Страница 18 из 27
— Давай, — согласилась красная сыроежка.
И они принялись звать мышку:
— Мышка, мышка, иди под ёлочку! У нас здесь сухо…
Услыхала мышка, обрадовалась. Скорее к ним под ёлочку.
Сидят они теперь втроём: полевая мышка, Машенька и сыроежка в красной шляпке.
А по луговине зелёный лягушонок скачет. С ног до головы весь мокренький.
— Ой, бедный! — пожалела лягушонка Машенька. — Как ему плохо. Давай позовём его!
— Давай позовём, — сказала красная сыроежка.
— Давай позовём, — пискнула и полевая мышка.
— Лягушонок! — закричали они. — Иди скорее к нам.
Услыхал лягушонок — и прыг, прыг к ним под ёлочку.
А дождик совсем разошёлся. Такой сильный припустил, что на весь лес слышно, как по деревьям стучит.
Глядь, а по лесной опушке бежит ёжик. Все иголки у него вымокли.
— Давайте спрячем его, — сказала Машенька.
Позвали они и ёжика. Прибежал он к ним под ёлочку, стряхнул со своих иголок дождевые капли, пофыркал, пофыркал, свернулся клубочком и уснул.
Вдруг слышит Машенька, по лесу раздаётся:
— Машенька, Машенька! Ау, Машенька! Выглянула Машенька из-под ёлочки и видит: бабушка по лесу идёт, да не просто идёт, а с большим дождевым зонтом.
— Бабушка, я здесь! — закричала Машенька. — Иди сюда, бабушка. Мы все сидим под ёлочкой.
Не успела бабушка подойти, а дождик кончился. Выглянуло солнышко, всё кругом засверкало, засияло, будто на каждой травинке зажглись разноцветные огоньки. Тут и Машенька вылезла из-под ёлочки.
— Ах ты, Машенька, моя Машенька! — покачала головой бабушка. — Как же мы с тобой тучу проглядели! Ведь небось промокла вся до ниточки?
— И ничуть! — сказала Машенька. — Гляди, у меня даже: косички сухие.
Пощупала бабушка Машенькины косички, а они и правда у неё совсем сухие.
— Где же ты от дождя пряталась, умничка моя? — удивилась бабушка.
— Да у красной сыроежки в домике. Вон под той ёлочкой! Нас много было — и мышка, и лягушонок, и ёжик-колючка. Ты погляди, бабушка, вон они там сидят!
Посмотрела бабушка, куда Машенька ей показывала, а под ёлочкой никого — ни мышки, ни лягушонка, ни ёжика. Одна только сыроежка сидит да на Машеньку с бабушкой из-под своей красной шляпки поглядывает.
Про Машеньку, горошину и рыжего петуха
Утром бабушка умыла Машеньку, заплела ей косички, надела голубой передник и сказала: — Сиди, Машенька, смирно, вот тут на крыльце, а я пойду варить тебе кашу.
Машенька кивнула головой, села на самую нижнюю ступеньку и принялась ждать, когда бабушка сварит ей кашу.
А кругом было очень хорошо! Было самое начало лета. Ярко светило солнце. На клумбе цвели розовые маргаритки. И возле крыльца в круглой лужице блестела вода. Эта вода натекла с огородных грядок, которые вчера вечером дедушка поливал из лейки.
Машеньке очень хотелось поболтать рукой или, в крайнем случае, прутиком в этой луже, но она боялась соседского петуха. Он пролез через дыру в заборе к ним в сад и теперь расхаживал неподалёку.
А петух этот был рыжий и злой. На ногах у него были когти. Нос загибался крючком. А когда он кричал своё «кукареку», у Машеньки захватывало дух.
И вдруг Машенька увидела около крыльца горошину. Обыкновенную круглую горошину. Горошина лежала на земле возле нижней ступеньки. А на макушке у неё торчал росток, похожий на туго заплетённую косичку.
Совсем недавно бабушка сажала на грядке такие вот горошины. Машенька её спросила: «Бабушка, а скоро из горошин вырастут горошины?» Бабушка тогда сказала: «Нет, не очень скоро». — «Через неделю вырастут?» — снова спросила Машенька. И бабушка ей ответила: «Каждому овощу свой черёд. Наш горох поспеет, когда на вишнёвом дереве покраснеют вишни».
Теперь, увидев возле крыльца горошину, такую, как бабушка сажала на грядке, Машенька слезла со ступеньки, присела и спросила:
— Горошина, горошина, а ты почему не на грядке? А горошина ни слова — лежит и молчит.
— Горошина, горошина, — опять спросила Машенька, — ты почему молчишь?
А сама подумала: «Может, она чего-нибудь и говорит, да разве услышишь, когда она такая маленькая? Вот если бы мне стать такой же…»
Не успела Машенька так подумать, как сразу стала маленькой-маленькой, точь-в-точь с горошину.
И вот они стоят рядышком — Машенька в своём голубом переднике и горошина с тугой косичкой на макушке — совсем одинаковые.
— Машенька, Машенька, — сказала тут горошина, — если ты мне не поможешь, я пропала. Меня рыжий петух склюёт.
Машенька поглядела на петуха, а он и вправду идёт прямо к ним. Огромный, страшный…
«Ох, — подумала Машенька, — вот захочет и склюёт сейчас горошину».
— Бежим от него скорей, — сказала Машенька.
— Бежим, — сказала горошина.
И они побежали прямо по дорожке.
Бегут, а трава над ними высокая-высокая. Колышется, закрывает от петуха. Совсем их в траве не видно.
Нет, теперь уж рыжему петуху их ни за что не догнать!
Вдруг перед ними большое светлое озеро. Откуда взялось это озеро? Ведь только что тут была обыкновенная лужица, через которую легко было перепрыгнуть.
А рыжий петух опять шагает за ними. Ноги у него длинные, голенастые. Что ни шаг — всё ближе. Что ни шаг — всё ближе…
— Ой, Машенька, — крикнула горошина, — сейчас он нас догонит!
Но Машенька не испугалась. На воде, у самого берега, она увидела красивый кораблик с круто поднятым носом.
Если хорошо приглядеться, это был никакой не кораблик, а просто стружка от палки, которую дедушка выстругивал, чтобы поставить к помидорной рассаде. Но, увидев кораблик, Машенька заторопила горошину:
— Скорей, скорей поплывём на тот берег!
Она помогла горошине залезть на кораблик, отпихнула кораблик от берега, и они поплыли…
Как вдруг—надо же такому случиться! — вдруг в воду прыгнула лягушка. Большая, толстая, с четырьмя лапами, с выпученными глазами, зелёная-презелёная.
Если бы вы знали, какие поднялись волны!
Они тотчас захлестнули кораблик, и он стал тонуть.
— Ай-ай-ай!.. — закричала Машенька. — У меня все ноги в воде.
Но всё-таки она не растерялась и скок вместе с горошиной на берег.
«Хорошо, что мы не утонули, — подумала Машенька, а сама поглядела на свои мокрые тапочки. — Рассердится теперь бабушка, скажет: „Зачем по воде ходила?“»
— Ну вот мы и убежали! — сказала Машенька. — И нечего было бояться.
— Теперь пойдём искать гороховую грядку, — сказала горошина. Она совсем успокоилась и даже развеселилась. — Там у меня домик, тёплый, мягкий. Там живут мои сестрицы.
— Пойдём, — согласилась Машенька. — Только сперва взберёмся на гору. Оттуда виднее.
А гора-то была вовсе не гора, а грядка, на которой бабушка раннею весной посадила разные овощи. На других грядках ещё ничего не было, а на этой всё поспело. Укроп стоял высокий. Лук пустил острые тёмно-зелёные перышки. Листья у салата были уже большие. И даже розовая редиска кое-где вылезала из земли: одна высунула свою розовую макушку, другая — свой розовый бочок.
Сюда бабушка и Машенька часто приходили. То придут укропа пощипать, чтобы в суп посыпать. То нарвут салата, то зелёного лука, то редиски надёргают.
Но сейчас Машенька не узнала знакомой грядки. Эта грядка показалась ей настоящей горой.
Вместе с горошиной они стали подниматься по крутому склону, пока наконец не добрались до самого верха.
А из земли прямо на них выползла огромная красная змея. Она ползла и извивалась, ползла и извивалась, и всё ближе, ближе, ближе…
Таких змей горошина ещё ни разу не видывала! Она закричала от страха и, забыв про Машеньку, кинулась бежать.
А Машенька сначала и сама испугалась, а потом получше пригляделась и закричала:
— Горошина, подожди! Это просто дождевой червяк. Про дождевых червяков ей бабушка говорила, что они полезные, их бояться не надо.
Машенька их не боялась.
Но горошина ничего не слыхала. Она бежала без оглядки. А когда остановилась и перевела дух, змеи рядом не было, но и Машеньки тоже не было.