеские мотоциклисты убедились, что в живых из нападавших никто не остался, и вновь расселись по своим машинам, забрав оружие убитых. Раненого повезли в тыл, а оставшиеся немцы дождались своих товарищей, ездивших на доклад к командиру, и вновь неторопливо покатили по дороге в нашу сторону.
– Отряд, к бою! – наш старший лейтенант не знал сомнений. Врага нужно уничтожать везде, где его встретишь и всеми имеющимися в твоем распоряжении средствами. Такова был парадигма этого жестокого времени. Этому учили уставы, вдалбливали на многочисленных занятиях преподаватели и политработники, пока это понимание не стало неотъемлемой частью бойцов и командиров РККА. Хорошо хоть Федоров осознавал всю важность эффекта внезапности, и приказ отдал достаточно тихо.
– Товарищ старший лейтенант! – решил я все же попытаться предотвратить это безумие, – там, сразу за поворотом, два бронетранспортера с пехотой и еще несколько грузовиков!
– Что-то много ты слишком знаешь, Нагулин! – прошипел старлей, – может, зря я приказал тебе винтовку выдать? Может, скажешь мне еще, откуда они здесь? И где наши части?
– Вы ведь сами все понимаете, товарищ старший лейтенант, – негромко ответил я, сильно опасаясь, что сейчас мне опять прикажут: «Молчать!» Но, видимо, заблаговременное предупреждение о противнике создало мне некий кредит доверия в глазах командира, и он предпочел все же меня дослушать, – Если немцы уже здесь, значит, станция Христиновка ими давно захвачена, а фронт прорван. Наши, видимо, отошли на юг и на север. Впереди канонады не слышно, зато справа и особенно сзади гремит все сильнее.
Конечно, сказал я далеко не все, что знал. Немцы, на которых мы нарвались, были одним из передовых подразделений сто двадцать пятой пехотной дивизии вермахта. Мы так глубоко забрались в мышеловку, в которую превратилась Умань и ее окрестности, что нормальных путей отхода уже не осталось. Прорываться на запад – чистое сумасшествие. Там если кто из наших и есть, то только остатки разгромленных и окруженных частей. Уходить на север, в направлении Киева, смысла тоже нет. Мало того, что там сейчас все забито немецкой пехотой, подтягивающейся вслед за ушедшими вперед к Тальному моторизованными частями, так еще и перспектив у нас, даже если прорвемся, не будет никаких – вляпаемся в новый еще более крупный котел, который тоже уже обозначается со всей определенностью вокруг столицы советской Украины. На востоке нас ждут три отборные немецкие дивизии, две из которых танковые, и ловить нам в этом направлении совершенно нечего. Остается юг, но там мы в лучшем случае найдем окруженные части шестой и двенадцатой армий. Конечно, это гораздо приятнее, чем сразу в плен к немцам, но тоже довольно безрадостно.
– Прекратить панику, боец! – пытаясь убить меня взглядом, произнес старший лейтенант, но где-то в глубине его зрачков я видел неуверенность и даже страх. Понимал командир, что я прав, очень хорошо понимал, но перед подчиненными старался этого не показывать.
– Есть прекратить панику, товарищ старший лейтенант, – ответил я, бросив руку к пилотке, – У нас один путь остался – на юг. Там должны быть наши. Они нам хоть нормальное оружие дадут. А с двумя десятками винтовок против пяти пулеметов мы все равно ничего не навоюем, только зря ляжем здесь все, не нанеся врагу должного урона.
Что-то очень нехорошее увидел я во взглядах старлея и сержанта. Даже и не знаю, чем бы для меня это закончилось, но тут из-за леса, рыча мотором и лязгая гусеницами, выбрался первый «Ганомаг». Я отчетливо видел пулемет, установленный на крыше кабины бронетранспортера и ряды касок над броней.
– С тобой после закончим, – бросил мне Федоров, и, пригнувшись, побежал куда-то на правый фланг, – К бою! Отряд, по немецко-фашистским захватчикам, огонь!
Ну, вот и все. Ладно бы сам под гусеницы бросился, но тут же больше сотни молодых парней, большая часть из которых без оружия! Я перехватил винтовку поудобнее и осмотрелся. Вокруг меня беспорядочно хлопали выстрелы, а безоружные бойцы просто лежали на земле, не высовываясь, чтобы не попасть под град пуль, сыпавшихся на наше невысокое укрытие с двух сторон – от ушедшего вперед мотоциклетного дозора и от выползших из-за леса «Ганомагов». Немецкие пехотинцы уже бодро выпрыгивали из кузовов бронетранспортеров, и занимали позиции в кювете, явно готовясь к атаке.