Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 14



   Был и другой аспект участия в "шабаше". Чтобы принять в нем участие, её убежище придется покинуть не позже чем через шесть дней, так как спуск в долину и путь в соседнюю займет не менее десяти дней. На путь обратно придется потратить уже двенадцать дней - движение в гору, как ни крути, намного тяжелее, чем с горы.

   Ну, и день-два займет собственно "шабаш".

   Итого получается - двадцать четыре дня.

   К моменту её возвращения постоянный снежный покров будет лежать здесь как минимум дней восемь-девять.

   В одиночку к пещере ей не подняться ни за какие коврижки.

   Если она покинет свое убежище для участия в "испрошении совета", то зимовать ей придется уже в долине, что чревато многочисленными и очень опасными осложнениями-конфликтами с теми, кто отрицательно относится к ремеслу Ташши, например, с представителями официальной религии Сата.

   Зимой в долинах часто идет дождь. Воздух настолько пропитан влагой, что ни о какой зимней спячке можно и не мечтать.

   Без тепла очага женщине-змее не выжить в долине.

   Ведунью, даже такую старую, как Ташша, опасаясь гнева (и мести!) соседей, вряд ли кто-то осмелиться пустить к себе на постой на целую зиму.

   Решение участвовать в "шабаше" у Правителя при отрицательном результате равносильно самоубийству - медленному и мучительному.

   Убивать себя сама Ташша пока не хотела.

   Сытный обед (он же - завтрак, он же - ужин, так как кушали разумные обитатели Шаа не чаще одного раза в сутки, а при нехватке пищи - один раз в два-три дня) неумолимо клонил женщину-змею ко сну. Ташша не стала сопротивляться естественной потребности своего организма, направилась в пещеру, плотно затворила за собой дверь, тщательно закопалась в копну с сухой травой, надеясь, что при удачном стечении обстоятельств она сможет впасть в зимнее оцепенение во время сна - сытого и теплого, а не голодного и холодного, как обычно.

   "Сытый" сон значительно повышал её шансы на выживание в период зимней спячки.

   Однако все пошло не так, как хотелось Ведунье.

   Началось все с того, что ей приснилось видение.

   Видение само по себе не было чем-то необычным в жизни Ташша. Весной и летом, когда Сат прекрасно прогревает воздух и скалы, ночная греза - обычное явление в жизни женщины-змеи. Как правило, ей видятся картинки из её раннего детства - самого счастливого периода её жизни. В тех снах-грезах ей всегда тепло и она всегда сыта. Ведунья любила весенние сны...

   Виденье, которое явилось к ней холодной осенней ночью, не было похоже ни на один из снов Ташши.

   Женщине-змее снилось что она... - не змея, а какое-то другое существо. Ташша с удивлением обнаружила, что у неё - светлая(!) кожа, не четыре, как дано Сатом, а пять пальцев на руках и ногах и она... мальчик, который гуляет по лугу; и не просто гуляет, а пытается поймать крохотное прыгучее насекомое зеленого(!) цвета.

   Ведунья с безмерным удивлением увидела, что черно-серо-белый мир, в котором она, как и любой другой обитатель Шаа жила всю свою жизнь, неожиданно стал цветным, засиял буйным разноцветьем красок, заиграл оттенками, названия которых не было в языке змеелюдей.

   Цветной мир шокировал Ташшу даже больше, чем то, что она видит этот мир чужими глазами. Ведунья проснулась от сильного внутреннего толчка, почувствовала, как часто и сильно бьется её сердце.

   Однако шокирующее видение не исчезло.

   Цветной мир по-прежнему стоял перед глазами Ташши и она (самое страшно!) по-прежнему ощущала себя не женщиной-змеёй, а маленьким мальчиком, охотящимся на неизвестное прыгучее насекомое зеленого цвета.



   Ташша застонала от горя и разочарования. То, что ей привиделась картина мира, которого не могло быть, означало только одна - она все-таки заболела омертвением души. А от этой болезни не было лекарств - это Ведунья знала тоже очень хорошо. Собственно, теперь, когда Ташша сама себе поставила диагноз, у неё оставалось только два выхода.

   Первый - ждать, когда страшный недуг полностью и окончательно завладеет её разумом и её телом, и второй - уничтожить болезнь вместе тем, кто носителем этой болезни является.

   То есть убить саму себя.

   В мире, в котором родилась и выросла Ташша, нет предубеждения против суицида. На Шаа было принято считать, что все, что происходит в окружающем мире - есть проявление Божественной воли Сата - Божественного Змея, Создателя, Всевышнего, Единственного Бога Вселенной. Либо (об этом не принято было говорить вслух) - его антипода, Властелина Ада, Холода и Смерти.

   Омертвение души всегда считалось проявлением воли противника Сата. Для тех, кто являлся, или был заподозрен в поклонении, или причастности к тому, чье имя нельзя произносить вслух, существовал особый вид очищения - через огонь.

   Служители культа Сата были уверены, что только пламя - прямой выразитель божественной сущности Всевышнего может очистить душу приверженца противника Сата от скверны, поедающего его душу.

   Ташша закрыла глаза, почувствовала тяжесть, нарастающую в душе, словно наледь - на внутренней стороне двери её грота, замерла, вспоминая всю свою прошедшую жизнь.... Женщина-змея понимала, что теперь она обречена. Однако умирать на костре, в жутких муках, ей не хотелось....

   Память услужливо показала ей камень, исчезающий в бездонном провале пропасти.... Способ избежать ужасной казни на огне был всего один - покончить жизнь самоубийством. Например, спрыгнув вниз с большой высоты.

   Утром, после восхода Сата Ведунья тщательно прибралась в своей пещере и на полянке перед нею. Ей хотелось думать, что какая-нибудь Ведунья, такая же, как и она, гонимая и отверженная, когда-нибудь забредет в эту долинку, найдет здесь грот, полный сухой травы и сухих сучьев и будет жить здесь, вспоминая добрыми словами того, кто здесь все так замечательно устроил.

   Через какое-то время Ташша, отчасти смирившаяся, наконец, с принятым ею решением и оттого слегка успокоенная, тщательно заперла дверь, медленно двинулась к провалу - туда, куда она сутки назад с трудом утащила странный черный камень.

   "Воистину, неисповедимы пути Всевышнего"! - думала женщина-змея, зачем-то обходя мелкие камни, которые вчера она попросту не замечала под своими ногами. - "Если бы мне позавчера не попался на глаза тот странный камень, могла бы жить. Возможно, не так долго, как мне хотелось бы, но все же.... Наверное, Сату угодно было, чтобы я нашла этот камень, заболела омертвением души и, как итог - оказалась на краю вот этой самой пропасти"!

   Ташша дошла до грани, глянула вниз.

   Дна у провала не было.

   Вернее, оно все-таки где-то было, но отсюда, с высоты гребня его рассмотреть было невозможно.

   Темный серый туман плотной дымкой закрыл все видимое пространство ущелья; скупые лучи Сата даже не касались его клубов и туман "жил" здесь всегда, вне зависимо от времени суток. И хотя Ташша подозревала, что зимой, когда горы покрывает снег, туман из ущелья все-таки исчезает, на практике проверить верность своих предположений у неё возможности не было - глубокая зимняя "анабиозная" спячка была для неё единственной возможностью выжить в жуткий зимний холод.

   Женщина-змея подняла голову, посмотрела вокруг себя.

   Служители культа Сата говорили, что змея в том, другом мире будет помнить только то, что видели её глаза в момент, предшествующий её гибели, или смерти. Наверное, именно поэтому мучительная смерть на костре, или в воде, от утопления считались самыми нежелательными для разумных обитателей Шаа.

   Впрочем, сейчас Ташшу занимали совсем другие мысли....

   Женщина-змея приняла окончательно решение. Она ощутила бездонную тоску, непривычную пустоту своей души, боясь, что может передумать в последний миг, решительно сделала шаг вперед.

   Точнее, её показалась, что она это шаг сделала.

   Её тело осталось на том же месте, где и находилось до этого. А еще - Ташша вдруг почувствовала, что она вновь смотрит на этот мир не своими глазами.