Страница 58 из 95
Рассказывают, как двое молодых людей, приятелей – он и она – гуляли по Ленинграду (это было ещё в советские времена) морозным зимним вечером. Они возвращались то ли из гостей, то ли из театра. На ногах девушки были тонкие колготки и не по-зимнему лёгкая обувь.
Она быстро замёрзла, и когда ей стало от этого совсем уж неуютно, окинула взглядом своего спутника (с которым, к слову сказать, не была в близких отношениях) и спросила его: «Ты в кальсонах?» – «Что?» – «Под брюками у тебя кальсоны?» – «Да, а в чём дело?» – «Тогда снимай брюки. Мне очень холодно». Мужчина тут же, в самом центре города (на Марсовом поле) снял с себя штаны, отдал их приятельнице, она их поспешно натянула на ноги и побежала к себе домой. Молодой человек запахнул пальто и в одних подштанниках, не смущаясь, пошел дальше. Да уж, это по-гипертимному.
Любопытно сравнить героя Жана-Поля Бельмондо из фильма «Ас из асов» (реж. Жерар Ури, 1982 г.) и инженера Щукина – персонажа романа И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев». Первый, если вы помните, оказался в фойе фешенебельной гостиницы в одном белье – в трусах и в майке, потому что в таком виде ему было проще удрать от полиции. Ощущая себя в полном порядке, он продефилировал мимо портье, мимо разряженных постояльцев и гостей, задержался в самом центре огромного помещения, чтобы перекинуться словцом с понравившейся ему девушкой, удачно пошутил и прошествовал к себе в номер. Это пример гипертимного отношения к своему внешнему виду[72].
Второй – инженер Щукин, став жертвой своей шизоидной неловкости, нерациональности, оказался голым на лестничной площадке, перед запертой дверью квартиры. Жалкий, деморализованный, он сидел на лестнице и плакал, мысленно расставаясь с жизнью.
В этом варианте поведения угадывается, кроме уже отмеченной шизоидности, истероидность (как зависимость от мнения окружающих: «Боже! Что они подумают и скажут, увидев меня голым!») и тревожность (паралич воли и рассудка в стрессовой ситуации). Как видите, разница впечатляющая.
Пространство, принадлежащее гипертиму, больше всего напоминает вокзал, перевалочный пункт. Там постоянно кто-то находится. Эти люди, подчас, незнакомы между собой и лишь догадываются, кому принадлежит квартира. Сам хозяин дома бывает редко и заглядывает туда ненадолго, мимоходом.
Как-то с приятелем-гипертимом я улетал в командировку. Рейс задерживался, пришлось несколько часов просидеть без дела в аэропорту. В конце концов, диспетчер объявил, что интересующий нас рейс вообще отменяется в этот день, а поскольку он и по расписанию-то летал только по нечётным числам, то это означало, что потеряны будут, как минимум, два дня.
С тяжёлым чувством несделанного дела я направился домой. Мой приятель тоже собрался к себе – благо он жил неподалёку от аэропорта – но не один, а в сопровождении целой компании.
Пока я скучал, он успел перезнакомиться со всеми пассажирами нашего рейса, а когда стало ясно, что мы никуда не летим, убедил многих из них поехать к нему домой.
«Я один в трёхкомнатной квартире – всем места хватит!» – весело и призывно кричал он. Человек пятнадцать согласились на это предложение. Я видел, как они забрались в автобус и, радостно гомоня, поехали обживать московскую квартиру человека, три часа назад им совершенно незнакомого.
На следующий день приятель позвонил мне, чтобы узнать о моих планах. «Ты из дома звонишь?» – спросил я его (это было ещё до эры мобильных телефонов). «Нет, – ответил мне бодрый голос. – Я ночевал у подруги. Сейчас звоню от неё». – «А как же люди в твоей квартире?!» – «Они всё ещё там. Я вчера оставил их и попросил, чтобы они закрыли дверь, когда будут уходить, и ключи чтобы привезли в аэропорт. А что, всё равно ведь вместе полетим».
Так гипертим превращает обитаемое им пространство в проходной двор.
Всё, что ни делается им для обустройства собственных помещений, будь то ремонт, сборка мебели, распределение бытовых и рабочих предметов по местам – делается наспех, без установки на достижение высокого качества.
В результате обои как будто наклеены, но с огрехами – местами пузырятся, отстают от стены; мебель собрана и расставлена по квартире, но как-то кривовато, косовато, шатается из стороны в сторону; посуда, книги, инструменты, игрушки не аккуратно разложены по полочкам, а второпях распиханы, куда попало.
Хрупкие (и относительно хрупкие) предметы страдают от бурного темперамента гипертимов. Нет, гипертимы не ведут себя, как слоны в посудной лавке – неловко, несуразно, бестолково. Это, как вы помните, удел шизоидов. Гипертимы достаточно ловки, но грубоваты в обращении с предметами. Взяв, например, в руки книгу, они смело раскрывают её «во всю ширь», ломая переплёт, загибают и вырывают понравившиеся страницы. После такого «прочтения» это уже что угодно, но не книга…
Крайне важны – фундаментальны для гипертимности – два феномена. Первый: гипертим не понимает значения кропотливого труда. У него просто нет подобного опыта. Все его приобретения – плоды общительности, расторопности, умения оказаться в нужное время в нужном месте.
Это эпилептоиды знают толк в мастерстве – своём и чужом. И ценят его. Но не гипертимы. Поэтому сразу видно, что и к дорогим, редким, эксклюзивным предметам гипертим относится, как к дешёвкам[73].
Второй: гипертим чурается виртуального пространства. Он – человек реальной жизни. Ему чужды искусственные партнёры и партнёрши, в любом варианте их использования. Он не читает книг, не смотрит телевизор, не ходит в театры… Он всегда в гуще событий. Поэтому «запихнуть» его в виртуальность вряд ли у кого-то получится.
Оба эти феномена не просто отражаются в поведении гипертима, они его формируют.
Особенности мимики и жестикуляции. Лицо гипертима излучает если не веселье, то любопытство. Он всегда жаждет поделиться с окружающими своим приподнятым настроением, приобщить к своей жизни, к своим занятиям как можно больше людей. Поэтому он часто, в поисках партнёра по общению, оглядывается по сторонам; не стесняясь, с лёгкой жизнерадостной улыбкой заглядывает в лица прохожих, «встречных-поперечных», подмигивает им призывно. Увидев необычного человека (например, необычно красивого), гипертим начинает причмокивать губами, цокать языком…
В который раз мы убеждаемся, что лицо человека – это «дверь» в его внутренний мир.
Лицо истероида – это разукрашенный фасад, радующий глаз, за которым, увы, ничего нет. У эпилептоида на лице хорошо читаемая «надпись»: «Иди своей дорогой». Глядя на лицо шизоида, наблюдатель никак не отделается от мысли, что это не может быть лицом, лицо расположено где-то в другом месте. У эмотива на лице написано: «Я сочувствую вам. Я спешу к вам на помощь!».
«Гипертим» своим лицом выражает переполняющее его желание общаться: «Все ко мне! Я здесь, не проходите мимо!»
Гипертимам также свойственна «клоунская» мимика: они часто, желая развеселить присутствующих, поскорее убрать напряжённость из отношений или просто от избытка темперамента, корчат «рожи», сводя глаза к переносице, вываливая изо рта язык, оттопыривая уши.
Гипертимы заливисто, энергично смеются, не скрываясь, не считая нужным сдерживать себя. Для гипертимов – вездесущих живчиков и балагуров – характерны приветственные и иллюстрирующие жесты. Они постоянно приветствуют кого-то взмахами рук и кивками, причём на вопрос: «Кто это?» далеко не всегда дают уверенный ответ. Приподнятая над головой шляпа, воздушный поцелуй, «салют» бокалом, зонтиком, свёрнутой в трубку газетой – жестикуляция из арсенала гипертимов. Присущи гипертимам и лёгкие эротические провокации.