Страница 3 из 66
Лилии образуют королевское семейство, целый царственный род. На чем все-таки основывается великое утешение, которым одаривают нас цветы? Я задумался над этим. Природа этого дара, во-первых, должна быть теллурически-эротического свойства, поскольку цветы — это любовные органы матери-земли, в них прорастают ее любовные стремления. Цветочная свадьба совершенна, никакая роскошь животного мира не может с ней сравниться. Кажется, будто в них с непосредственной, даже райской чистотой выразились космические законы. Может быть, подобные отношения существуют между солнцами и планетами. Кто знает, какими силами они взаимодействуют друг с другом?
Кроме того, в разглядывании цветочных венчиков заключено духовное наслаждение. Их молчание так глубоко, так убедительно, так символично. В любом деревенском палисаднике, на каждой меже сияют яркие мозаики и длинные ленты пиктограмм. Где еще можно так отчетливо ощутить возможность существования других, высших миров, кроме нашего? В их чашечках светится божественный нектар, вино вечной молодости.
Вишни и груши стоят в цвету. С побережья доносятся раскаты сильной канонады. Мы полностью отрезаны; отсутствует электричество, свет и вода, а также почта, газеты и известия. Их заменяют зловещие слухи.
По-прежнему преобладает ощущение нереальности. То удивление, которое испытывают люди, которые остались стоять на ногах после того, как их переехало пополам гигантское колесо. Возможно, это обман зрения, однако на поле боя я тоже не раз видел, как сраженный смертельным выстрелом человек еще продолжает стоять.
Частности: колбасу, сало и окорок обыкновенно не трогали, если они висели на виду. Когда же их находили закопанными, их рьяно уничтожали. Относительно моих бумаг я не беспокоился; они давно уже спрятаны в надежном месте. Не так-то просто найти такое укромное место, чтобы оно убереглось от человеческой хитрости и служило бы надежным укрытием от превратностей погоды. Поэтому иной раз удивляешься как чуду, что до нашего времени сохранилось так много старинных книг и пергаментов.
У одного рабочего, проезжавшего мимо нас, польские бродяги по теперешнему обычаю отняли велосипед. Вмешался подоспевший американский патруль и вернул этому человеку его собственность. Он поблагодарил и хотел по старой выучке сделать на прощание «Хайль Гитлер!» Тут его отколотили, а велосипед снова отняли. Вот вам оборотная сторона дисциплины!
Черточка для комедии: к нашему соседу Пинкфосу пришел американец, протянул хозяину стакан воды и предложил выпить. Пинкфос решил, что тот хочет его отравить, и стал отмахиваться обеими руками. Тогда солдат отвел его к водоразборной колонке, заставил налить новый стакан и попробовать воду. Оказывается, солдат тоже подозревал, что вода в колодце отравлена.
На этом взаимном недоверии людей друг к другу зиждется власть тиранов.
Если живешь в такие времена, как нынешние, рядом с одним из главных транспортных путей, то все невзгоды становятся тебе известны не понаслышке. Однако еще опаснее жить на уединенных виллах или в отдаленных усадьбах, которые хоть и расположены в стороне от военных дорог, тем не менее, не укрываются от рыщущих повсюду мародеров. Там-то и случаются самые ужасы.
Нижнесаксонский крестьянин, живущий в усадьбе, в которой хозяйничают чужие солдаты, представляет печальное зрелище. Это старый король в окружении черни, которая его грабит и над ним же издевается.
Я сейчас поселился в комнате Эрнстеля и читаю оставшиеся после него книжки. Он так мечтал о занятии гуманитарными науками, в особенности его привлекала история.
Здесь я обнаружил и все письма, которые он получил от меня, они были сложены в отдельную папку. Перечитывая их, я с болью душевной понял, что каждое письмо, которое мы посылаем своим близким, представляет собой часть важнейшего дела. Если бы мы, берясь за перо, постоянно об этом помнили! Подобно тому, как всякий еще при жизни носит в себе мертвый череп, точно так же каждый носит в себе свойства будущего покойника — субстанцию будущих благоговейных воспоминаний.
Книга Эсфири — блистательный образец в манере Геродота. Я всегда с удовольствием ее перечитываю. Она вводит вас в царство глубокой древности, словно в усыпальницу.
Вот и царю Агасферу не удалось истребить евреев. Дело всякий раз оборачивается подрезанием и тем самым укреплением могучего древа, новым ростом его ветвей. У крещеных народов нет этой вековечной стойкости. Это — таинство медного змия, земное бессмертие.
Было ли наше преследование последним горем перед явлением второго мессии, Параклета,,[11] с приходом которого начнется царство духа? Невозможно, чтобы такие жертвы не принесли своего плода. Так что же значит этот свет, зарницы которого уже показались над высочайшими ледниками? Отблеск ли он пожаров или утренний свет восходящей великой звезды? Быть может, и то и другое, ибо что есть восход и заход перед лицом абсолюта? Всего лишь обозначения человеческой позиции.
Среди евреек, очевидно, есть особые избранницы — flor extra fina,[12] — которые созданы, чтобы пленять властителей, повелителей мира. К ним относятся Эсфирь, Юдифь, Саломея, Вереника и другие. Наверняка женщины этой породы, соединяющие в себе необычайную физическую и духовную прелесть, участвовали, хотя и скрытно, в нынешних коллизиях. В чувственном отношении они представляют собой то же самое, что золото среди металлов. Ножницы Далилы в тончайшем исполнении. Эсфирь, прежде чем ей предстать перед Агасфером, готовили к этому целый год: шесть месяцев ее умащали миррой и бальзамом и шесть месяцев пряностями. Для нас это утраченные знания.
Поток движения на дорогах не кончается. Орудия, танки, бензовозы едут и едут, проезжают и гигантские понтоны, очевидно, для форсирования Эльбы. Там произойдет рукопожатие с русскими. Назад ведут пленных. Это особенно тяжко — наши люди и рядом иностранные солдаты.
Мы живем без известий. Говорят, будто бы Рузвельт умер, а Геринг застрелился. В стране продолжаются грабежи.
Чтение Книги Иова, к которому я приступил сегодня, всегда полезно, в хорошие дни как предостережение, в плохие — как утешение. Вместо тех дурацких сопоставлений, которые в выпускном классе гимназии нам задавали в качестве темы сочинений, лучше было как-нибудь предложить нам сопоставить Фауста и Иова или разобрать сложное переплетение действенного и страдательного начала. Я все сильнее ощущаю, как же нам не хватало настоящих учителей, и могу только радоваться как удаче, что у меня никогда не было недостатка в книгах.
Крестьяне снова вышли в поле. Я тоже продолжаю работу: в саду, над собранием и за письменным столом, между тем как за воротами продолжается штурм моторов. Однако мы сознаем, что нас в любую минуту могут выставить из дома, ограбив и раздев до нитки.
Американский командующий запрещает своим войскам «братание» с немцами, а мы этому только рады.
Продолжаю Иова. Здесь столько постигнуто, сколько не найдешь ни в какой философии; страдание — самый глубокий золотоискатель.
11
Параклет (греч.) — «призванный», «помощник», о нем речь в Еванг. от Иоанна (14–16). Параклет делал возможной жизнь верующих после смерти Христа, сохранял его откровение и обозначал преемственность с делами Христа.
12
Букв.: всегда в поре цветения