Страница 26 из 76
Вишенка только пистолет на предохранитель с щелчком поставил. А то как бы чего не вышло от известия. И тут же уточнил взволнованно:
— В смысле разводиться? Лиза, ёп твою мать! Как это разводиться?
— А так — свободы хочу!
— Какой ещё свободы? Ты же не сидишь! — отметил очевидное формальный глава семьи и тут же укорил. — Ты почему домой не идёшь? Я же тебя потерял совсем! Пошли… домой, Лиза. А?
— Не хочу, — ответила лениво супруга, которой за последние пару дней такую прожарку устроили, что она больше ничего на свете не боялась. И тем более домой не хотела идти, где тлен и суета, но почему-то не по части секса.
— Как это? — округлил глаза Вишенка. — Как это не хочу⁈ Ты же… жена!
— Жена-жена, — пробурчала она в ответ и снова отвернулась, явно обидевшись. — Но не рабыня!
Ко многому готов был при встрече Вишенка. К истерике, раскаянью, драке. Причём даже сам по лицу был готов получить, если за дело. Но вот к безразличию и тем более обидам — не готов!
«Может это от нечаянного оргазма?» — ещё подумал полковник: «Вышла раздетая, подхватила по пути, а теперь заболела как простудой. Лечи теперь две недели от последствий. Ну или девять месяцев, если серьёзно заболела».
Решив, что дело в Лаптеве и его магических руках, а то и иных мужских запчастях, едва прикрытых одеялом, Вишенка снова с предохранителя снял и опять на противника нацелился.
От этого движения Лаптев снова как по инерции руки поднял. На что Вишенка под ним снова расстроилась:
— Ну вот тут ещё, у правой лопатки хоть немного!
Но больше рук Лапоть не опускал. Так как лицо мужа на этот раз транслировало команду «только попробуй».
К чему бы это всё привело по итогу, известно. Разукрашенная в красный цвет комната, кричащая женщина, крики, разборки, второе тело рядом, затем самоубийство и две возможные ячейки общества по шву, как водится. Но тут сотовый телефон Вишенки пикнул. А пока доставал и вчитывался в длинное сообщение, пикнул на тумбочке и телефон Лаптева.
— Я возьму? — уточнил он у Вишенки.
— Бери, — кивнул тот, дочитывая свою информацию.
И Лаптев тоже вчитался. И чем дольше читал, тем серьёзнее становилось лицо.
* * *
Около часа спустя, в городе.
Этот день мог закончиться для Бориса Глобального как угодно. Например, в квартире Натальи за столом при проводах Ромки. Или у Дарьи Сергеевны на променаде с Татьяной Юрьевной в обнимку у кровати. А то и по классике — за семейным ужином вместе с Раисой, да с парой гостей на квартире в лице Макар Берёзовича, Стасяна и студенток Катюхи и Валюхи.
Но заканчивался он в кабинете майора Хромова в Первом участке полиции, куда быстро перекочевали после первых показаний в Седьмом участке все попавшие в ситуацию люди.
— Андрей Валентинович, ну всё же ясно, как божий день, — настаивал на своём Арсен Кишинидзе. — Боря нагнал преступников и задержал. Да, с применением грубой силы. Но надо сказать, не считаясь с потерями в лице порчи личного автомобиля. Что мы хернёй-то страдаем? Ему медаль надо дать, а не задерживать. Глобальный помешал факту изнасилования! При том, что у обоих задержанных при себе обнаружено холодное оружие и наркотические вещества. Да там совокупных на два десятка лет строго режима при любых адвокатах! Неужели вину не докажем?
— Задержал со множественными переломами и гематомами на лице, хочешь сказать? — уточнил Хромов, чисто вслух, без протокола. — Оба подозреваемых теперь в реанимации.
— Да с хуя бы они подозреваемые? Поймали «на горячем»! — заспорил бывший подчинённый, так как был бывшим.
— Состояние стабильное, но тяжёлое, — помнил этот момент Хромов, а потому продолжил спокойно, без споров, пытаясь вернуть всем логическое мышление и остудить горячие головы. — Дай бог, если доживут до утра. Иначе превышение придётся переквалифицировать в непреднамеренное убийство. А это уже другая статья, ребята. И герой наш следом на зону поедет. Вот и получится, что хотел, как лучше, а получится… как всегда.
— А что их в жопу целовать надо было? — уточнил уже Григорий Сомов, стоя у окна и поглядывая на собирающийся у участка народ в чёрных одеждах. Всё бы ничего, чёрный — цвет классики. Но к никабам добавлялись балаклавы. И от того голос звенел на смеси страха и адреналина. — Это же — дети! Дети — это святое! А эти… наркоты ёбанные! Обкурились и едва ребёнка не изнасиловали. Похищение при свидетелях. Среди бела дня, майор. Если бы не Боря, одной поломанной психикой было бы больше!
— Но свидетель несовершеннолетний, да и мать напугана, — снова уточнил Хромов и со вздохом добавил. — А других мы днём с огнём теперь не найдём. Разбежались все. И что в сухом остатке завтра останется? Ходатайство диаспоры. В том числе уважаемых бизнесменов города с бумагой, что ручаются.
— Выдворят за границу и всё. Нет человек — нет проблем, — буркнул Сомов. — А через лет пять могут вернуться и по новой беспредел творить. А по сути всё просто — мы проёбываемся с таким подходом.
— А по сути, — подчеркнул и Хромов. — Есть общие законы для всех. Но выпустим Борю сейчас и его на куски под окнами и порвут, на них наплевав. По пути только после этого система начнёт разбираться и накажет всех виновных.
— Но это будет постфактум, — добавил тихо Кишинидзе, очень желая собрать эту картинку в рамках закона, но в ней явно не хватало пазлов.
Тут уже все трое подошли к окнам, где количество что-то требующих бородатых мужчин, махающих руками всё пребывало, как и количество скрытых лиц. А с ними росло и количество женщин в закрытых одеждах, требующих покарать «мстителя за порчу мужей», как гласили таблички. Причём с жуткими опечатками, так как писать по-русски из них мало кто умел, но отлично умел требовать от России дотаций. Держава богата. Державе не жалко.
— Ну да, — глядя на это дело, добавил Сомов. — Они теперь не могут работать и обеспечивать перевезённые с южных окраин семьи. Но могут получать пособия по потери трудоспособности, как уже получают пособия на детей. Ведь все записаны в нуждающиеся. У диаспор хорошие осведомители из юристов. Свои подскажут. Свои не бросят.
— А может на пятнадцать суток его закрыть? До выяснения обстоятельств, так сказать. А там и эти устанут стоять, рассосутся, — первым предложил Кишинидзе, которого своя диаспора хоть и поддерживала, но почему-то такой информацией не обеспечивала.
Напротив, заставляла не бузить и спокойно работать, не поднимая шума. Свои люди в органах всегда пригодятся, абы что. Ведь в то время, как Армения третье десятилетие готовилась потерять Нагорный Карабах, Грузия второе десятилетие готовилась лишиться Южной Осетии и Абхазии. Эта была игра на тоненького, где никто не мог предсказать результат. Но готовился к исходу заранее, если имел голову на плечах.
— Ну или лагерь организуют, с дежурствами, — хмыкнул Сомов. — Не митинг же, не разгонят. Да, Андрей Валентинович? Вот нахуй мы вообще нужны с такой работой, если помимо наших законов «для всех» есть их законы на нашей территории? Почему они от нас требуют своё? По какому праву? Нас захватили? Мы капитулировали? Что вообще произошло, что нам всегда хуй, а им банку варенья?
— Гриша, не доёбывай. У меня нет ответов, — обрубил Хромов, оказавшись в затруднительном положении, как начальник участка, возле которого зрело зерно недовольства. — Насильников будем судить по нашему закону, это понятно. Но чтобы никаких самосудов мне. А то распизделись. Признаки насилия фигурантами на лицо. Скорая помощь всё зафиксировала на девочке. Но и их побои сняты. Мало ли какой отчёт по итогу потеряется? И пока оба закона не договорятся между собой, какой сейчас уместнее, Борю лучше поберечь. Иначе на следующий отопительный сезон… самим трубы варить придётся. А руки у тебя, Сомов, из жопы растут. Только и умеешь, что мышку дёргать.