Страница 53 из 54
— Папа, а жираф с картины Африки забрел к мамонтам в Сибирь и теперь трясется там от холода. Пап, разве такое возможно? Он же не замерзнет? Как его загнать обратно в Африку?!
Тоби не знал, он удивился и срочно покинул библиотеку, чтобы посмотреть на сбежавшего жирафа. Картина с мамонтами висела в классе Трансфигурации, и вид трясущегося обледенелого жирафа вызывал смешанные чувства жалости и веселого изумления. Жираф, дрожа с ног до головы, сиротливо жался к пушистому слону, тот сочувственно вздыхал, обнимал тонконогого гостя хоботом, дышал на него, честно пытаясь согреть, и не мог… Потому что Сибирь была написана с толком, со всеми нюансами, вьюгами-метелями, снегами-торосами, ползучими березками, ягелем, над которым трудился северный олень, тщательно выкапывая его из снега. Он обкапывал куртинку широким копытом, потом поднимал заиндевелую морду, глядел ехидно на приблудного жирафа, фыркал в его сторону и снова нырял в сугроб. Жираф уже покрылся инеем, и его реально стало жаль. Тоби точно пожалел и обратился к Минерве с вопросом, как выпроводить с картины нарисованное животное. МакГонагалл, поначалу отнесшаяся к проблеме жирафа равнодушно, после обращения Тоби прониклась сочувствием, и в классе разгорелась жаркая дискуссия на тему спасения заблудшего зверя.
После долгих, страшно увлекательных дебатов, находится решение: позвать на помощь троллей с гобелена на седьмом этаже. Вид клыкастых рычащих зеленошкурых тварей в пышных балетных пачках, идущих на пуантах приплясывающим шагом, настолько впечатляющ, что нервы жирафа не выдерживают, и он летящей иноходью покидает сибирскую тайгу, косматых заснеженных мамонтов и копающего ягель оленя.
На своей африканской картине он, впрочем, долго ещё обозревал горизонты, явно страшась узреть танцующих троллей в кошмарных розовых пачках…
Это один из многочисленных моментов веселого времяпровождения Аргуса в школе. Их будет много, крайне много за годы обучения. Прекрасные были эти уроки, и Травология Людовика Колокольчика, которую он преподавал параллельно с Помоной Стебль; и Астрономия Фернандо Кварка с практиканткой Авророй Синистрой; Чары Марчбенкс и её подмастерья Филиуса Флитвика… Да, их по двое, ведь студентов вдвое больше, чем обычно. И только некоторые ведут уроки в одиночку, как профессор Сторм, искусствовед, знакомящий детей с литературой, художественным изобразительным искусством, кино и театром, изящной словесностью и всем чем положено. Зельеварение профессора Поттера тоже посещается всеми, и Аргус с Петуньей, Сэмом, Диком и прочими сквибами и не-магами имеют впечатляющие результаты в создании мазей, заживляющих кремов и целительных настоек. С зельеварением тесно связано Знахарство, так же, как Прорицания с Ворожбой. Домоводство же Боунса было самым популярным, на его уроках студенты узнавали всё о жизни. Равно как и на Защите Блэка, где Орион учил ребят тому, как распознавать нечисть и уметь её обезвреживать.
И если магу можно обойтись одной лишь волшебной палочкой да парой убойных заклятий, то обычному человеку полагалось знать намного больше как теории, так и оружия, среди которого в арсенале значились осиновые колья, серебряные распятия, святая вода и личная отвага.
Призрак Биннса стал чем-то вроде учебного пособия по изгнанию духов. На экзаменах третьего, пятого и седьмого курсов стало обязательным показательное выступление студента, на котором строго оценивалось его умение справляться с экзорцизмом. Но на одном Биннсе не выедешь, тогда к делу приглашались другие привидения-добровольцы — Почти Безголовый Ник, Кровавый Барон и Толстый Проповедник. К экзамену те относились с юмором и пониманием, особенно если учесть, что многие призраки действительно доставляют людям немало проблем. Таким образом профессия Охотника за привидениями стала едва ли не самой почитаемой среди выпускников Хогвартса.
Помогало и спортивное разнообразие. Помимо квиддича теперь были гонки на метлах, бег и борьба, гребля на лодках по озеру и фигурное катание на коньках зимой. Появились и обычные маггловские игры с мячами вроде футбола и баскетбола, а зимние развлечения пополнились хоккеем и чем-то похожим на биатлон, упрощенной его версией, в которых участие принимали как маги, так и магглы со сквибами.
День заканчивался тем, что Аргус, придерживая на плече сумку с учебниками, со всех ног спешил к папе в библиотеку. Здесь было тихо, уютно и спокойно, нежно светили люмилампы, проливая над столами и полками мягкий свет. При надобности сферу можно пристроить к себе под щеку с левой стороны, чтобы удобней было писать. Управляемая магией сфера покорно висела в заданной позиции и освещала всё ярко и надежно.
В этой уютной атмосфере Аргус и делал уроки, потихоньку обкладываясь со всех сторон стопками нужных и не очень нужных книг. Собственно, литературой сына как раз Тобиас обкладывал, вникнув в тему заданного домашнего задания, он доставал с полок книги на ту или иную тематику и относил к сыну. Аргус с улыбкой кидал на папу благодарный взгляд и начинал листать страницы в поисках необходимой информации.
На выходные, благо расстояние позволяло, Аргус вместе с отцом возвращался домой. Заперев библиотеку, Тоби вешал связку ключей на пояс, неспешно преодолевал бесконечные коридоры Хогвартса и, выйдя на двор, свистом подзывал фестрала. Одновременно с Эдельвейсом во двор выбегал Аргус и, поймав папину руку, взлетал на холку. В семье они находились практически до упора: с вечера пятницы до утра понедельника.
Они были очень дружны, Тобиас и Аргус Снейп. Глядя на их близость, Северус порой даже ревновал, ему казалось, что папа слишком много внимания уделяет старшему сыну. И, приревновав, пытался перетянуть папино внимание на себя. И тут случалось чудо. Заметив рядом младшего, Тоби приходил в восторг и обрушивал лавину нежности и любви уже на него, на Северуса. А после прогулки всей семьей по главной улице Хогсмида или Лондона, до Северуса доходило, что отец любит всех своих детей без исключения. Любит одинаково, всех и каждого так, что остальным казалось, что только одного кого-то… Такой была любовь Тоби, искренней, чистой и безусловной, его большие добрые руки одаривали лаской каждого ребёнка, Северуса и Колли, Полли и Аргуса, ни одного не обделяли, не оставляли без ощущения комфорта, полноты.
Папа был всегда. Большой и сильный, любящий и нежный, невероятно ласковый. Он постоянно обнимал маму, всегда, везде, где бы она ни была… На кухне ли за варкой зелья, в саду ли за сбором чемерицы, в гостиной, везде Тоби подойдет и обнимет Эйлин, прижмет к себе и тепло прошепчет в ушко, целуя нежно: «Люблю тебя…»
И есть ли лучший пример любящей семьи, чем этот?..
И этот пример, это зернышко любви, посеянное Тобиасом в сердце Северуса, дало росток крепкой детской дружбы, в будущем обещающей перерасти во что-то большее. С Линнеей Лестрейндж Северус не расстался в том январе шестьдесят седьмого года. Их детская дружба-любовь оказалась сильнее этого.
Дед Флимонт уговорил деда Ориона, и Линнею Лестрейндж перевели в Хогвуд, где она сразу же села за одну парту с Северусом, в свете чего тот перестал так сильно тяготиться своим малолетством и прекратил тосковать по Аргусу, мечтая догнать старшего брата. В конце концов настанет и черед Северуса, надо всего лишь немного подождать и подрасти…
С неменьшей страстью этого дня ждал и Тоби, главный герой нашей повести. Но время, увы, не поторопишь, оно течет-идет только со своей заведенной скоростью, так что до семидесятого года пришлось просто дожить, отметив попутно радостное событие в шестьдесят девятом, когда из Индии пришли вести от Тома.
Том Марволо Реддл стал отцом. Его жена, юная дочь раджи, принцесса Хиранья родила мужу сына. Новоявленный отец так счастлив, что Патронус, присланный им, чуть не ослепил всех, полыхая тысячью солнц разом, такого яркого василиска, вибрирующего, переливающегося, искрящего во все стороны, ещё никто не видел. А уж сообщение, высказанное срывающимся голосом…