Страница 25 из 40
Значит… значит он по-прежнему в ванне?!
Опершись руками в пол, Валентин сел. И пока садился всем телом, кожей лица, даже волосами на голове ощутил воду. Вокруг была вода. Он озадаченно поводил рукой, и рука встретила знакомое сопротивление, какое он испытывал, плавая в бассейне. Да, сомнений не оставалось: он находится в ванне, в ванне, заполненной водой! Он сидит на металлическом полу живой и целехонький.
— О, черт! — хотел выкрикнуть Валентин.
Но вместо привычных звуков изо рта его вырвался каскад пузырьков. Цепочкой, один за другим, пузырьки устремились к потолку камеры, и потрясенный Валентин замер, следя за их полетом.
Ему казалось, что он сходит с ума. Он ощупал лицо, и, конечно же, не обнаружил ничего такого, что снабжало бы его легкие воздухом. И тем не менее он дышал — иначе как объяснить, что он не чувствует признаков удушья? Однако ему не приходилось делать усилий, чтобы наполнять легкие воздухом. Воздух наполнял их как-то сам по себе. Валентину казалось даже, что он ощущает его животворное движение в крови, токи его под кожей, в мозгу.
Не выдержав, Валентин вскочил. Небольшого усилия ног оказалось достаточно, чтобы его тело отделилось от пола и, невесомо покачиваясь, стало медленно подыматься. Мимо проплыл кварцевый глазок, словно маленькое солнышко, ослепил на миг отвыкшие от света глаза Валентина. Вскоре головой он коснулся потолка. Боль пронзила его до самых пяток. Он осторожно ощупал израненную, избитую о металл голову, вспомнил агонию, страстное желание жить…
И вот он жив.
Жив, вопреки всем законам природы. Он принял горизонтальное положение. Сердце-свинец колотилось редкими, едва ощутимыми толчками. Казалось, оно вот-вот — и совсем остановится. Чем яснее Валентин осмысливал свое необыкновенное, совершенно противоестественное состояние, тем в большее смятение оно приводило его, путало его мысли.
Вода!
Вода выкинула с Валентином Звягинцевым такое, чего и в самом дурном сне не привидится. Он жил в воде не вопреки законам природы, а, наоборот, в полном соответствии с ними.
Вода охотнее любой другой жидкости поглощает кислород из окружающей среды. И чем давление среды выше, тем больше его растворяется в воде.
Клетки человеческого организма более чем на три четверти состоят из воды — обстоятельство, сделавшее барокамеру надежным союзником медиков там, где кровь перестает доставлять организму кислород в нужном количестве. Под воздействием высокого давления плазма клетки приобретает способность поглощать его непосредственно из нагнетаемого в камеру воздуха.
Но точно так же плазма клеток может поглощать кислород и из воды. Причем легче, чем из воздуха, гораздо легче! Что нужно для этого? Достаточно высокое давление. Идея дыхания в воде без помощи каких-либо технических средств давно волновала физиологов.
Однако решиться на подобный эксперимент, то есть взять и погрузить человека в сжатую под большим давлением воду, никто не решался, слишком много было сомнений.
Случай сам пришел на помощь к исследователям. Правда, случилось это не в лаборатории физиологов, а в лаборатории автоматизации сварочного производства. Но… чего не бывает на свете! — инженеру-сварщику Звягинцеву довелось стать первым Ихтиандром XX века.
Приступ дикой неиспытанной радости захлестнул Валентина. С веселым остервенением принялся он освобождаться от одежды. Кувыркаясь, пошли на дно желтые лаковые туфли. Следом за ними медленно оседали цветастые носки. Брюки и голубая нейлоновая рубашка отказывались тонуть и Валентину пришлось их топить насильно.
Обнаженное тело, обрело неожиданную гибкость, стало скользким, не испытывающим сопротивления воды. И хотя Валентин плавал весьма посредственно, тут он почувствовал себя, как рыба в воде (в полном смысле этого слова!). Сильным движением рук бросил он свое тело от одной стены к другой, и, не дав себе коснуться металла, круто изменил направление движения, скользнул под самым потолком, устремился вниз и снова вверх. Он вращался штопором, выделывал пируэты, недоступные самому заядлому аквалангисту. И вопил, вопил от восторга, от сознания своего чудесного перевоплощения, выбрасывая из гортани вместо звуков фонтаны пузырьков.
Ему вдруг безумно захотелось оказаться в необозримых просторах океана, в бездонной и безграничной пучине. Он мог бы достичь любых глубин, сегодня еще скрытых от взора человека. Он смог бы мчаться и мчаться без устали, обгоняя косяки рыб, проносясь над подводными хребтами и ущельями, проникая в таинственные лабиринты пещер…
Утомившись, Валентин приблизился к кварцевому глазку. Здесь было светлее, уютнее. Привычный дневной свет помог ему унять нервное возбуждение. Над эмоциями постепенно начал брать верх уже чисто познавательный интерес к происходящему.
Прежде всего Валентин в полной мере оценил возможные последствия своего невольного перевоплощения. Пройдет какое-то время — и тысячи, нет, миллионы ихтиандров, подобных ему, Звягинцеву, начнут подлинное покорение морских просторов. На дне океанов возникнут чудо-города, раскинутся плантации морских окультуренных водорослей.
В ущельях будут пастись косяки ценных пород рыб. Геологи-ихтиандры получат подлинную возможность разработки недр дна океанов.
Необозримые, необжитые просторы!
Климат с ровной и не зависимой от времени года температурой, свободный от капризов погоды. И кто знает, не принесет ли человечеству жизнь в воде освобождение от многих ныне неизлечимых недугов, не даст ли ему столь желанное долголетие?
«Да, да, именно так все и будет, — согласился с собой Валентин. — Но все-таки, почему я остался жив? Ведь была же агония, был конец… и вдруг нате вам — воскрес из мертвых. Прямо как в священном писании!»
О сути священного писания Валентин знал тоже понаслышке.
Он призвал на помощь весь свой опыт логического осмысливания эксперимента. Итак, сказал он себе, все дело в способности воды поглощать кислород из воздуха. Чем больше давление, тем больше в ней кислорода. Наши насосные установки обеспечивают пятьсот атмосфер. Это равносильно тому, как если бы меня затолкали на глубину в пять километров. Солидно, ничего не скажешь! Почему же меня не расплющило? Увы, такое ошибочное убеждение существовало, пока не было опрокинуто наблюдениями над китами. Те ныряют на глубину в три-четыре километра, а остаются целехонькими. Все дело в том, что ткани живого организма состоят в основном из той же, практически несжимаемой воды? Легкие и кишечник? Они до-отказа заполнены водой, которой я нахлебался, пока отходил в мир теней. Сердце? Кровеносные сосуды? По строению и составу почти сплошная вода.
На первый взгляд все выглядело просто: кислород из воды проникает в его, Валентина, тело. И прежде всего он проникает в те ткани, которые имеют прямой контакт с водой, — это кожный покров тела, это поверхности заполненных водой бронхов, желудка, кишечника…
Но нет, не торопись с выводами, Валя. Разве история, кораблекрушений не знает случаев, когда корабли исчезали в таких пучинах, где давление нисколько не меньше, чем сейчас в камере? А может быть, и больше. Однако море ни разу не возвратило к жизни хотя бы одну свою жертву, не сделало счастливого исключения, не совершило чуда.
Ни разу!
Стало быть, все гораздо сложнее. Дело не только и, может быть, не столько в давлении насосов, сколько в чем-то еще таком, что пока ускользает от его, Валентина, внимания.
Эмоции окончательно уступили место научному поиску. Ихтиандр XX века стал снова аспирантом.
Нетерпение поиска заставило Валентина снова пуститься в плаванье по камере. Он скользил вдоль стен, уже не наслаждаясь невесомостью тела. Рядом была загадка, которая встречается на пути исследователя раз в сто лет. А может, и того реже.
Закрыв глаза, Валентин пытался «увидеть» процесс поглощения кислорода клетками. И с огорчением убедился, что картина получается туманная, весьма приближенная, — уж очень скудными были его познания в области молекулярной биофизики. А в области цитологии он вообще был профаном. Впрочем, даже совершенное знание того и другого навряд ли помогло бы ему. Тут природа выкинула такой фокус, который не укладывается ни в одну из этих наук.