Страница 31 из 40
— Кто ваши друзья?
— Самые разные: рыбаки, моряки, портовые служащие.
— Да, но есть ли среди них такие, на которых можно положиться?
— Если бы таких не было, как бы я смог работать? Вопрос ведь не только в том, как создать излишки, но и как их реализовать.
— Это вам лучше знать, — кивает рыжий.
Он отпивает глоток виски, затягивается сигарой и продолжает:
— И еще один вопрос, дружище. Третий и самый важный. Старый Дрейк привык требовать беспрекословного повиновения и верности.
— И что же? Дать клятву?
— Нет, клятвы не требуется. Я из тех, кто не особенно ценит слова и обещания. Просто мне хочется вас предупредить, поскольку я ощущаю в вас некоторую нервозность. Мы здесь — спокойные люди. Если кто и имеет право нервничать, так это я! А поскольку я не использую это право, то у нас все тихо-, мирно. И я не потерплю, чтобы кто-то повышал тон.
— Не знаю, что вы имеете в виду, — отвечаю небрежно. — Я тоже спокойный человек. Настолько спокойный, что даже но вижу причин быть более спокойным, чем есть на самом деле.
Он бросает на меня беглый взгляд, но молчит.
— Я не слышал только другой стороны условий, материальной, — позволяю я себе напомнить.
— Она целиком будет зависеть от вас, дружище, — добродушно усмехается Дрейк. — Какая польза обещать вам кучу денег, если вы из-за преждевременной кончины не сможете их использовать?.. Вы будете располагать удобной комнатой в отеле «Аризона», который принадлежит мне. Будете получать приличное жалованье, пятьсот фунтов, фантастическая, кстати, зарплата для новичка. Что еще?
Рыжий смотрит на меня вопросительно, но я не считаю нужным ответить.
— Что же касается ваших обязанностей, то первая из них — без разрешения не уходить с нашей улицы. Шутники назвали ее Дрейк-стрит. И так как вы будете работать у Дрейка, должны всегда находиться у меня под рукой, на Дрейк-стрит.
— Предлагаете мне, значит, тюремный режим…
— Не употребляйте этих ужасных формулировок. Все мои люди не покидают этой улицы, хотя я их и не ограничиваю. И это совершенно естественно. Вы как моряк, может, не замечали, но ведь жизнь большинства людей, дорогой, протекает на одной-единственной улице.
— Что я должен делать?
— То же, что делал бы я, будь у меня время. Будете следить, как идут дела в двух моих отелях, во второй половине дня заглядывать после обеда в три клуба; проверять, все ли в порядке у картежников, в закусочной на углу. Вообще приучите людей видеть в вас глаза и уши их хозяина Билла Дрейка. И главное, вы всегда должны быть у меня под рукой, на случай, если мне понадобится ваш совет. Ибо консультант должен давать советы, не так ли?
Разумеется, он не нуждается в моих советах, и это довольно ясно сквозит в его тоне, равно как не нуждается и в надзирателе на Дрейк-стрит, где жизнь идет своим чередом и, наверное, будет идти и дальше без моего вмешательства, но я молчу, не видя причин возражать.
— Ну, вы довольны? — спрашивает рыжий, гася сигару в хрустальной пепельнице и испытующе глядя на меня.
— Я думаю, отвечать на этот вопрос пока преждевременно, мистер Дрейк.
— Да-да, вы правы, — с готовностью кивает шеф. — Я уже говорил вам, что тоже не люблю торопиться. Но будет неплохо, если вы уже сейчас поймете: на Дрейк-стрит выбор настроений невелик. У меня люди или довольны жизнью, или их нет в живых.
Он встает и, посмотрев на меня сверху, замечает:
— Мне кажется, консультант Дрейка не может появляться в обществе в таком костюме. Следует поддерживать реноме фирмы.
Мой хозяин приближается к письменному столу и нажимает невидимую кнопку.
— Вызовите Линду, — приказывает он мгновенно появившемуся Алу.
Так называемая Дрейк-стрит, длиною не более ста метров, одним концом упирается в улицу пошире, другим — в небольшую площадь. Узкая улочка, где с трудом могут разминуться две машины, узкие тротуары, два ряда старых трехэтажных зданий, чьи закопченные кирпичные фасады кое-где расцвечены ярким светом неоновых реклам.
В самом начале Дрейк-стрит находится злополучное кафе, в котором началось мое злополучное приключение с незабываемой Кети. На углу напротив находится итальянский ресторан; его витрины украшены бутылками кьянти, колбасами и другими деликатесами. Рядом с ним алеет реклама клуба «Венус», который, в сущности, не что иное, как второсортное заведение со стриптизом. Чуть подальше «Венуса» расположены конкурирующие с ним два клуба — «Казанова» и «Тропик», но их конкуренция чисто формальная, поскольку все они являются собственностью мистера Дрейка. Ему принадлежит и помещающийся в середине улицы отель «Аризона», а также маленькая гостиница, расположенная на полпути к площади. В эту гостиницу и привела меня Кети, чтобы показать, как умеют драться ее знакомые. Собственностью Дрейка является и закусочная напротив отеля, которая существует не столько за счет продажи закусок, сколько от азартных игр. Что же касается трех лавчонок, торгующих порнографической литературой, то они не являются собственностью моего нового шефа. Он всего лишь поставляет им товар. Словом, не считая лавочки с галантереей и эротическим бельем да винного магазинчика, кажется, все остальные заведения на Дрейк-стрит прямо или косвенно связаны с Дрейком.
Еще во время первого, короткого пребывания в Лондоне я имел возможность бегло познакомиться с этой улицей, так что она мне отчасти знакома. И даже пожелай я сейчас обогатить свои впечатления, это вряд ли мне удастся, ибо сопровождающая меня дама, очевидно, спешит. Речь идет о мвсс Линде Грей, на которую шеф возложил деликатную миссию сопровождать меня в прогулке по кварталу с целью частичного пополнения моего гардероба.
Давать характеристику даме — нелегкая задача. Существует риск сбиться с джентльменского тона или изменить жизненной правде. Что касается мисс Грей, эта задача становится еще более трудной по причинам, которые, вероятно, позднее станут ясны. Во всяком случае, ее персона способна вызвать интерес, и я понял это, едва она вошла в кабинет Дрейка и уселась в кресле напротив меня.
В первую минуту я запомнил только ее глаза, хотя смотрел на ноги. Ибо когда смотришь, главным образом, на ноги женщины, зачастую говоришь, что у нее необыкновенно красивые глаза, поскольку, как нас учили в школе, именно глаза, а не ноги, к примеру, зеркало души. Но у Линды действительно красивые глаза, и если бы не заученно-высокомерная маска на лице, они были бы еще более выразительными. Не могу сказать, чтобы у этих глаз был необыкновенный разрез или какой-то особый цвет, но в их голубовато-зеленой синеве угадывается нечто затаенное, недосказанное, словом, нечто такое, что лучше не искать, — того и гляди утонешь. Может, именно поэтому я переключился на ее ноги — объект куда более надежный и устойчивый; недаром люди ходят на ногах, а не на голове.
Она поймала мой взгляд и машинально одернула юбку, желая мне показать, что нечего совать нос куда не следует. Этот столь старомодный в наше время жест тронул меня, напомнив годы юности, когда такой жест все еще был обычным защитным рефлексом или обычным кокетством.
Кроме этого жеста и двух—трех беглых взглядов, мисс Грей в эти несколько минут не подала вида, что замечает мое присутствие, ее внимание было целиком обращено к Дрейку, но и обращенное к Дрейку, оно оставалось лишь холодновато-учтивым.
Не впадая в бульварный топ, должен заметить, что ее женские прелести были на своем месте в достаточно щедром исполнении, чтобы понравиться моему грубому вкусу, и прекрасно подчеркнуты костюмом лилового цвета. Короче, что касается внешности, дама заслуживала положительной оценки, и я мог бы сказать ей об этом — теперь или позднее, но так и не смог ни тогда, ни позднее, потому что, когда у женщины столь высокое самомнение, она, наверное, не нуждается в комплиментах для поддержания бодрости духа.
Итак, мы с мисс Грей вышли из конторы Дрейка, которая находилась именно в том здании, откуда вытолкали в свое время Борислава, и направились вниз по Дрейк-стрит к широкой улице и большому миру. Линда молчит и своей энергичной, даже торопливой походкой весьма явно показывает, что нет времени для бесцельных весенних прогулок и излишней болтовни. Мне тоже не до разговоров, и, чтобы показать ей это возможно яснее, иду в полуметре следом.