Страница 57 из 66
Геспериды — сумеречные острова, перевалочные порты, откуда дух незаметно выплывает в абсолютное царство сновидений.
Сибирская стужа. Приятная мысль, что вместе с ней совсем близко подступает смерть, обретая характер атмосферы. Ты гуляешь по лесу, не спеша выпиваешь бутылку бургундского и ложишься, чтобы заснуть и не проснуться.
В романе «Гельмут Гарринга», который был очень популярен году в 1912-м, одному из моих одноклассников очень понравился чистый способ самоубийства, которым воспользовался главный герой. Он уплывает в море, в безбрежное пространство, деятельно устремляясь навстречу гибели.
Этому способу можно бы предпочесть другой — отправиться зимой в горы и по мере подъема все дальше проникать в ледяные сферы белого безмолвия. В «Горном хрустале» Штифтер затронул торжественное настроение такой смерти. По сравнению с нею поражает та ужасная смерть, которой завершился его жизненный путь.
Глубочайшее душевное страдание возникает оттого, что мы отклоняемся от блага. Моральные конфликты служат лишь симптомами того, что это произошло; они, как лихорадка или как сыпь, указывают на скрытые очаги болезни. Во время таких кризисов сомнению подвергается целостность мира, которая зависит от нашей преданности добру. Каждый из нас — Атлант, держащий на своих плечах Вселенную. С этим ужасным сознанием полного крушения не может сравниться ничто другое, даже панический страх душевного помрачения, который мучителен, как геенна. Когда доходит до последнего испытания, нам приходится выбирать — дух или добро. В этом вся тайна знаменитых катастроф, которым порой находят такие простые объяснения. Она заключается в приятии мученичества. Дросте-Хюльсгоф[151] была знакома эта альтернатива, и она выразила ее с замечательной четкостью:
(О, Господи! Не могу скрыть, /Как страшусь я палачей,/ Которых, быть может, ты уже выслал,/Дабы болезнью или горем /Отнять у меня разум, /Убить мой рассудок!// Но если он так отравлен, /Что порождает гибель,/Коснувшись сердца,/То пусть я его потеряю,/ Чтобы в свою отчизну вернулась душа,/Дух, богатый дарами.// Если ты решил,/ Чтобы мне быть-разлитым,/Остаться мертвым, стоячим водоемом,/То пусть я, трепеща от страха, Приступлю к посланному тобой испытанию (нем.))
Провел день за чтением. Лена Крист «Воспоминание лишней женщины» — в литературе это то же, что картины любителей в художественных салонах. Своеобразное впечатление, производимое такого рода дилетантизмом, служит одним из признаков убыли — чем больше стихийного начала, чем больше гениальности еще сохраняется в обществе, тем менее заметны в нем дети природы. На более позднем этапе творческая сила как таковая становится чрезвычайным явлением. Она воспринимается как странность, почти как клинический феномен. На нее так и слетаются врачи и психиатры, как это происходит вокруг современных святых, за которыми наблюдают при помощи специальных инструментов.
Далее: Каплер. «Шесть лет в Суринаме», 1854 г., изд. Швейцербарта. Эту небольшую книжицу я особенно люблю и уже неоднократно перечитывал. Ее автор, немецкий коммерческий служащий, завербовался наемником в голландский иностранный легион и провел много лет в тропических джунглях. Достоинство книги состоит в том, что она содержит не только замечательные описания растений и животных, но также людей и их обычаев. Спокойный и ясный тон изложения составляет рамку, в которую заключена картина буйной тропической жизни. Кое-что напоминает картины Мериан,[152] побывавшей в этой стране на сто пятьдесят лет раньше. К этому следует добавить, что автор обладает большим чувством меры, переходящим даже в умеренность. Меня удивляет то, что я встретил эту книжку лишь в этом единственном экземпляре и никогда о ней ничего не слышал.
И, наконец, Вейнингер «О последних вопросах» — сочинение, которое, как я считаю, стоит гораздо выше, чем его главное произведение, которое приобрело такую известность. Здесь пышным цветом цветет такое видение, которое в будущем обещает принести чудесные плоды. Поэтому так потрясает, что этот ум так рано погиб.
Во время переживаемых кризисов бывают моменты, когда у нас появляется предчувствие, что смерть отступила от нас и близко выздоровление. В чем тут дело — воспрянувшее ли здоровье порождает в нас это предчувствие или, напротив, предчувствие, появившись, выводит нас в новую жизнь? Этого мы не поймем, пока будем видеть дух и тело раздельно.
Впрочем, в здоровье важно лишь то, что составляет его символический смысл. В нем должна быть капля того здоровья, которое помогает превозмочь последнюю болезнь. Это тот отблеск, который светится на лице выздоравливающих или умирающих. Иначе вместо исцеления это была бы лишь отложенная партия. Ужасно порой бывает наблюдать, как человек борется за голое выживание, за лишние выигранные месяцы, когда страх больного заставляет врача вспомнить все уловки своего искусства. Игра, в которой выигрыш — пустые орехи, пустые дни, а ведь каждый из этих дней мог бы принести величайший выигрыш. Умирание — это тоже задача. Как только больной это понял, он снова держит бразды правления в своих руках.
Всегда остается вопрос, что делать со своим здоровьем. Это мина серебра, данная нам взаймы. Когда я поработал продуктивно, я даже при физическом минимуме чувствую себя здоровее, чем в такое время, когда физически я нахожусь в зените, но в духовном отношении переживаю спад.
По-прежнему держится стужа. Она не помешала одному гамбургскому мыслителю приехать ко мне, чтобы изложить свою космогонию, о которой мы уже беседовали в письмах.
Входит долговязый, сухопарый человек; его узкая голова покрыта рыжеватыми жидкими волосами. Глаза светятся ясной голубизной, но могут сфокусироваться только на том, что расположено на расстоянии не далее одной пяди от переносицы. Он прошел обучение кузнечному делу и потому, как сам сразу же предупредил, «не обладает большой ученостью». В Первую мировую войну он ведал оружейно-технической частью егерского батальона, во Вторую — работал в отделе испытания материальной части на одной из авиационных фабрик. Вот уже несколько лет, как он стал задумываться, живет задаром у сестры и разрабатывает свою систему.
Мы пьем кофе и болтаем; в комнате стоит приятное тепло. Затем усаживаемся как следует. На мое предложение: «Ну а теперь, давайте рассказывайте», — он достает из портфеля две стереоскопические модели, одна из которых представляет собой двойной тетраэдр, основания которого соединяются, образуя звезду Давида. Значит, он один из тех мыслителей, которые представляют свои идеи фигурально. У его модели есть свое название; он называет ее «фан» (Fahn). Существует множество таких «фанов», и для каждой главными метками являются две вершины тетраэдров и шесть углов звезды.
151
Дросте-Хюльсхоф Анней (1797–1848) — одна из самых значительных немецких поэтесс XIX в. Была истовой католичкой и с замечательной точностью выражала свои религиозные чувства в стихах
152
Мериан Мария Сибилла (1647–1717), немецкая художница, натуралист, гравер и издатель. Совершила путешествие в Суринам (1699–1701). Первооткрывательница мира насекомых Южной Америки (книга «Метаморфозы суринамских насекомых», 1705). Ценнейшую часть изданий, коллекций и акварелей Мериан приобрел Петр I для музеев и библиотек России.