Страница 27 из 39
Она сделал еще одну попытку, и произнесла вновь той, что злорадно продолжала дико хохотать над ее бессилием - Принцесса боли и страданий доберется до тебя, и тогда молись, что твои боль и страдания были запредельно мучительными, невероятно сладостными, тварь подлая!
Ей в ответ был лишь дикий по-прежнему громогласный истеричный издевательский женский смех.
- Смеешься, адская подруга! Думаешь, я теперь, совершено бессильна! Как бы, не так! - произнесла громко демон сенобит Анжелика - А если, я нарушу запретное недостижимое и нерушимое здесь табу святости и безгрешия! Я решу этот многолетний спорный вопрос могущества и бесспорной силы и власти между двумя женщинами!
Она схватила обеими сильными своими демонессы руками мальчишку Валерия Корсино и прижала к своему женскому сенобитессы телу. Одной рукой схватив, того за горло, другой за мальчишеское худенькое плечо, еще слабое как и все тело одиннадцатилетнего ребенка. Не способное, пока еще дать физический достойный отпор своему противнику.
- А если, я разорву его на твоих глазах на части своими собственными руками! – она прокричала той, что скрывалась среди каменных стен и потолков огромного адского лабиринта.
Сейчас ей лишь в ответ, стояла глухая тишина. Лишь вибрировал сам, гудя своими каменными серыми стенами лабиринт.
Но, Анжелика, не унимаясь, продолжала – Захочу и отдам его на растерзание своим прислужникам моего темного ордена страданий и боли! Прикажу им его долго пытать и мучить, наслаждаясь его страданиями и мучениями на твоих материнских глазах!
Но в ответ только тишина.
Стоящие за спиной Анжелики все сенобиты пребывали в страхе и растерянности. Первый раз, они ощутили себя в совершенной беспомощности, ощущая себя жертвами того, кого они не видели. Они не знали, что делать теперь, чего ожидать от того, что надвигалось на них из темноты, приближаясь все ближе и ближе.
- Блефуешь! Время тянешь, тварь! - продолжала кричать в пустоту демонесса главный сенобит – Чего-то ждешь! Я убью его, слышишь! Убью! Разорву в клочья и напьюсь его молодой крови!
До смерти напуганный теперь Валерий Корсино, просто обомлел. Он не в силах был сопротивляться такой силе, схватившей его за горло и плечо, точно в стальные тиски не человеческой губительной и смертельной хваткой с черными пронзающим до крови его совсем еще нежную юную кожу и плоть длинными ногтями женских рук.
- Мама – он, хрипло и негромко, панически еле, выдавливая из себя, произнес, с силой сдавленным, окольцованными перстнями и кольцами пальцами, демонессы и сенобитессы Боли и страданий – Спаси меня, мама.
***
Херувим Тоссераф также не смог найти выход из лабиринта. Но уже совсем по другим причинам.
Перед его черными адского ангела и демона одного из первых приспешников Левиафана стоял полный мрак. Он не видел ничего вообще. Только полную вокруг себя темноту. Точно Тоссерафф полностью ослеп. Ему не помогали его черные до этого прекрасно видящие в темноте глаза демона.
- Что за!!! – он произнес громко ошеломленный происходящим – Какого?!! Мой Бог Левиафан!!! Помоги мне найти к тебе дорогу своему верному слуге!!!
Он видел жуткую погибель и смерть своей верной адской подруги Херувима Метталаха. И видел созданное кошмарное неизвестным создателем смертоносное чудовище, которое убивало здесь всех без разбора и несло в себе только одну смерть жителям лабиринта Левиафана.
В лабиринте, он встретился с командиром и предводителем сенобитов, аббатесой и черной монахиней ордена «Ран и Порезов». Он был свидетелем пришествия миссии в лабиринт. Юного одиннадцатилетнего мальчишки. Неприкасаемого, против которого сам был бессилен. То т пришел в лабиринт Левиафана, чтобы освободить Небесного Ангела Иофиила из вечного заточения в адской шкатулке. Это было чревато пришествием и возвращением булавочноголового Пинхеда. Это означало изгнание из лабиринта адских Херувимов обратно в обитель и жилище Левиафана, вечную деспотичную тиранию и полноценную власть в нижнем мире сенобитов.
Ему надо было вылететь из лабиринта наверх и лететь к вращающейся над лабиринтом той огромной четырехугольной с черным светом иглообразной громадной конструкции, вернуться туда, откуда он вылетел посланный своим Повелителем и Богом руководить сенобитами и лабиринтом после изгнания гвоздеголового Пинхеда.
Но он не мог выбраться из лабиринта, натыкаясь на сами каменные сплошные вокруг него стены, арочные с опорными колоннами потолки, что внезапно появлялись из темноты.
Он бился, точно некий пойманный в стеклянную банку мотылек уже в дикой панике ударяясь о каменные запертые вокруг него непроходимые стены, раньше через которые, он мог свободно беспрепятственно проникать в отличие от других жителей лабиринта. Ведь он, как и погибший Метталах были высшими практически Божествами лабиринта. Некогда были даже людьми из земного мира. Правда, не помнили уже давно своих имен. Левиафан их приблизил к себе, дав в награду дар речи, власть и величие. Но, отобрав полностью их человеческую память и имена. И, именно сейчас эта самая память стала возвращаться к Херувиму Тоссерафу. А с ней и человеческий вид.
- Нет! Нет! Не желаю другого! – он завопил, видя, что обратно весь видоизменяется, теряя все свои способности и саму внешность Божества адского ангела и демона Херувима.
Исчезли оперенные большие крылья, а вместе с ними золоченый нимб и крест, на котором его превращенное в живое человеческое тело было прибитое гвоздями растянуто в четыре стороны, теперь нагое и беспомощное, рухнуло вниз. И Тоссераф упал на каменный внизу пол темной комнаты больше похожей на некий без краев и границ зал, что стал расширяться во все четыре стороны в той полной темноте,
свалившись с невероятно теперь высокого арочного потолка, точно сброшенный ангел Люцифер Райских Небес. Расшибаясь и ломая себе кости о твердый выглаженный отесанный холодный точно лед камень.
- За что, ты лишаешь меня всего, Создатель?!! – прокричал Марис Залесский своим родным человеческим голосом, вспоминая свое земное имя, которым наградили при рождении его, когда-то мать и отец – За что? – произнес он, испуская свой последний дух, приподняв свою человеческую черноволосую кучерявую тридцатилетнего чеха голову, умирая навсегда и превращаясь в серый камень. Этакую лежащую на каменном полу скульптуру. Что в свою очередь превратилась в черный пепел и прах, вспыхнув ярким пламенем. Сгорая дотла. И тут же, развеялась во все стороны, уносимая, внезапно налетевшим из черной бездны и темноты непроглядного ада сильным в вихре потоком воздуха исчезая где-то в той темноте навсегда.