За власть Советов!

Глава 2 Саботаж

6. Саботаж.

Реферат о заключении Брестского мира Котов писал всю ночь. Благо, в его улучшенной памяти нашлось много информации о перипетиях этого процесса. Исписал убористым почерком три ученических тетради, обнаружившихся в тумбочке у письменного стола. В конце приписал, что рекомендует включить в состав делегации Чичерина, который станет впоследствии вполне эффективным наркомом иностранных дел.

В предоставленной ему комнате на две кровати, раньше явно жили воспитанницы института. Кроме кроватей, в комнате имелись две тумбочки, застекленный книжный и платяной двустворчатые шкафы. В хозяйственной части ему, даже, выдали свежее постельной белье. Но, в эту ночь он им не воспользовался.

Он узнал у секретаря, что Ленин появляется в кабинете в 6 часов утра, и к этому времени пришел в приемную. Бонч-Бруевич был уже там. Пришедшему Ленину вручил свой реферат.

— Ого! — Удивился Вождь, пролистав плотно исписанные тетради. Когда успели?

— Всю ночь писал, не отрываясь. Рука отваливается, прямо.

— Отлично, сейчас прочитаю. — С утра Ленин обычно просматривал поступившую почту, телеграммы и прессу. — Пока будьте на месте, возможно, возникнут вопросы.

— Дайте мне, Владимир Ильич, следующую тему для записки.

— Вы, пока, идите поспите, небось, всю ночь напролет писали.

— Да уж, пришлось потрудиться. И еще, товарищ Ленин, мне бы самопишущую ручку получить, а то, в чернильницу перо макать утомительно.

— Владимир Дмитриевич, обеспечьте, пожалуйста, товарища Железнякова ручкой — самопиской.

— Сейчас выпишу запрос в хозчасть.

Получив у секретаря бумагу, Виктор снова двинулся в хозчасть. Кроме ручки, ему был нужен веник и тряпка, чтобы навести порядок в порядком захламленной предыдущими жильцами комнате. Вернувшись к себе, обнаружил солдата, который не покидал пост у двери. Поговорив с караульным, выяснил, что тому приказано никого, кроме жильца, в комнату не допускать. Затем, умылся в умывальнике, располагавшемся в конце коридора, и завалился спать с чувством выполненного долга.

Владимир Ильич, войдя в кабинет, сразу погрузился в чтение записки. Он уже не сомневался, что в матроса Железнякова действительно вселился человек из далекого будущего. Однако, информацию, которую тот давал, следовало воспринимать критически. Поскольку исторические труды, на которые тот опирался, вполне могли искажать истину, да и мотивы этого «вселенца» тоже были не до конца ясны. Те не менее, не использовать эту информацию, было бы глупо. Она имела просто фантастическую ценность.

Прочитав записку, глубоко задумался. Будущее поведение товарищей по ЦК и СНК, описанное в записке, ему было вполне понятно, и соответствовало их индивидуальным убеждениям и психологии. Да и сам он в истории с договором проявил себя не лучшим образом.

Извиняло его то, что все они свято верили в догмат Маркса о неизбежности мировой революции. И действовали исходя из того, что в промышленно развитых Германии и Австрии, имеющих многочисленный и хорошо организованный пролетариат, революция произойдет со дня на день. А надо было «закладываться» и на неблагоприятный «расклад», как говорят преферансисты. А сам Ильич преферансистом был отменным. Это была для него вторая любимая игра, после шахмат. В шахматах все решал интеллект, и не было места случаю. А в преферансе игроку приходилось рассчитывать вероятные расклады карт у противника. Которые могли оказаться и самыми неблагоприятными.

В данном случае, если верить этому Котову, расклад оказался самым неблагоприятным. Действовать следовало исходя из того, что Россия на долгое время окажется единственной социалистической страной в мире. А это в корне меняло всю стратегию действий.

Важность написанной Котовым записки переоценить было невозможно. А любая утечка сведений, предоставляемых Котовым, смерти подобна. Все, что он говорил, писал, и даже сам факт разговоров с ним, следовало хранить в совершенном секрете. Ленин вызвал к себе секретаря.

— Владимир Дмитриевич! Попрошу Вас о моих беседах с товарищем Железняковым не говорить никому. И о получаемых от него бумагах. Это предельно важно!

— Ясно, Владимир Ильич!

— Далее, переселите его в комнату, смежную с моей квартирой. Или поищите для меня другое помещение, желательно, чтобы от меня к Железнякову был прямой проход, без выхода в общий коридор. И поставьте мне туда надежный сейф с самым лучшим замком.

— Сделаю, Владимир Ильич!

— А теперь, вызовите ко мне на 9 часов Сокольникова (член ЦК РКП(б), нарком финансов в 23 — 26 годах) и Чичерина (нарком индел 18 — 28 годах). До них ко мне никого не пускайте. Когда они придут, сами тоже к нам присоединяйтесь, а за себя в приемную посадите кого-нибудь.

Оставшись один, Ленин на четверть часа глубоко задумался, то и дело снова перелистывая тетради Железнякова. Он решил, впредь даже в мыслях именовать «вселенца» не Котовым, а Железняковым, чтобы случайно не проговориться при посторонних. А посторонними в этом деле были абсолютно все, даже ближайшие соратники. Затем взял чистый лист и принялся быстро писать, иногда останавливаясь и задумываясь.

К приходу вызванных товарищей документ был вчерне готов. В 9−00 все трое вошли в кабинет. Поздоровавшись с вновь прибывшими Чичериным и Сокольниковым, Вождь заявил:

— Товарищи! СНК в моем лице намерен поручить вам архиважное дело — заключение мирного договора с Германией. Вот как я представляю себе этот договор. — Он передал только что написанные листки Чичерину. — Ознакомьтесь поочередно с черновиком тезисов договора. Только что написал его, он не длинный.

Чичерин передал прочитанные листы Сокольникову, а тот — Бонч-Бруевичу.

— Что скажете, товарищи?

— А как же Декрет о мире? — С удивлением вопросил Чичерин. — Там мы предложили всем воюющим странам мир без аннексий и контрибуций.

— Политика — искусствовозможного. Напомните мне, кто это сказал?

— Это известное высказывание Бисмарка, — ответил Чичерин.

— Георгий Васильевич, не мне Вам объяснять, что это всего лишь декларация. Вы в Лондоне долго проработали, и знаете тамошних «акул капитализма», как облупленных. Они 4 года воевали, понесли огромные расходы, и теперь ни за какие «коврижки» не откажутся компенсировать свои затраты за счет контрибуций со стороны Германии. А Франция, к тому же, не откажется от аннексии Эльзаса и Лотарингии.

— А почему Вы, Владимир Ильич, так уверены в поражении Центральных держав?

— С присоединением к Антанте Соединенных штатов людской, промышленный, продовольственный и какой угодно другой потенциал Антанты в разы превосходит потенциал Центральных держав. Думаю, к концу 18 года Центральные державы капитулируют. Готов поставить на это десять против одного.

— Тогда зачем нам заключать с ними сепаратный договор? Дождемся их капитуляции и тоже получим с них репарации. — Высказался Сокольников.

— Российская армия, в том числе и нашими с вами усилиями, товарищи, полностью разложена. Последняя попытка июльского наступления показала, что войска не боеспособны. Процветают анархии и дезертирство. Пока что на фронте затишье, германцы выжидают, чем закончатся дела тут у нас с вами. Толи мы удержимся у власти, толи нас скинут. Если немцы начнут серьезное наступления, армия просто побежит. А наши революционные отряды слишком слабы. Германские дивизии пройдут по ним и не заметят. Вот в таком случае, мы вряд ли удержимся. Нас просто сметут недовольные поражением массы.

Отсюда следует, что срочное заключение договора для нас вопрос жизни и смерти. Причем, это дело вполне реальное. Договор в данное время выгоден и нам и немцам. Мы получаем время, чтобы укрепиться у власти и наладить работу госаппарата, а противник получит возможность перебросить войска на западный фронт. Немцы все еще надеются на победу.