Страница 76 из 78
Глава 25 Тонкий момент
— Даже не знаю, что это такое! — ответил я, разглядывая стоящий метрах в двадцати от стены транспорт светло-коричневого цвета. — Похоже на бронеавтомобиль. Но, какой-то он… Старый!
— Угу. Судя по флагу, американский! — предположил Шут. — Как они его сюда пригнали?
— Ну не морем же, и не воздухом. Тут же дорог полно. Заключили с правительством Пакистана договор, получили разрешение находиться тут на постоянной основе, ну вроде как у нас военные советники. Все как всегда, взаимовыгодное сотрудничество.
— Чего они вообще тут забыли?
— А во Вьетнаме⁈ Они же как мухи на говно слетаются!
И вообще, давно замечено, где Америка, там неспокойно. Только почему-то этого никто не замечает! — добавил Шут, чем попал в точку. Очень хорошо попал, а чем дальше, тем таких случаев будет больше. Особенно в двадцать первом веке. Впрочем, как я уже говорил, в политике не разбираюсь. Говорю то, что вижу и слышу. Хотя, какая разница? Продолжать этот разговор мы не стали. А что касалось бронеавтомобиля, то скорее всего, стоял он тут, чтобы в случае возникновения опасной ситуации, пиндосы могли бы прыгнуть на колеса и сбежать.
Осматривая дальнюю часть лагеря, в большом сарае с открытыми воротами, я заметил хорошо знакомый мне знакомый нос бронетранспортера. Вот только расцветка у него была какая-то странная.
— Смотри, откуда у них БТР-70? — заметил Шут, глядя в ту же сторону. — Неужели подбитый откуда-то притащили и пытались починить?
Как раз в этот момент кто-то со скрипом приоткрыл и вторую половину ворот. Теперь стало видно, что это не стандартный БТР-70, а его ближайший сородич, только уже не советского производства. Был у Союза такой момент, продавать некоторые свои военные разработки куда попало. С правом на производство. В Китай, в том числе.
— Это не наша «семидесятка»! Кажется, это Румынский ТАБ-77! — догадался я, опознав транспорт. — Практически то же самое, но с небольшими отличиями. Движок другой, вооружение, рация… Ну и камуфляж ему тоже поменяли.
— Сдался он им⁈ Чтобы душманы на бронетранспортерах разъезжали, это даже не смешно. Им только на ослах и верблюдах по кишлаку ездить. Может, его на металлолом притащили? — фыркнул Корнеев. — Гляди, грязный весь. Левое переднее колесо отсутствует. Явно, давно не используется. Скорее всего, машина даже и не на ходу.
— Похоже на то, — согласился я. — Наверное, пакистанцы просто перекупили у румын и духам продали! А те до ума довести не смогли. Вот он и стоит, ржавеет!
Я давно заметил, что у некоторых народностей Средней Азии, особенно у сирийцев и курдов, как-то не очень с руками. Помню, как во время очередной командировки в САР, наше Министерство обороны передало правительственным войскам ЗРК комплекс «Панцирь С-1», так они ему рога быстро свернули. Потом полгода пытались починить с помощью молотка и топора, но это дело у них естественно ни к чему не привело. В итоге с комплекса просто сняли все вооружение и бросили, предварительно накрыв маскировочной сеткой. Там он полгода и ржавел, никому не нужный. А потом, видимо кому-то все-таки попался на глаза, потому что в него дрон прилетел. Ну и все, так Панцирь и закончил свой короткий и бесславный боевой путь.
То же самое касалось авиационной техники, переданной союзникам. Вон, под Квайресом целые поля из ржавых остовов самолетов, старых вертолетов, грузовых машин. Самостоятельно чинить и обслуживать технику они не могли.
— Похоже на то! — кивнул я.
Помимо этих двух единиц военной техники, среди зданий угадывались и просто грузовики, старые пикапы с открытым кузовом. В тридцати метрах от нас, группа душманов из десяти человек разгружала сильно потрепанный ГАЗ-51, деревянный кузов которого был заставлен ящиками. Судя по всему, с оружием и боеприпасами, не советского производства. Очевидно, что тут действительно идет подготовка к чему-то серьезному. Ахмед был прав.
Вообще, оставшиеся от когда-то стоящей здесь крепости руины, были в достаточно неплохом состоянии. Не удивительно, что кому-то пришло в голову разбить среди них полноценный лагерь.
С востока и юго-востока были сплошные отвесные скалы, северо-восточнее шли крупные обломки, наваленные друг на друга. С запада было хуже всего, но там сразу начиналась крутая скала. А вот с севера, где и были достаточно большие деревянные ворота, все выглядело более-менее прилично. Часть стены, как раз со стороны загона с баранами, была самым слабым местом, но там построили две деревянные вышки, которые сейчас были пусты. Фрагменты здесь были навалены друг на друга — становилось ясно, что их намеренно двигали и перекладывали с помощью тяжелой техники, чтобы получилось подобие стены. Кривой и косой, но все-таки. А дыры были заделаны камнями и замазаны глиной. Благо ее в этих краях, как и в самом Афганистане, было очень много.
Пробраться внутрь было не очень сложно, но требовалось подгадать момент — чтобы никому случайно не попасться на глаза. Душманов внутри лагеря полно, даже не сосчитать толком. Плюс в том, что тут никто не ждет того, что планируется какое-то проникновение.
Вся территория защищенного лагеря представляла собой глубокое ущелье, уходящее в горы, а почти вся внутренняя территория была застроена небольшими глиняными и каменными постройками, точно такими же, как и в самом кишлаке. И стройка еще шла — всю дальнюю часть лагеря продолжали застраивать. А строили их естественно советские военнопленные, которых держали тут незаконно. По сути, они были рабами.
— Макс, смотри, сколько пленных! — заметил Корнеев, разглядев наших.
И верно, их действительно было много, человек пятнадцать точно. Все они выглядели примерно одинаково — грязные, загоревшие, исхудавшие. Все в жалких рваных лохмотьях, заросшие, небритые… Очевидно, что и кормили их тоже не часто, еды хватало только для того, чтобы не умереть с голоду, ну и хоть как-то осуществлять нехитрую работу — носить камни и месить бетон с глиной.
Я молча смотрел на них и понимал, что нужно что-то делать. Парни тут все погибнут — наше командование и понятия не имеет, что здесь столько пленных. Их и не должно тут быть, но реальность такова… А даже если бы и знало, ничего бы не сделало. Пакистан практически не вел диалогов с Советским Союзом. Никто нашим бойцам тут не поможет, а сами они уже не в состоянии это сделать. Наверняка уже были попытки побега, которые закончились неудачно. Это сильный угнетающий фактор, при котором человек перестает быть собой, опускаются руки. Надежды нет, с каждым днем запал все меньше. И помощи ждать просто неоткуда. Боевой дух крайне низок — я сам видел, как люди медленно превращаются в животных.
На душе было паршиво — ведь мы тут не для того, чтобы спасать военнопленных. Но с другой стороны, знать, что была возможность спасти своих боевых товарищей, но не сделать этого… Да меня потом собственная совесть загрызет! Будет нарывать, как заноза в пальце!
Ну нет, я так не могу! Но как же им помочь?
Не секрет, что советская армия не могла напрямую устраивать вооруженные конфликты на территории чужой страны, без объявления войны. Спецназу и разведке категорически запрещалось устраивать шумиху — запрет был на самом высшем уровне. Но вот если вооруженный мятеж поднимут сами военнопленные, что-нибудь взорвут или расстреляют своих же надзирателей, это совсем другое дело.
Вот только судя по внешнему виду наших парней, их боевой дух действительно был практически задушен, да и чего греха таить, сами они физически и морально сильно истощены. Чтобы поднимать серьезный мятеж против душманов в их собственном укрепленном лагере и пробиваться через тех, кто неделями заставлял их голодать и работать с утра до вечера, нужна серьезная решимость. А им ее подкрепить уже просто нечем, так как изо дня в день, все становится только хуже, надежда и решимость угасают.