Живой мертвец

Жюльена была еще жива, она была поднята с полу и посажена в кресло. Она взяла клятву с своей горничной и лакея, что они сберегут ее ребенка до вечера и передадут его Гастону де Мореверу, который обещал ей приехать в это время.

Затем она сняла со своей шеи ключ и, подавая его горничной, сказала:

— Передайте его Гастону, пусть он отопрет им шкатулку, которая стоит на столе в моей комнате, и вынет оттуда рукопись, прочитав, он узнает всю тайну моей жизни.

Когда вечером приехал маркиз, он застал только труп своей милой Жюльены. Отчаяние Моревера не имело границ. Он выслал из комнаты горничную и лакея и стал читать рукопись.

В ней была написана подробная исповедь Жюльены о своей прошлой жизни.

В этой исповеди она сознавалась ему, что была сначала очень ветреной женщиной. Муж ее был преступник, из-за которого и она была замешана в одно уголовное дело и осуждена на каторгу. Ей удалось спастись при помощи одной замечательной двадцатитрехлетней красавицы, которая была тоже осуждена в ссылку.

Но это спасение стоило ей чересчур дорого.

С нее была взята клятва, что она будет беспрекословно слушаться и повиноваться в продолжение двух лет двум мужчинам и исполнять в точности все, что они будут приказывать ей.

Она поклялась в этом прахом своей матери и получила свободу.

«Месяц спустя, — писала Жюльена, — я была уже в Париже. А еще через месяц разыгралась комедия с каретой, когда вы были моим спасителем от той мнимой опасности, которая угрожала мне. Вы должны были погибнуть, и знаете ли вы, мой милый Гастон, какой ужасной смертью! Слушайте же!»

Но в эту самую минуту раздался выстрел, и маркиза де Моревера откинуло назад.

Свечи погасли, и Мореверу в лицо хлестнула струя колодной воды. В то же время перед окном появилась чья-то тень и вырвала у него из рук письмо Жюльены.

Маркиз лишился чувств.

Прошло с четверть часа — и наконец он очнулся.

В комнате был удушливый, едкий запах.

Маркиз де Моревер закричал. На его крик прибежал лакей со свечой в руке, но едва он отворил дверь, как вся комната, где лежала покойница, наполнилась голубоватым пламенем, как бы от воспламенения какого-нибудь горючего газа.

Взрыва, однако, не было.

Лакей, которого тоже охватило пламенем, спалившим ему волосы и бороду, выбежал из комнаты с громкими криками.

Моревер выскочил в окно. Вся комната пылала ярким огнем.

Выскочив в окно, маркиз не растерялся, бросился прямо в залу, где стояла колыбелька с ребенком, и, схватив его на руки, выбежал в сад. Еще одна минута — и ребенок погиб бы.

Пламя вырывалось уже из всех окон и, охватив занавеси, окружило двойной гирляндой труп несчастной Жюльены.

В саду Моревер передал ребенка горничной Дженни и велел ей спасать его. Дженни бросилась на другой конец сада. Дом уже был весь в огне.

Когда приехали пожарные, дом превратился уже в один большой костер.

Моревера почти без памяти привезли в Париж.

Он отпустил прислугу и отдал своего ребенка на воспитание одной кормилице. Благодаря этому ребенку я и познакомилась с Моревером и была замешана в эту таинственную историю, которая не окончилась даже и до сих пор».

«Я пишу эту историю для вас, Рокамболь, так как только на вас я возлагаю свою надежду.

Вам известно мое прошлое.

Пять лет я провела в доме для умалишенных и вышла оттуда здоровой и раскаявшейся.

Тюркуаза превратилась в Дженни-работницу.

Я решилась жить честно».

Далее в этой рукописи описано, что Тюркуаза имела соседкой молодую женщину, у которой-то и находился ребенок Моревера, постоянно боявшегося, что его отнимут у него. Моревер посещал своего ребенка очень часто и тут-то и сошелся с ней.

Они прожили около года в чаду упоенья от счастья. Моревер, постоянно боявшийся за своего ребенка, привел однажды Тюркуазу в свой отель и, указав ей там на один ящик, служивший подставкой для цветов, сообщил, что в нем хранится документ на полтораста тысяч франков годового дохода.

— Если со мной что-нибудь случится, — сказал он, — тогда ты передашь его моему сыну.

— Но как же я проникну в дом? — спросила она.

— Я завещал всем своим приближенным что-нибудь на память, — ответил он, — и тебе придется получить эти два ящика.

«Через несколько лет после этого, — писала Тюркуаза, — Моревер получил письмо из Лондона, в котором его уведомляли, что маркиз сильно ошибается, думая, что герцог де Фенестранж умер. Герцог жив, и если только маркиз Моревер хочет по-прежнему отомстить ему, то ему стоит только приехать в Лондон, отыскать там в Уипнинге кабак под названием „Король Георг“ и спросить у хозяина его Канькража сведений о герцоге.

Маркиз в тот же день собрался и уехал.

Это, конечно, оказалось только мистификацией, что я и узнала из депеши, которую получила на другой день от него.

Но Моревер не возвращался.

В кабаке «Король Георг» он познакомился с цыганкой, которая плясала там, и был обворожен ею.

Это была Румия.

Она перевезла Моревера к себе в отель и в продолжение трех месяцев отравляла его опиумом.

Через три месяца, когда она бросила его, Моревер был почти помешан.

Он вернулся ко мне в Париж, и только пришел в себя, как встретился снова с Румией, которая увезла его опять с собой из Парижа.

Если вы отыщете Моревера, то спасите его, а если нет, то отомстите за него.

Тюркуаза».

Сбоку этого письма было приписано рукой Рокамболя:

«Мебель цела, так как дом опечатан и пробудет в таком виде два года, а тогда нужно будет позаботиться спасти документ о состоянии сына маркиза де Моревера».

Когда Ванда окончила читать эту рукопись, в комнату, где они сидели вместе с Мармузэ, вбежал Милон и рассказал им, что его продержали до самой ночи в кабаке и что он заходил в отель прекрасной садовницы и узнал там, что она уехала сегодня в Бельгию.

В это время на пороге комнаты показалось еще одно новое лицо — это был посланный от Рокамболя, принесший письмо на имя Ванды и Мармузэ.

Этим письмом Рокамболь уведомлял их, что они должны исполнить то, что заключалось в нем.

Посмотрим теперь, что было с Моревером.

Румия увезла его опять с собой, сперва в Лондон, а потом на корабль, снаряженный по приказанию и за счет герцога де Фенестранжа.

Пердито был убит маркизом де Моревером, и набальзамированный труп его увезен герцогом де Фенестранжем, а Гастон де Моревер остался на корабле во власти ужасной цыганки, которая не могла забыть своего возлюбленного жениха и поклялась в ужасной мести маркизу де Мореверу.

После этого Мармузэ, Ванда и Милон условились действовать по приказанию Рокамболя.

— Раньше всего,—заметила Ванда,—надо взять мальчика из того пансиона, куда его поместил Рокамболь.

— Сделайте это, а я покуда постаралось узнать, где дом Моревера, — сказал Мармузэ и уехал.

Но прекрасная садовница упредила. Ванду, успев раньше захватить этого ребенка, и даже заманила Ванду к себе.

Мармузэ был в отчаянии, но ему, наконец, удалось захватить дона Рамона, который был переодет кучером, и узнать от него, что Румия держит Моревера у себя в Мандэ, куда привезла также его ребенка и Ванду.

— В ее дом, — говорил мнимый супруг прекрасной садовницы, — можно пробраться только через колодец.

— Хорошо, я проверю твои слова, — заметил Мармузэ и, оставив дона Рамона на попечение Милона, помчался в Мандэ.

Стемнело, а он все не возвращался.

Милон начинал уже беспокоиться об его участи.

— Надо зажечь свечку, — подумал он и вышел в другую комнату за спичкой.

Когда он вернулся назад, в комнате, где был дон Рамон, распространялся какой-то удушливый запах.

— Что бы это могло быть? — подумал Милон и только высек искру, как вся комната осветилась пламенем.

Через несколько минут весь дом уже горел. Милон бросился искать пленника, но испанца уже не было.

Отчаяние Милона не имело границ.

— Если он спасся, — думал он, — то Ванда и Мармузэ погибли.