Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 6



Михаил потом накинул её на колышек в плетне. Думали, придёт возьмет... Не пришёл...

(Стороной прослышала я после, уехал Лёня куда-то, долго не женился. Под самую вот под войну мальчика ему жена уродила. Только остался сынишка сироткой. Сгибнул мой Лёля на фронте.)

9

Своя воля страшней неволи.

Ну а мы, молодые, что?

Села я в слезах на поезд да и покатили.

Едем день. Едем два.

Едем голодные. Он меня не смеет, я его не смею. Во рту ни маковой росинки. А харчей – полнёхонька сумка!

А больше того не до еды мне совсем. Всё кумекаю, куда ж это тебя, девка, черти прут?

Дотянулись до ихней станции. На последние наняли на мои подводу до Крюковки.

Чуть свет – а холод, зуб с зубом разминается, – стучит Михаил в низ окна.

Сбежалась к одному боку занавеска гармошкой. В окне скользнуло женское лицо, и через мгновение какое растутнарастают в сенцах звуки тяжёлых, державных шагов.

– Маманя... Узнаю? по маршальской походочке...

Михаил не выпускает мою руку, боится, вовсе зазябну я. Становится попереди меня.

Мать, свекруха-добруха, откинула засов. До предельности распахнула дверь.

В большой радости спрашивает с крыльца внапев:

– Миинька!.. А невеста-та-а игде?

– А какая?

– А тятяка сказывал, ты надвезёшь. Я и всполошись-та. А батюшки! А господи! А какая ж она, привезённая-та? Да какая ж эт у нас невеста будет? Привезёнка! Чудо в перьях! Так игде ж она?

– Мамань! Ну вы навовсе в упор не видите!

Голос у Михаила смеётся.

– Будет над родительницей шутки вертеть. Бросай свои за?игры. А потом... Чего ж студить человека? Ты куда её дел?

– В карман на согрев посадил.

– Значит, не привёз... Э-хе-хе-хе-хе... А я что ждала, так ждала... Все глазоньки проглядела-та...

– Чище смотрите! – Михаил сшагнул в сторону. – Вот, мамань, моя Нюронька!

Всхожу я на крыльцо, будто чужеземица. Не смею всего, глаз не подыму.

Мать:

– А батюшки!.. А миленька!.. А родну?шка!.. А ты ж вся дрожишь... А ты ж, чай, наскрозь вся прозамёрзла?!

Не знаю, что и сказать.

Обнялись, расцеловались... Заплакали...

Ведут в дом.

Куда ни пошлю я глаз – на лавку, на печку, на полати, – отовсюду грейко светят солнышками светлые ребячьи рожицы.

– А ты, роднушка, – наставляет на ум свекровь, – не гляди на них. У нас в дому двенадцать носов и всяк чихает.

Да-а, стало, врал Михаил.

Плёл, один одним у отца-матери. Одиный! Вот, мол, трое нас. А вышло, не хватает до чёртовой дюжины одной дуры несолёной. Так вот объявилась. Всеполный теперь комплект!

Дали мне валенки. Велели забираться на печку.



Обняла я трубу. Реву:

– Оха, мамынька ты моя родная! Оха да жёлтинска! Да куда ж меня завезли-та? Да куда ж да попалась-та я?..

– Нюронька, ну чего ты, ей-бо, расслезилась? – шепчет в ухо Михаил. – Не надо бы, а?.. Ну чё ж теперь, пра, делать? Не ворочаться же... Всенадобно, Нюронька, со всей дорогой душой к нашему к обчеству приклоняться... Ну... Надь ладниться... Слышь, сродничи, соседи валом валят. Полна коробонька нажалась народу. Привёз Блинов невесту со стороны, глаза горят на молоду поглядеть...

10

Сама испекла пирожок,

сама и кушай.

Попервости я не соглашалась идти под Михаилову фамилию.

Серчал он.

– Тогда и не жона как будешь... Жона должна таскать мужнину фамилию.

Время пообломало мою гордыню. Навприконец отступила я на попятный дворок.

Пошли мы в загс. Записались.

Выдали нам регистрированную бумажку.

По дороге назад я спросила, когда венчаться пойдём.

А Михаил со смешком и отколи штуку:

– Иди венчайся одиначкой. А я товарищ комсомол! Я венчаться не буду.

Прямо оглоушил. Как обухом старой корове меж тупых рогов. Стала я посередь дороги и шагу не могу ни взад, ни вперёд подать. Будто вкопало по колени. Не то что мизинцем пни, дунь – паду.

А он, лихобес, руки за голову, и ну бить дробца. И ну этаким чертоплясом вкруг меня кружить с приговорками:

Сгрёб с себя кепку, приложил к груди в поклоне – это я, соколок-найдёныш! – и в полной отчайке хлоп кепкой плашмя оземь.

И дале за своё:

– Как только... получил на меня документ... – бормочу. – Час... Единый час не сшёл... как накинул в загсе хомуток... А уже натура-дура в открытку из тебя полезла! Даль-то чего ждать?

Бросил он скакать, повинно вальнулся передо мной на колени. Обнял меня и не пропел, проговорил тихо приговорку:

Помолчал и потом так говорит:

– Нюронька, небесна звёздынька, ты думаешь, что я, дурак из картошки, увесь возмечтал тебя обидети? Неее... И в думке не держал. Жить будем ладно. Вдвох. Безо венца. Третий, знамо, лишний.

– Чем же тебе венец не угодил?

– В том и фасоля, всем угодил. Мне сам Боженька подал тебя как гостинчик в окошенько, и я проть венчаться? Хочу! Да не стану... Да пойди я в церкву – до гроба завоспитывает товаришок комсомол. Задолбют вороняки. Никаторого житья не дадут! По знакомцам заключение держу. Опаа... В комсомолийкрематорий внагляк загребли, как трактором, сразу всю улицу... Молодняк, знамо... Без спросу записали. Без согласки. А теперь и крутисьоглядывайся. Без спросу и до ветру не сбегай. Искривление политицкой линии! Вота чё выработают из нашего культпохода у церкву. Навалются всей чингисхановской ордищей и в бараний рог нас сомнут. Тебе это надь? Лично мне не надь. Того я и не хочу ни тебе, ни себе говнивых приключеньев на весь остатний кусок житухи...

Я согласилась с Михаиловыми словами.

Вот весь век и живу не венчана.

Через много лет, на исповеди, сказала про это. Батюшка и успокой:

– Ничего. Господь простит.

А я и платьишко к венцу нарядное справила. Так и разу не надела, ненадёванное лежало.

Дочке потом к свадьбе подарила.

Было оно дочке впору.

В Крюковке я скоро обвертелась, освоилась.

Одни по-за глаза выхваляли: Минька хорошу жону со стороны отхватил! Кой-кто поперёк тому слову на дыбошки ставал. Мол, а чего больно хорошего-та в ней? Тот же назём издаля привезён!

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.