Начало

Сергей Крамцов, аспирант, заместитель Дегтярёва

19 марта, понедельник

Вид у шефа с Биллитоном был такой, что хоть в цирк не ходи. Могу поручиться, что если бы не маски, то я увидел бы, что стоят они с раскрытыми ртами, как я совсем недавно. У меня вид был попроще, чем у руководства, но это сейчас. До этого я сам выглядел не лучше. Почему? А сами посудите… Мы все втроём стояли у металлического стола, к которому была привязана препарированная обезьяна. Но при этом обезьяна не была мертва, а я никак не пытался поддерживать её жизнедеятельность. Она просто продолжала шевелиться, распахивала пасть, пытаясь дотянуться зубами до кого-нибудь из нас, и вообще не было похоже, что она собирается помереть.

Стоп, ошибка. Она была абсолютно, на сто процентов, мертва с клинической точки зрения, но это никак не сказалось на её активности. Несмотря на отсутствие сердцебиения, дыхания и комнатную температуру тела, она была весьма энергична и стала намного агрессивней, чем была при жизни. Вскрытая грудная клетка, растянутая в стороны, опавшее и замершее сердце, и при этом — распахнутые на всю ширину челюсти с оскаленными зубами, поблёкшие глаза, кожа, там, где не была покрыта шерстью, воскового оттенка. Лёгкие не работали, поэтому вместо присущего обезьянам этого вида отчаянного визга она издавала время от времени слабое скуление.

— Серёжа… вы нас просветите насчёт того, что же мы всё-таки наблюдаем, — сказал шеф, предварительно прокашлявшись.

— Боитесь, что глаза подводят? Нет, с глазами у вас всё в порядке, — начал я таким тоном, как будто собирался продать им эту препарированную обезьяну. — Вы имеете возможность видеть абсолютно мёртвое существо, которое при этом отказывается таковой факт признавать. При этом существо проявляет ранее несвойственную ему склонность к агрессии.

— Портальное сердце? — спросил Биллитон, почесав в затылке.

— Нет. Сначала я тоже так думал… — вздохнул я и театрально скрестил руки на груди. — Впрочем, мы все так думали и наблюдали это на первой стадии работы, но теперь всё не так. После вскрытия оживлённого трупа я обнаружил, что клапаны печени продолжают работать. Тогда я физически разрушил их, прекратив работу так называемого «портального сердца». Кроме того, в этой обезьяне сейчас нет почти ни грамма крови. Я её просто откачал. Вместе с тем, как видите, она не намерена успокоиться. Если её отпустить, она, как и подобает ожившему мертвецу, попытается нас сожрать. При этом она предпочтёт нам обезьяну одного с ней вида. Склонность к каннибализму у неё доминирует.

— Есть теория, зачем ей это? — спросил шеф.

— Есть, — кивнул я. — Думаю, что она нуждается в генетическом материале для изменения организма.

— Она же мёртвая, — деликатно напомнил мне шеф.

— Да, — кивнул я. — Но организм всё равно живёт, просто другим способом.

Шеф замолчал, подумал, затем кивнул:

— Согласен. Жизнедеятельность налицо. Что ты ещё накопал?

Накопал я уже немало. Всё же два выходных просидел на работе, не вставая. И некоторый материал уже появился.

— Я пытаюсь просто систематизировать то, что мы имеем в результате несчастного случая с обезьяной, и никак не могу закончить. Всё переворачивается с ног на голову.

— Ну, давай кратко пробежимся по выводам.

— Давайте, — согласился я. — Первое: мы получили вирус с очень высокой вирулентностью, чего не искали. Заражение может произойти любым путём, вплоть до воздушно-капельного. Достаточно просто находиться рядом, и ты инфицирован. Обезьяна в клетке, которую я подносил к обезьяне-зомби, уже инфицирована, я взял анализы крови. При этом нет никаких признаков болезни, вирус ведёт себя крайне неактивно. Тогда я снова взялся за крыс и, чтобы не возиться и не мудрить, просто впрыснул четырём крысам подкожно кровь обезьяны-зомби.

— Откуда такая вирулентность? И что получилось?

— О вирулентности… Вот изображение вируса… — Я покликал мышкой на экране монитора, выведя изображение чего-то, напоминающего цифру 6. Поэтому и вирус мы прозвали «Шестёркой». Решили, что называть «Девяткой» — много чести. — Видите эти волоски? Раньше их не было, а теперь вирус «полетел», чего раньше за ним не наблюдалось. А по поводу впрыскивания крови мёртвой обезьяны живым крысам… Получилась неожиданность. Все крысы умерли в течение часа и через пять минут восстали из мёртвых. Они не проявили никакого интереса друг к другу, но когда рядом с их клетками я поставил клетки с живыми крысами, зомби впали в агрессию.

— Живые крысы инфицированы? — уточнил шеф.

— Именно! — подтвердил я. — Инфицированы все до одной, но помирать не собираются и чувствуют себя прекрасно! Никаких признаков какой-либо болезни. Более того, две крысы были из числа «гепатитных», и теперь вирус гепатита у них явно находится в подавленном состоянии. «Шестёрка» уничтожает заразу. Тогда я сделал следующее: запустил в клетку к крысе-зомби живую крысу. Зомби намного медленней живой крысы и явно слабее, но у живой крысы началась настоящая паника, она даже не могла обороняться. Как будто все её оборонительные инстинкты дали сбой, в них не заложена схема обороны от ожившего трупа.

Я дал шефу с Джеймсом полюбоваться на видеозапись мечущейся по клетке белой крысы. Вторая крыса неуклюже преследовала её, переваливаясь с боку на бок.

— Возможно, — поджав губы, произнёс Биллитон. — И что было дальше?

— Крыса-зомби сумела всё же отхватить изрядный кусок мяса с живой крысы, — продолжил я. — Рана не была смертельна, я рассадил крыс снова в разные клетки, а раненой крысе даже сделал перевязку. И она умерла примерно через час. И через пять минут воскресла. Повторный опыт с этой мёртвой крысой и крысой живой дал другой результат — живая крыса отбивалась и даже напала на мёртвую, сильно ту покусав.

— И тоже умерла? — спросил Дегтярёв.

— Именно, — подтвердил я.

Шеф помолчал, переваривая информацию, затем сказал:

— То есть получается, что заражение, произведённое воздушно-капельным путём, делает особь просто носителем. Даже ведёт к улучшению состояния. А заражение, когда вирус попадает непосредственно в кровь, ведёт к смерти и последующему оживлению?

— Именно так. Похоже, что ударная доза чужого вируса, уже изменённого под конкретного носителя, попавшая прямо в кровь, вырабатывает токсин. И он убивает, а дальше включается механизм оживления. Кофе будете?

Я подошёл к кофеварке и включил её.

— Нет, спасибо, потом ночью не усну, — покачал головой Дегтярёв. — Я лучше покурю здесь у тебя, не возражаешь?

Как всегда. Я не курю и дым на дух не переношу, но шефу отказать не могу. Не потому, что он шеф, а потому, что он мне по-человечески очень нравится. Уважаю я его. А если бы кто другой в моей лаборатории курить вздумал — вылетел бы отсюда в два счёта. Я даже Оверчука дважды выставлял с сигаретой.

— Что с вами сделаешь, курите.

Я достал из шкафа жёлтую пластмассовую пепельницу с логотипом сигарет «Кэмел», которая хранилась у меня специально для таких случаев, и выставил на стол. Откуда она здесь взялась — сам не знаю. Исторически сложилось. Дегтярёв щёлкнул зажигалкой, прикурил и выдохнул дым в сторону от меня. И за то спасибо.

— Давай, Серёжа, продолжай.

— Продолжаю, — кивнул я, разогнав дым рукой. — Именно так и получается. Тогда я, к стыду своему, взял грех на душу и впрыснул одной из инфицированных, но живых крыс раствор мышьяка. Угадайте, что получилось?

— Крыса умерла и воскресла?

— Именно так, — подтвердил я, после чего заявил: — То есть мы имеем ситуацию, что если вирус вырвется за пределы этой не слишком хорошо охраняемой лаборатории, то он вызовет гибель всей человеческой цивилизации.

— Гхм… ты уверен? — чуть не подавился дымом шеф. — Очень уж радикальный вывод.

Вывод куда как радикальный, надо объяснять. Попробую.

— Я не уверен, разумеется, опыты на людях я не ставил, но полагаю, что если воскресшие обезьяны нападают на живых обезьян с целью их съесть, если воскресшие крысы нападают на живых крыс с той же целью, то и что-то подобное может произойти с человеком.