Рискованный флирт

Но он взял у нее перо и превратил в целую церемонию процесс записи о браке, написав это размашистым почерком и украсив завитушками.

– Ах как красиво, – сказала Джессика и наклонилась, приглядываясь. – Спасибо, Дейн. Теперь я вошла в историю Баллистеров. – Она постаралась, чтобы груди плотно легли ему на руку.

Дейн это почувствовал. И отпрянул, как от горячих углей.

– Да, ты обессмертила себя в этой Библии, – сказал он. – Как я понимаю, теперь ты потребуешь портрет, и мне придется одного из предков отправить в кладовку, чтобы освободить место для тебя.

Джессика надеялась, что ванна, обед и пара бокалов вина успокоят его, но он опять был таким же ершистым, как при въезде в ворота Аткорта.

– В Аткорте есть призраки? – спросила она со старательным безразличием, подходя к книжным полкам. – Должна ли я приготовиться к звону цепей, или жуткому вою среди ночи, или к дамам и джентльменам в старинных нарядах, которые будут бродить по коридорам?

– Господи, нет! Кто вбил тебе в голову всю эту чушь?

– Ты. – Она приподнялась на цыпочки, разглядывая корешки книг. – Не могу понять, ты накачиваешь себя для того, чтобы сказать мне какую-то гадость или сам ожидаешь гадостей? Я подумала, что, может, какие-то духи Баллистеров появляются в самый неподходящий момент?

– Ни на что я себя не накачиваю. – Дейн подошел к камину. – Я вполне спокоен, как и должен быть в своем проклятом доме.

Где историю семьи рассказал учитель, а не отец. Где мать умерла, когда ему было десять лет от роду… и ее потерю он до сих пор переживает. Где есть огромная старинная семейная Библия, которую он ни разу не раскрывал.

Джессика подумала: а знал ли он имена умерших двоюродных сестер и братьев, или только что впервые их прочитал, как и она?

Она взяла красивый том Байрона в дорогом переплете.

– Это мог купить только ты, – сказала она. – Последние песни «Дон Жуана» вышли всего четыре года назад. Не знала, что ты любишь Байрона.

– Не люблю. Я познакомился с ним, когда был в Италии. Купил эту вещь, потому что автор – испорченный парень, а содержание книги непристойно, по общему мнению.

– Иными словами, ты ее не читал. – Джессика открыла книгу и выбрала строфу из первой песни.

Твердый рот Дейна дернулся. Джессика пролистала несколько страниц.

На третьей песне Дейн отошел от камина. На одиннадцатой сел рядом с ней. К четырнадцатой вальяжно вытянулся, подложив под голову диванную подушку, а под ноги – мягкую скамеечку. В процессе чтения его увечная левая рука каким-то образом очутилась на ее колене. Джессика сделала вид, что этого не заметила, и продолжала читать – о горе Дон Жуана при прощании с родиной, о его решении исправиться, о его неувядающей любви к Юлии, о том, что он никогда ее не забудет и ни о ком, кроме нее, не будет думать.

Дейн фыркнул.

Если бы она читала это одна, как накануне вечером, она бы засмеялась, но ради Дейна прочитала любовные вопли Дон Жуана с мелодраматичной мукой, что только усилило эффект от описания морской болезни.

Она делала вид, что не замечает, что рядом с ней большое тело сотрясается от молчаливого смеха и что ветерок от полузадушенного смешка щекочет ее макушку.

Ветерок коснулся уха, и Джессике не надо было поднимать голову, чтобы понять, что Дейн наклонился и смотрит в книгу. Она перешла к следующей песне, чувствуя над, ухом его теплое дыхание.

– «Еще вздыхал бы долго Дон Жуан…»

– «Но лучше всяких рвотных океан», – торжественно закончил он.

Тогда она разрешила себе поднять глаза, и он тут же отвел взгляд в сторону. Суровое красивое лицо стало непроницаемым.

– Не могу поверить – ты купил книгу и ни разу ее не читал! Ты понятия не имел, что теряешь, верно?

– Я уверен, что веселее слушать, как ее читает женщина. И уж конечно, меньше труда.

– Тогда буду читать тебе регулярно. Я сделаю из тебя романтика.

Он отодвинулся, бессильная рука упала на диван.

– Ты называешь это романтикой? Байрон – законченный циник.

– В моем словаре романтика – не слезливые и слащавые сантименты, а блюдо, приправленное карри, наперченное волнением, юмором и здоровой долей цинизма. – Джессика опустила ресницы. – Я думаю, из тебя получится отличное блюдо, Дейн, после небольшой подгонки.

– Ты собралась подгонять меня?

– Разумеется. – Она похлопала его по руке. – Брак требует подгонки с обеих сторон.

– Но не этот брак, мадам. Я заплатил – причем с огромной переплатой – за слепое подчинение, а это…

– Естественно, ты хозяин в своем доме. Я никогда не встречала человека, более приверженного желанию подчинять себе всё и вся, но даже ты не в состоянии думать обо всем или искать то, чего не знаешь. Смею сказать, в браке есть много положительных сторон, о которых ты не подозреваешь.

– Только одна, – сказал он и прищурился. – И уверяю вас, миледи, я о ней уже думал. Часто, потому что это единстве иное…

– Сегодня утром я придумала средство против твоего недомогания, – сказала она, подавив приступ раздражения и тревоги. – А ты думал, что средства нет. Только что благодаря мне ты открыл Байрона. Это подняло тебе настроение.

Дейн отпихнул скамейку для ног:

– Понятно, вот о чем ты хлопочешь – повеселить меня. Смягчить, или хотя бы попытаться.

Джессика закрыла книгу. Она принимала решение быть терпеливой, исполнять свой долг, заботиться о нем, потому что он в этом крайне нуждается, хоть сам этого не понимает. Теперь она удивлялась, зачем хлопочет. После вчерашней ночи, после этого утра, после того, как он изгнал ее на дальний конец длиннющего стола, этот болван имеет бесстыдство сводить ее сверхчеловеческие усилия к попыткам манипулировать им. Ее терпение лопнуло.

– Попытаться… умаслить… тебя. – Она с трудом вытаскивала из себя слова, они бились внутри, наполняя сердце возмущением. – Самоуверенный олух, неблагодарная тварь.

– Я не слепой и знаю, чего ты добиваешься, и если ты думаешь…

– И если ты думаешь, что я не смогу заставить тебя есть с моей руки, если этого захочу, то подумай получше, Вельзевул.

Наступило короткое грозное молчание.

– С твоей руки, – очень тихо повторил он.

Она знала этот тон и то, что он сулит, и в голове раздался крик: «Беги!» Но остальная часть мозга раскалилась oт злости. Медленно, осторожно она положила левую руку на колено ладонью вверх, указательным пальцем правой руки нарисовала в центре кружок.

– Вот отсюда, – сказала она так же тихо, как он, и рот ее насмешливо скривился. – Так вот, Дейн. С ладошки. А потом, – она постучала по центру круга, – я заставлю тебя ползти и умолять.

Опять по комнате прогромыхала тишина, и она даже удивилась, почему книги не попрыгали с полок. А потом она услышала ответ – единственный, которого она не ожидала, и единственный, как она сразу поняла, который должна была предвидеть.

8

Перевод Т. Гнедич.