Теперь я Волан-де-Морт?

Якоря… Дети… Цветы жизни…

Это адски.

Я понял, почему маги плохо размножаются, особенно сильные. Маг — это ошибка эволюции.

Во-первых, очень плохо на потенцию действует легилименция, а она обычно идёт рука об руку с сильным магом. Всё время друг от друга скрывать свои мысли… Хорошо, мне с Беллой повезло.

Но ещё хуже легилименция сочетается с детьми. Во-первых, их мысли легко прочитать. Во-вторых, дети поначалу думают картинками. И мысли детей просто сводят с ума.

Вот малыш лежит в кровати. Белла включает свет и заходит. И малыш приходит к выводу, что у его матери такое свойство — проходить через свет.

Или говоришь уже трёхлетнему ребёнку — нельзя. Он понимает, что это физически невозможно. Делает это. И ждёт, что будут хвалить за то, что он раздвинул границы невозможного.

Таких случаев много. Это вымораживает мозг. А я, благодаря нашей обоюдной связи, ещё иногда эмоции улавливаю — и вот это действительно вымораживает.

Связь… Полноценная связь только с Дельфи — у неё много моей сущности. Я с ней на постоянной мысленной связи — она меня спрашивает, я отвечаю. Ребёнок прогрессирует, на мой взгляд, она уже взрослая. С остальными связь много хуже, а последнего я едва чувствую. Но даже такие игры в бога — когда тебя одновременно вызывают четыре абонента и просят совета, они иногда сбивают с толку. Хотя всё можно полностью приглушить окклюменцией.

Дети вообще странные. Я могу практически всё. Трансфигурировать игрушки вагонами, раскрасить, заставить двигаться… И какая любимая игрушка у младшей дочери Волан-де-Морта? Картонная коробка! Уму непостижимо!

Я шёл к выходу из Хогвартса, чтобы отправиться домой.

Толпились дети, я им что-то отвечал.

Вскоре я дошёл до границы защитных чар и перенёсся домой.

Дом… Кто-нибудь ждал что-то вроде Хогвартса — огромный замок, символизирующий величие. Смысл? Не важно слыть, а важно быть. И чем меньше объём, тем выше можно сделать плотность защитных чар…

Участок с Источником Слизерина пребывал в чём-то вроде очень глубокого Фиделиуса и был снаружи полностью неосязаем. Окружающую местность можно разбомбить — это не повредит дому. Спасибо родовому особняку Блэков! Но я всё равно усиливаю дом. И дети будут жить отдельно, когда подрастут, чтобы нас не убило одним площадным заклинанием. Я идеальный отец: моя любовь к детям растёт прямо пропорционально расстоянию, что нас разделяет, и средства для осуществления этого я сам буду давать.

Дом представлял собой коттедж в районе пятисот квадратных метров. Когда дети хотели что-то нового, дом я перестраивал.

С Беллатрисой небольшие проблемы. По-прежнему ревнует меня ко всему, что движется, и уверена, что Гарри Поттер — мой сын. И плачет по ночам, потому что осталась без магии, когда думает, что я не вижу.

Магии у неё нет и не предвидится: потолок её возможностей — видеть дементора.

Было сложно, но я сумел занять её делом: бухгалтерия. Миллион галлеонов туда, миллион сюда… Мне и вправду нужен надёжный человек.

Вечная жизнь — это только для меня, тем более я понятия не имею, как сделать вечную жизнь немагу. Но я не жадный: пожизненная молодость моей жене гарантирована.

Окончательно она успокоилась после того, как я ей пообещал, что когда придёт её срок, попробую фокус с Фаджем-Элисоном — переселение душ. Те, правда, были оба магами… А мой случай… Там от души оригинала ничего не было, да и уникальное стечение обстоятельств, не говоря про то, что это было, как выстрелить из лука, а потом куда попал — рисовать мишень, абы чья душа. Это здесь не поможет.

Но мало ли? Я честно попытаюсь.

— Привет. Как дела? — спросил я, заходя в зал.

— Твоя Елена всё не унимается, — показала она мне свежую газету.

Везучая эта Лили, если бы не тайный наблюдатель, могла бы там остаться или Гарри оставить. Не расслабляться никогда: постоянная бдительность.

— Не было у меня с ней ничего, — ответил я. — Ничего не было. А так… пусть развлекается. Как дома дела?

Риторический вопрос.

Детей-сосудов я чувствую. Дельфи читает, и при этом я ей отвечаю на вопросы. Персиваль и Джулия играют в подрывной покер. Эрни играет в квиддич — тупая игра. Ну почему гол — это десять очков, почему не один?

Пятый пока не сосуд — я не закончил с Воскрешающим Камнем. Но за ним следит Нагайна, у той всё тоже хорошо: учит змей завязываться в морской узел, раздавая команды.

— У нас дома слишком много змей. Мне непонятно, о чём с ними дети разговаривают, — ответили мне. — пошли прогуляемся вокруг дома, на звёзды посмотрим, подышим?

— Конечно. Я устрою нам пикник и хорошую погоду, — ответил я. — А змеи… Они умнее котов и не линяют. И слушаются. Если что, проси Дельфи — я прослежу, чтобы она правильно перевела.

Беллатриса может делать что хочет. Выходить из дома, но только со мной и обвешиваясь защитными амулетами — сама она за себя постоять не может. Но это не критично: я же бессмертен и не старею.

— Я хочу поговорить с тобой, — сказали мне.

Сейчас начнётся… Сто первый вариант её исцеления. Я уже всё перепробовал! Всё! Я даже Лили не смог утраченный ей кусок памяти вернуть, куда мне вернуть твою магию?

— Мне нужен совет, как жить дальше, — спросили меня.

— Почему именно мой совет? — уточнил я.

— Ты мудр и жесток! — сказали мне.

Оба раза нет. Мудр… мне просто повезло. А жесток… Я много занимался легилименцией. Некоторым нравится музыка — это предсказуемость мелодии, ощущение своей власти над ней. Когда ты знаешь, что будет дальше. Примерно поэтому же некоторые любят алкоголь, никотин, наркотики или пытки — ощущение власти и того, что у тебя всё под контролем. Что-то вроде динамического стереотипа. Меня никто не понимает! Я не жесток, потому что жестокому человеку нравятся боль и страдания других, а мне — нет. Когда мне надо сделать что-либо подобное, я никогда не испытываю радостного наслаждения, а лишь делаю то, что должен сделать; и ты, и любой другой человек на моём месте сделали бы то же самое! У меня дома ни одной пыточной!

— Слушаю, — сказал я, хотя мысли её уже прочитал.

— Меня удивляет твоя связь с нашими детьми. Можно ли мне получить такую же? Смогу ли я тогда колдовать?

Нет, потому что ты не мой прямой потомок. Но как соврать красивее, постоянно удерживая окклюментивный щит, при этом говоря сразу с четырьмя детьми мысленно?

— А ты бы хотела получить его, моё могущество? — спросил ее я.

— Конечно, это было бы замечательно! Я не знаю, насколько оно велико, но, судя по тому, что ты делаешь, оно впечатляюще, — ответила Беллатриса.

Опять приходится брать работу на дом…

— Поделиться, наверное, смогу, но вот принять его ты не сможешь. Ты и другие — такие же, как ты, — все вы люди, обыкновенные нормальные люди, и вы не выдержите испытание ТАКИМ могуществом. Идеи чистоты крови заключаются в том, что только потомки Салазара Слизерина достойны. Разумеется, дать шанс можно каждому человеку, но только змееусты смогут пройти хотя бы половину пути, не говоря уже обо всей длинной дороге.

— А что это за путь? — спросила она меня.

Что бы сказать? Обмани ближнего?

— Это путь в твоей душе, в конце которого ты станешь практически богом, — ответил я. Хороший экспромт?

— Зачем ты говоришь мне всё это? — удивилась она. — Ведь это, наверное, тайна. А вдруг о твоих словах узнают люди — что скажут они? — начала беспокоиться Беллатриса.

— Без доказательств они не поверят ничьим словам, а бегать убеждать каждого — и умного, и глупого — я не собираюсь, но, чтобы ты не волновалась, я скажу тебе следующее. Чем отличается ребёнок от взрослого человека? Ребёнок говорит то, что думает, и делает то, о чём говорит. Взрослый же человек вполне может думать одно, говорить другое, а делать совершенно противоположное — не первое и не второе, а что-либо третье. А хотеть четвертое. Я люблю детей, — очень люблю. Но только своих. — Сейчас я тоже, как ребёнок, просто говорю правду и больше ничего. Делай с этой правдой, что хочешь — это твоё право. Ты лучше скажи мне, каков я по-твоему?