Страница 2 из 114
Однако ущерб уже был нанесен. В то время, как Уайатт еще в детстве получил от нашего папы обычное прозвище — испытанное временем и привычное “чемпион” — меня нарекли Стэнли. Или Стэн, когда им лень выговаривать. Даже мама, которая притворяется, что ее раздражают все эти ужасные хоккейные клички, иногда проговаривается. На прошлой неделе она попросила Стэнли передать ей картошку за обеденным столом. Потому что она предательница.
Этим утром в список добавлен еще один предатель.
— Стэн! — зовет голос с другого конца коридора. — Я поеду за кофе для твоего отца и других тренеров. Хочешь что-нибудь?
Я поворачиваюсь и свирепо смотрю на ассистента моего отца.
— Ты обещал, что никогда не будешь так меня называть.
Томми оказывается так добр, что изображает раскаяние. А потом он выбрасывает эту доброту в окно.
— Ну ладно. Не убивай гонца, но, возможно, пришло время признать, что это проигрышная битва. Хочешь мой совет?
— Не хочу.
— Прими это прозвище, моя прекрасная дорогуша.
— Никогда, — ворчу я. — Но меня устраивает “моя прекрасная дорогуша”. Продолжай меня так называть. Так я чувствую себя изящной, но сильной.
— Договорились, Стэн. — Смеясь над моим возмущенным лицом, он предлагает: — Кофе?
— Нет, я в порядке. Но спасибо.
Томми бросается прочь, сгусток неиссякаемой энергии. За те три года, что он был личным помощником моего папы, я ни разу не видела, чтобы этот парень делал перерыв хотя бы на пять минут. Скорее всего, он даже спит на беговой дорожке.
Я продолжаю идти по коридору к женским раздевалкам, где быстро скидываю кроссовки и надеваю коньки. Сейчас 7:30 утра, что дает мне достаточно времени, чтобы провести утреннюю разминку. Как только начнется сбор, разразится хаос. До тех пор каток в моем полном распоряжении. Только я и свежий слой прекрасного, чистого льда, не тронутый ничьими лезвиями, которые вот-вот расцарапают его.
Замбони завершает свой последний круг, когда я выхожу. Я вдыхаю свои самые любимые запахи в мире: прохладный воздух и резкий запах пола с резиновым покрытием. Металлический аромат моих только что заточенных коньков. Трудно описать, как приятно вдыхать все это.
Я выхожу на лед и делаю пару медленных, ленивых кругов. Я даже не участвую в этом юниорском лагере, но мое тело никогда не позволяет отклоняться от привычного режима. Сколько себя помню, я просыпалась рано для своей частной тренировки. Иногда это простые упражнения. Иногда я просто бесцельно скольжу. Во время хоккейного сезона, когда мне приходится посещать тренировки, я стараюсь не перенапрягаться с этим небольшим одиночным катанием. Но на этой неделе я здесь не для того, чтобы играть, а чтобы помочь своему папе. Так что ничто не мешает мне нестись на всех парах вдоль катка.
Я катаюсь сильно и быстро, затем пролетаю сетку, делаю крутой поворот и резко разгоняюсь к синей линии. К тому времени, как я сбавляю скорость, мое сердце колотится так громко, что на мгновение заглушает голос со скамейки запасных.
— ...быть здесь!
Я оборачиваюсь и вижу парня примерно моего возраста.
Первое, на что я обращаю внимание, — его хмурый взгляд.
Второе — это то, что он все еще поразительно хорош собой, несмотря на хмурый вид.
У него одно из тех привлекательных лиц, которые могут хмуриться без каких-либо эстетических последствий. Думаю, это только делает его сексуальнее. Придает ему черты грубого плохого парня.
— Эй, ты меня слышишь? — Его голос глубже, чем я ожидала. Он звучит так, словно ему следовало бы петь кантри-баллады на крыльце дома в Теннесси.
Он выскакивает через невысокую дверь, его коньки ударяются об лед. Я понимаю, что он высокий. Он возвышается надо мной. И я не думаю, что когда-нибудь видела глаза такого оттенка синего. Они невероятно темные. Как стальной сапфир.
— Прости, что? — Спрашиваю я, стараясь не пялиться. Как это возможно, чтобы кто-то был на столько привлекательным?
Его черные хоккейные штаны и серая джерси подходят к его высокому телосложению. Он немного долговязый, но даже в пятнадцать или шестнадцать лет уже сложен как хоккеист.
— Я сказал, что ты не можешь быть здесь, — рявкает он.
И вот так я прихожу в себя. О, ладно. Этот парень — мудак.
— А ты можешь? — возражаю я. Лагерь начинается не раньше девяти. Я точно знаю, потому что помогала Томми делать копии расписаний для всех конвертов с приветствиями.
— Да. Это первый день хоккейного лагеря. Я здесь, чтобы размяться.
Эти притягательные глаза окидывают меня. Он разглядывает мои обтягивающие джинсы, фиолетовую толстовку и ярко-розовые гетры.
Приподняв бровь, он добавляет:
— Ты, должно быть, перепутала даты. Сборы по фигурному катанию на следующей неделе.
Я прищуриваю глаза. Зачеркните вышесказанное — этот парень огромный мудак.
— На самом деле, я...
— Серьезно, королева выпускного, — перебивает он напряженным голосом. — У тебя нет причин быть здесь.
— Королева выпускного? Ты вообще видел себя в зеркале? — Парирую я. — Это ты выглядишь так, будто должен стать королем выпускного.
Раздражение на его лице вызывает мое собственное. Не говоря уже о самодовольном блеске в его глазах. Именно последнее укрепляет мое решение отвечать ему.
Он думает, что мне здесь не место?
И он называет меня королевой выпускного?
Ага... будь добр, трахни себя в задницу, придурок.
С невинным видом я засовываю руки в задние карманы.
— Извини, но я никуда не собираюсь. Мне действительно нужно поработать над вращениями и тулупами, и, судя по тому, что я вижу, — я обвожу рукой огромный пустой каток, — здесь достаточно места для нас обоих, чтобы потренироваться. А теперь, если ты меня извинишь, этой королеве выпускного действительно нужно вернуться к делу.
Он снова хмурится.
— Я назвал тебя так только потому, что не знаю твоего имени.
— Не приходило в голову просто спросить его?
— Ладно. — Он что-то невнятно бормочет. — Как тебя зовут?
— Не твое дело.
Он вскидывает руки.
— Не важно. Ты хочешь остаться? Оставайся. Добивай себя тулупами. Только не приползай ко мне, когда придут тренеры и надерут тебе задницу .
С этими словами он отъезжает, пачкая мой девственно чистый лед глубокими следами своих лезвий. Он едет по часовой стрелке, поэтому я назло двигаюсь против часовой. Когда мы пересекаемся, он свирепо смотрит на меня. Я улыбаюсь в ответ. Потом, просто потому, что я придурошная, я выполняю серию волчков. Приседая на одной ноге, я вытягиваю свободную ногу перед собой, это означает, что она находится прямо на его пути на втором круге. Я слышу громкий вздох, прежде чем он поворачивает в другую сторону, чтобы избежать встречи со мной.
По правде говоря, в детстве я немного увлекалась фигурным катанием. Я была недостаточно хороша — или заинтересована — чтобы продолжать, но папа настаивал, что уроки пойдут мне на пользу. Он не ошибся. Хоккей — это физическая игра, но фигурное катание требует большей утонченности. Всего через месяц изучения основ я уже заметила значительные улучшения в своем равновесии, скорости и положении тела. Работа с краями, которую я отточила на этих уроках, сделала меня лучшей фигуристкой. Лучшей хоккеисткой.
— Ладно, серьезно, уйди с дороги. — Он резко останавливается, ледяная стружка рикошетит от его коньков. — Достаточно того, что я вынужден делить лед с тобой. По крайней мере, прояви хоть немного гребаного уважения к личному пространству, королева выпускного.