Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 235



В централизованной российской экономике доминируют крупные корпорации и государственная бюрократия. И те и другие тяготеют к большим, масштабным проектам. Тут можно освоить крупные суммы, получить значительные прибыли, заслужить награды. Масштабными проектами легче управлять из единого центра, они «соразмерны» корпорациям. К тому же легче строить новое, чем чинить старое.

Мы видим, как планируются и сооружаются трансконтинентальные газопроводы, скоростные железнодорожные трассы. Даже в бытовой сфере можно наблюдать развертывание впечатляющих программ - во многих регионах происходит газификация села. Но старые структуры и сети, с которыми живет подавляющее большинство населения России, безнадежно заброшены.

А теперь - хорошие новости: всё могло бы быть еще хуже.

О предстоящих авариях и разрушении инфраструктуры, о катастрофической запущенности материальной базы жилищно-коммунального хозяйства много писали еще в конце 1990-х. Тогда же были сделаны расчеты, показывающие, что пик аварий и катастроф придется на 2007-2008 годы.

Этот прогноз, увы, оказался в целом верен. Но если сравнить реальное положение дел с предсказаниями аналитиков, можно сделать на удивление оптимистический вывод: всё еще развивается по наилучшему из возможных сценариев. По пессимистическому прогнозу аварий должно было случиться в несколько раз больше!

Инфраструктура, заложенная в советское время, оказалась на удивление - сверх любых расчетов - прочной. Один мой знакомый объяснял это тем, что страна готовилась пережить атомную войну. К счастью, войны не случилось, но либеральные реформы мы всё-таки пережили.

Тем не менее вопрос остается открытым. И нет худа без добра: не исключено, что аварии января 2008 года послужат для кого-то из чиновников предостережением. Ведь главный вопрос - не технический, а экономический и политический: что делать с жилищно-коммунальным хозяйством.

Несчастья последних недель в очередной раз демонстрируют всю утопичность (или демагогичность) идеологии, положенной в основу жилищно-коммунальной реформы. Как может этот сектор быть переведен на рыночные основания, если находится, по сути, в чрезвычайном положении? Ожидаете ли вы, что частные собственники, вложив деньги в приобретение соответствующих организаций, откажутся от прибылей и все свои средства на протяжении многих лет будут тратить исключительно на ремонты и замены труб, оборудования, окраску зданий и ликвидацию аварий? Бизнесмены вообще не сильно похожи на Армию спасения, а уж российские - тем более. Или за всё это будет платить население?

Но у массы населения таких средств нет, тем более что не вполне понятно, кому и за что платить. Значительная часть инфраструктуры находится в общем пользовании, работает для жильцов маленьких и больших квартир, богатых и бедных одновременно. Да и несправедливо это. Ведь сложность и дороговизна работ усугубляется тем, что жилищное хозяйство находится в запущенном состоянии.

Должны ли граждане платить дополнительные деньги за то, что на протяжении предыдущих 10-15 лет их подъездами, водопроводами и электросетями не занимались те, кому это было теоретически положено?

Самоочевидно, что без крупных государственных вливаний изменить положение в жилищно-коммунальном хозяйстве невозможно. Приватизация ведет только к тому, что новые частные хозяева требуют от государства дотаций, шантажируя чиновников серьезными проблемами в социально значимой сфере. Причем дотации и субсидии должны обеспечивать и прибыль частного предпринимателя - иначе ему вообще нет интереса подобным бизнесом заниматься.

Могут возразить, что зато в государственном секторе воруют. Охотно верю. Судя по опыту, правда, в частном секторе у нас воруют ненамного меньше (а в Швеции почему-то и у государства красть толком не научились). Но даже если предположить тотальную вороватость чиновников, заранее ясно, что получится - в лучшем случае - так на так. При расчете субсидий заложена будет как раз та сумма, которая в противном случае была бы украдена, плюс определенный процент на откаты и взятки людям, принимающим решения.



Но с другой стороны, если государство снова вернется в жилищный сектор и примет на себя ответственность за происходящие там процессы, возникнет вопрос со сложившимися структурами власти. Для эффективной работы в этом секторе нужна децентрализация. Надо принимать не только одно-два принципиальных решения, но и тысячи мелких. Где чинить трубу в первую очередь, куда протягивать кабель, кому поручить замену лифтов. Подобные решения лучше всего принимаются в условиях децентрализации. А государственный аппарат и его финансы жестко централизованы.

Парадоксальным образом, кризис в жилищно-коммунальном хозяйстве может оказать весьма благотворное влияние на общественную жизнь, вызывая не только общественную потребность в ответственной социальной и экономической политике, но и способствуя изменению - децентрализации, демократизации - системы управления.

Однако это всё не более чем теория. На практике первые симптомы кризиса могут быть просто проигнорированы. В таком случае нам предстоит дожидаться новых аварий, за которыми последуют новые дискуссии, в основном повторяющие то, что было уже не раз сказано, но так и не было сделано.

СОРОК ЛЕТ СПУСТЯ

Вообще-то сорок лет не лучшая цифра для юбилея. Но значение событий, происходивших по всему миру в 1968 году, столь велико, что не хочется откладывать обсуждение ещё на десятилетие. Не удивительно, что на ближайший год запланировано изрядное число конференций, семинаров и дискуссий, посвященных анализу революционных потрясений сорокалетней давности.

То был, действительно, выдающийся год. В Польше бунтовали студенты, в Чехословакии коммунистическая интеллигенция, возглавив процесс перемен («Пражская весна»), пыталась построить «социализм с человеческим лицом». Во Вьетнаме война достигла своего пика, и американские войска с трудом сдерживали наступление повстанцев - именно в этот момент общественное мнение в Соединенных Штатах начало осознавать, что борьба в Юго-Восточной Азии будет проиграна. Выступления радикальной молодежи стали приобретать широкий резонанс, антивоенные демонстрации с каждым днем делались всё более массовыми.

В Перу к власти пришел генерал Веласко Альварадо. Хотя начатые им преобразования не выходили за рамки социальных реформ, на фоне тогдашней консервативной Латинской Америки это воспринималось как революция, да и сами лидеры республики не стеснялись произносить радикальные речи. Позднее перуанский опыт был почти забыт, но не остался без продолжения - на него ссылается сегодня президент Венесуэлы Уго Чавес.

Кульминацией 1968 года стало майское выступление парижских студентов. Это невооруженное восстание, баррикады Сорбонны, революционные плакаты в Латинском квартале, бегство президента де Голля из Парижа, стали мифом, вдохновлявшим левых на протяжении нескольких последующих десятилетий. Культурная традиция 1968 года превратилась в норму «контркультурного» поведения. Идеи новых левых воплотились в кино, музыке, литературе.

Увы, политические итоги «великого года» оказались куда более скромными, чем можно было ожидать, судя по размаху событий. «Пражская весна» закончилась вторжением советских танковых колонн в Чехословакию, после чего восточноевропейская интеллигенция, восторженно поддерживавшая коммунистических реформаторов, дружно сменила ориентацию, найдя себе новый идеал в лице генерала Пиночета, истребившего в Чили всех сторонников социализма (хоть с «человеческим лицом», хоть без оного).

Романтики студенческой революции во Франции и Германии вернулись к буржуазной жизни и принялись делать карьеру в соответствии с её требованиями. Многие стали депутатами, министрами, профессорами. Спустя лет тридцать новое поколение бунтовало уже против них.

Культура протеста, растиражированная коммерческими сетями, растворилась в массовой культуре, сделав её немного менее пресной. Музыкальная эстетика МТВ была бы невозможна без молодежного бунта 1968 года. Только служит эта эстетика совершенно противоположным целям.