Начало

И сам я оделся заодно, по принципу «и в пир, и в мир, и в добрые люди». Теперь только куртку накинуть, и можно выскакивать из квартиры. Упаковал рюкзак и две большие спортивные сумки. Сумки пока брошу в прихожей. Подгоню машину к дому и затем их вынесу. Ещё что? В холодильнике пусто. Только два пакета кофе в зёрнах, я их в рюкзак закинул. Надо будет едой запастись.

Теперь «дачный медианабор». Портативный телевизор и радиоприёмник. Без этого никак теперь нельзя, и вообще всё куплено специально для дачи. А оставлять у нас там что-то ценное не стоит. И бомжи там шарятся, и шпана из окрестных деревень, так что «всё своё вожу с собой». Ну и последнее — ноутбук. Я на него скачал всё, что есть у меня в лабораторном компьютере, так что может пригодиться. Всё, можно идти.

Я натянул охотничью двухслойную куртку, привычную ещё с армии круглую вязаную шапочку системы ШПС («шапка-пидорка спецназовская»), повесил на спину рюкзак, на плечо — чехол с ружьём, патронами и запасными стволами-прикладами и вышел в подъезд. Спустился на лифте, вышел на улицу из нашей допотопной панельной «свечки» и пошёл в сторону стоянки.

На улице было необычно тепло для конца марта, я даже куртку расстегнул. Это плохо. При понижении температуры зомби теряют активность, они же, как ни крути, а «холоднокровные», а тут, как назло, потепление. На часах уже второй час ночи, в нашем районе — никого, пустота на улицах. Ну и хорошо, зато если кто ненужный подъедет к моему дому, то будет как на ладони.

Прошёл через сквер, где выгуливают ранним утром собак, срезал по дорожке через газон и через пять минут зашёл в ворота стоянки. Сторожем был Федотыч — болтливый, но бдительный мужичок, всегда вкусно пахнущий водкой. Мы с ним были в хороших отношениях, и ему я «слил» версию о том, что уезжаю на охоту далеко-далеко, поэтому и выезжаю в ночь. Он пожелал мне «ни пуха ни пера», я ответил ему традиционным «к чёрту» и пошёл к машине.

Вот он, моя главная надежда на спасение, — старый добрый «Форанер» с трёхлитровым дизелем. Купил я его сам, аж в Испании, куда в первый и последний раз съездил в отпуск со своей девушкой. Купил по объявлению в маленьком городке возле Мурсии, выложив за него семь тысяч евро, которые честно скопил за три года. Машина оказалась и вправду в хорошем состоянии, хоть и было ей восемь лет, довезла меня до Москвы без проблем и в процессе растаможки не сильно убила мой бюджет. А уже потом, в течение двух лет, я окончательно довёл её до ума, проведя умеренно-разумный внедорожный тюнинг, такой, чтобы и по городу ездить не мешал.

Служила она мне верой и правдой, возя и на работу, и на рыбалку. Да и отпуска мы проводим в Архангельской области, без дорог и удобств, зато с кострами и палатками, с рыбалкой и охотой. В общем, много полезного мне оплатила компания «Фармкор», грех отрицать.

Машина была холодной, трёхлитровый дизель затарахтел, как тракторный, и прогрелся уже тогда, когда я заехал к себе во двор. Следов присутствия посторонних вроде не было, поэтому я спокойно смог по одному перетаскать с балкона запасные колёса, закинув их на верхний багажник и закрепив, после чего выехал из двора, увозя в багажнике все приготовленные к эвакуации сумки и чехол с карабином.

Прерывисто завибрировал мобильный телефон, показывая, что пришло текстовое сообщение. Я достал его из кармана, ткнул в кнопку под значком «Читать». На светящемся экране появился текст сообщения от шефа: «Серёжа, не приезжайте. Всё идёт плохо. Если ситуация исправится — я вам позвоню».

Вот как. Вот так. Я на ощупь натыкал «Понял» и отослал в ответ. Всё понятно. Всё идёт плохо, если даже шеф это понял. Наверняка приехал Оверчук, и всё пошло не так, как должно было идти. Или приехали менты, и всё пошло наперекосяк. Или ещё что-нибудь. А насчёт личности замдиректора по безопасности я не заблуждался ни на секунду. Такие люди, как он, созданы специально для того, чтобы скрывать происшествия, а не исправлять последствия. Оверчуку плевать, чем всё закончится, главное — чтобы «Фармкор» к ответственности не притянули.

И что мне теперь делать? Звонить самому? Шеф вообще эсэмэсками не балуется, если уж соизволил послать, то наверняка говорить сейчас не может. Звонить в другие места? В МЧС? В милицию? И что сказать? Что трупы скоро восстанут? И что мне там скажут? Куда-куда я пошёл? Вот гадство… Не знаю я, что делать. Точнее, знаю, но не «глобально». Знаю, что мне нужно снять все наличные, какие есть у меня на счету. Я в этом мало что понимаю, но в кино видел, как людей по кредиткам вычисляют и как беглецам эти самые кредитки блокируют. Хорошо, что у меня карта без лимита снятия наличных.

На проспекте Мира остановился у банкомата в стеклянной кабинке, где весь пол был завален чеками, и в шесть заходов опорожнил свой счёт. Снял и рублями, и долларами, получилось больше трёх тысяч «убитых енотов». Хорошо, что в последнее время я не «оголтевал» с расходами, вот и поднакопилось за несколько месяцев.

Распихал наличные в карманы, вернулся к машине. Ну что, на дачу? Или подъехать к институту, посмотреть издалека, с пустыря? Там есть где с машиной спрятаться и откуда подсмотреть. Любопытство убило кошку, но я не кошка всё же, и я аккуратненько. Может, пойму, что хоть там взорвалось? Да и хочется всё же шефа подстраховать, как он там справляется без меня? Он меня только не усыновил разве что, а так я у них дома времени провёл не меньше, чем у себя.

А завтра мне обязательно надо в «Стрелец», к Лёхе с Викой. Да и девушка у меня есть, я уже о ней говорил. Надо и о ней подумать, хотя… девушка у меня детский тренер по дзюдо, сама о себе позаботиться может. Нет, не в этом случае, тут уже никакое дзюдо не поможет.

Не скажу, люблю ли я её, но мы друг к другу привыкли и уже два года вместе. Хотя о свадьбе речь никто из нас не заводил — каждый доволен своим свободным состоянием. Она периодически живёт у меня, когда ей удобно, и так же периодически живёт у себя, в снятой квартире в Матвеевском. Как бог на душу положит. Тренирует детские группы на Ленинградке в большом спорткомплексе, а основное место работы у неё в Крылатском, в магазине, торгующем японскими мотоциклами, квадроциклами, лодочными моторами и аквабайками.

Ночью движение было слабым, и уже через пятнадцать минут я припарковал машину за кустами, в сотне метров от задней стены НИИ, где теперь красовался пролом в два пролета. Плиты упали плашмя на тротуар, расколовшись и засыпав всё вокруг бетонной крошкой, а образовавшаяся в заборе прореха была огорожена полосатой лентой. На проезжей части стояли два маленьких заборчика с жёлтыми маяками и знаками, показывающими, как объехать препятствие. Значит, милиция с этой стороны уже отметилась. Я достал из сумки бинокль и навёл его на пролом — там, с дробовиком на плече, маячил Олег Володько. Вот и понаблюдаю.

НИИ. Охрана

20 марта, вторник, вскоре после полуночи

Рука у Николая Минаева уже почти не болела, что удивляло, но его подташнивало, во рту было сухо, а свет причинял неудобства. Он даже был рад, что электроснабжение института не восстановится до утра, потому что свет от фонарей резал глаза, они сильно слезились, и хотелось спрятаться в самый тёмный угол. Он смиренно отвечал на вопросы прибывшего милицейского следователя, но при этом хотел лишь одного — тишины и темноты. Следователь расположился со своей папкой прямо во дворе, на капоте милицейского «уазика», который всё же сумели запустить внутрь, где и допрашивал всех, бывших на территории института. Когда он закончил с Николаем, тот вздохнул с облегчением и пошёл в здание. Делать в здании ему было нечего, но там было совсем темно.

Николай поднялся на второй этаж и столкнулся с Дегтярёвым, который спускался по лестнице вниз, подсвечивая себе фонариком. Дегтярёв остановил Николая, придержав его за рукав:

— Коля, я вот о чём хотел вас спросить… а что у вас с рукой?

— Порезался стеклом, — отмахнулся Минаев.