Сказочник

В тени золотого изваяния – там, куда не добрался чистый свет ночной странницы, стояла ийлура. Ее стан, невзирая на прошедшие годы, не утратил девичьей стройности; длинные черные волосы были заплетены в две простых косы. Со спины ее можно было принять за ийлуру, только-только простившуюся с юностью и вступившую в радостную и горячую  пору молодости – но только со спины. Ибо лицо ее напрочь отметало даже мысли о молодости, но отнюдь не потому, что время оставило на нем глубокие борозды. Лицо ийлуры было идеально гладким и самых правильных очертаний: строгие и четкие линии, огромные глаза, в которых плавился янтарь, высокий лоб, выдающий склонность к раздумьям… Прекрасные сами по себе кусочки мозаики, прилипая друг к другу, складывались в неподвижную, ослепительно прекрасную маску вечности.

Ийлура молча стояла в тени Великого Дракона. Неподвижно, не дыша – почти как изваяния Покровителей в темноте. Но вот она вздрогнула, словно приходя в себя после беспамятства, рассеянно провела ладонью по волосам, приглаживая их.

– Мы стоим и смотрим на закат, – едва слышный шепот запутался в тишине и лунном свете, – мы бессильны изменить ход вещей, как были бы бессильны повернуть вспять приход ночи. Все это лишено смысла… Но мы стоим и смотрим… До тех пор, пока самый последний луч не канет в вечность.

Она зябко обхватила себя за плечи, пытаясь нашарить края шерстяной накидки, но потом осознала, что пришла к Дракону в одном платье, и грустно усмехнулась.

– Мы никогда не были готовы, – буркнула она и медленно пошла прочь.

На границе светлого квадрата ийлура вздрогнула, огляделась. Где-то неподалеку раздались глухие шаги. Тот, кто пришел этой ночью в зал Покровителей, не хотел мешать ей; хотел лишь удостовериться, что все в порядке и ничего плохого не случится…

– Тарнэ, – тихо позвала ийлура, – я знаю, что это ты.

Снова зашуршали шаги, торопливо и беспокойно. Из мрака вынырнул элеан, мельком взглянул на Хранительницу и опустил глаза. Сложенные крылья за спиной  походили на серый плащ путешественника – почти вечного путешественника. Лазуритовая бусина в густых черных волосах поблескивала умирающей звездочкой.

– Я просто хотел убедиться в твоей безопасности, Хранительница, – он почтительно склонил голову, – храм Дракона опустел, и кто знает…

– О, даже не думай об этом, – она грациозно, по-королевски махнула рукой, – наши враги не посмеют сюда сунуться. Для них это место мертво… Впрочем, как и мы сами.

– Я беспокоился о тебе, Хранительница, – помолчав, сказал элеан, – то, что происходит с Эртинойсом....

– Но это всего лишь закат, Тарнэ. Мы стоим и наблюдаем, как садится солнце, как растворяются во мраке ночи те, кто жил здесь раньше. Но Великий Дракон по-прежнему спит, а это значит, что Эртинойсу ничего не угрожает. На смену нынешним народам придут другие, затем и они канут в вечность.

Элеан, впервые за всю беседу, оторвал взгляд от пола – и та, которую называли Хранительницей, невольно отшатнулась. В прозрачных аметистовых глазах сына Сумерек блестела сталь.

– Мы в самом деле ничего не можем изменить, Хранительница? Или… просто не хотим?

– Ты задаешь слишком много вопросов, – она нахмурилась и отвернулась, обратив взор на Дракона, – как можно остановить наступающую ночь?

– Твое могущество велико, – глухо произнес Тарнэ, – я верю в то, что безнаказанно ты могла бы заставить весь мир вращаться в противоположную сторону.

Ийлура резко обернулась – и в зале повисла напряженная, враждебная тишина.

– Значит, ты считаешь, Тарнэ, что я боюсь расплаты? – вкрадчиво поинтересовалась она, – а ты-то, ты сам?

– Мне приходилось умирать несчетное количество раз из-за пустяков.

Он покачал головой, горько усмехнулся.

– У нас ведь есть лазейка? Тот ийлур, который попал в межвременье? Остается только принять решение… О том, когда именно нас не будет.

Хранительница скользящей походкой приблизилась к нему – почти вплотную, положила руки на плечи.

– Тарнэ… Если я пожелаю отодвинуть ночь, расплата будет ужасной.

– Хранительница боится небытия? – аметистовые глаза потеплели.

– Да, боюсь, – внезапно призналась ийлура, – я столько лет жила здесь, что уже не представляю себя без этого места. Без Храма, без Эртинойса… Без тебя, в конце концов.

– Но если вмешаться во временные потоки, когда-нибудь мы… все-таки будем, – нерешительно предположил он.

– Да, возможно, – ийлура убрала руки, шагнула назад, – но где-то нас и не будет, понимаешь? И я боюсь именно этого.

Не говоря больше ни слова, Тарнэ повернулся и пошел прочь от света, в густую тень. Ийлура смотрела ему вслед, затем вновь повернулась к Великому Дракону.

Стоять и смотреть на закат было легко. Даже приятно. И только крошечный червячок тоски по утраченному точил сердце – час за часом, не останавливаясь, отринув даже мысли об отдыхе или просто жалости.

Дар-Теен разомкнул тяжелые после сна веки. Он еще чувствовал касание шершавых льняных простыней, ощущал лавандовый запах подушки, ловил на щеках невесомое дыхание жасминового сада – ветви непомерно разросшихся кустов нахально лезли в окно комнаты, все собирался их подрезать, да так и не успел…

И вдруг все пропало. Не было ни постели, ни стен, отделанных дубовыми панелями, ни вездесущего аромата жасмина.

Сердце с размаху ухнуло в ледяную полынью: Покровители, но что такого могло случиться? Или все это не более, чем продолжение ночного кошмара, в котором зеленоглазая ийлура Эристо-Вет была на волосок от смерти?

Вместо чистого и немного колючего льна – зеленый светящийся студень, в котором тело плавает как в остывшем киселе, вместо распахнутого в ночь окна – тонкий, словно иголка, черный провал в никуда.

Да и сам он, Дар-Теен, выглядел совсем по-другому, чем перед сном: не в полотняном исподнем, а в полном боевом снаряжении. Пальцы продолжали судорожно сжимать рукоять верного меча.

«Покровители, да что же это?»

Ийлур задергался в киселе, кое-как соображая, что странная зеленая субстанция ничуть не мешает дышать, только воздух получается прогорклым, и на языке остается вкус пепла. Его толкало в спину, тяжко ворочало и несло к черному проколу.

– Фэнтар! – судорожно выдохнул Дар-Теен, призывая бога-Покровителя.

Мыслей не осталось, было только желание бежать, укрыться от страшной черноты.  Ийлур попытался нащупать ногами землю – не получилось. Его бережно «несли» к открывшемуся шире провалу. Также бережно, как сладкоежка подносит ко рту редкую сладость.

Дар-Теен бестолково бултыхался в киселе, как муха в паутине; он даже не пытался разобраться – а что, собственно, происходит – и каким образом он из постели угодил в воплощенный кошмар.

«Боги, да это же… Флюктуация!» – вдруг осенило его.

Самое страшное, что вообще можно было придумать. Странные и смертельно опасные явления, происходящие на границе живого и мертвого, на стыке двух миров – того, что продолжал жить, и того, что медленно уходил в небытие.

«Но это невозможно!» – вопил в душе  кто-то маленький и жалкий, – «я не хочу!..»

И сознание, заартачившись, отказалось принимать все происходящее за действительность.

Дар-Теен со злостью укусил себя за руку, на глазах от боли выступили слезы – но он не проснулся… И ничего не изменилось.

Причмокивая, разинутая пасть бездны ждала его.

«Но Эристо-Вет! Боги, как же я без нее?!!»

Но когда липкий и холодный мрак сомкнулся над головой Дар-Теена, и вопль отчаяния затих, словно впитавшись в кромешную тьму, ийлур внезапно ощутил чужое прикосновение к шее.

Тонкие горячие пальцы осторожно скользнули за пазуху, на груди что-то тихо захрустело – и после этого наступила тишина. Безмолвие вечности.