Поврежденные товары

Все возвращаются к своим машинам. Папа хлопает меня дрожащей рукой по плечу и уводит прочь от могилы. Бейлс неохотно отпускает меня. Я сжимаю кончики ее пальцев. Она - сила тяжести. Она - кислород. В этот момент времени она - все.

Чувствуя мою невысказанную потребность в ней, Бейли поворачивается к моему отцу. “Могу я, пожалуйста, прокатиться с тобой, дядя Дин?”

Благодарю тебя, Иисус.

“Да, Залоги, конечно”, - рассеянно говорит папа, наводя лазер на спину Найта. Мой брат сейчас разбирается со своими делами, а мой отец пытается убедиться, что он не потеряет еще одного члена нашей семьи. Обычно я спокойно отношусь к тому, что я неприхотливый, “фоновый” ребенок. Но не сегодня. Я только что потеряла маму в четырнадцать. Я хочу, чтобы мир остановился, но он неуважительно продолжает вращаться и функционировать, как будто моя жизнь не была просто разрушена.

Прежде чем мы садимся в машину, я сжимаю пальцы Бейли и притягиваю ее к себе. “Если бы я сказал тебе, что хочу убежать отсюда, куда-нибудь очень далеко, например…Я не знаю, далекий Канзас, что бы ты сказал?”

Ее большие голубые глаза впиваются в мои, как будто мои глазные яблоки вот-вот отвалятся. “Мы выступаем на рассвете, сучка”.

“Правда?” Спрашиваю я.

Она кивает. “ Попробуй меня, Лев. Ты мой лучший друг. Я никогда тебя не подведу.

Это странно, но возможность того, что мы с Бейли сбежим от всего этого, - единственное, что сейчас держит мою задницу вместе. Может, она и хорошая девочка для всех, но для меня она плохая зависимость.

Диск молчит. Я страница, вырванная из книги. Неуместная и бесцельно парящая. Все, что у меня есть, - это память о том, что я когда-то принадлежала. Затем мы оказываемся перед моим домом. Все заходят внутрь в своих черных платьях. Они похожи на упырей. Дом без мамы - это не дом. Это груда кирпичей и дорогая мебель.

Невидимый плющ пригвождает меня к земле. Бейли - единственная, кто это замечает. Она слоняется рядом со мной, и внезапно мне становится по-настоящему ненавистно, что я возлагаю на нее все свои мечты и надежды. Потому что завтра ее тоже может не быть. Авария с автобусом. Странный сердечный приступ в пятнадцать лет. Заговор с похищением и убийством. Вариантов бесконечное множество, и мне действительно дерьмово везет с людьми.

“Канзас?” Она хватает мои пальцы, играя ими, как клавишами пианино.

Я качаю головой, слишком подавленная, чтобы произнести хоть слово.

-Нам не обязательно заходить внутрь. Ее руки скользят вверх, чтобы схватить меня за руки и удержать на ногах. Откуда она узнала, что я близок к падению? “Мы можем потусоваться у меня. Я приготовлю фондю. Мы можем посмотреть ”Южный парк". Ее голубые глаза сверкают, как сапфиры.

Меня захлестывает новое раздражение. Бейли тааак понимающая, хотя она ни черта не понимает. У нее действительно есть мама. Здоровая. И отец. И сестра, которая не наркоманка. Ее жизнь идеальна, в то время как моя - сплошные бедствия.

Она - распустившийся цветок, а я - грязь, но это нормально, потому что особенность цветов в том, что они утопают в грязи, поэтому я точно знаю, как ее срезать.

Стряхивая ее с себя, я разворачиваюсь и топаю к выходу из нашего тупика. Она бежит за мной, выкрикивая мое имя. Ее туфли "Мэри Джейн" настойчиво хлопают по земле.

“Лев, пожалуйста! Я что-то не так сказала?”

Справедливости ради, у нее не было ни единого шанса сказать что-нибудь правильное. Но к черту справедливость. Мне больно, а она - обуза. Просто еще один человек, которого можно любить и потерять.

Я ускоряю темп, теперь бегу. Я не знаю, куда я иду, но мне не терпится попасть туда. Небо, которое всего несколько секунд назад было абсолютно голубым, трескается, как яйцо. Гремит гром, все окутывает серая пелена, и дождь начинает лить сплошным потоком. В SoCal лето, и дождя быть не должно. Вселенная сердита, но я еще злее.

Всякий раз, когда Бейли удается поймать рукав моей рубашки, я ускоряюсь, но даже после тридцати минут бега под дождем, промокший до нитки, она не останавливается. Каким-то образом мы оказываемся в лесу на окраине города. Толстые, высокие ветви и покрывало листьев переплетаются над нами, как переплетенные пальцы, создавая импровизированный зонтик. Теперь я вроде как вижу свое окружение, и оно красивое, и спокойное, и достаточно далеко от этого дурацкого кладбища. Я останавливаюсь, когда понимаю, что мне не сбежать от новой реальности: мама мертва.

Я наконец-то понимаю, что такое разбитое сердце. Потому что эта штука в моей груди? Раскололась надвое.

Я оборачиваюсь, мои легкие обжигает. Бейли бледна и промокла насквозь, ее черное платье прилипло к телу. Ее губы синие, а кожа такая бледная, что я вижу карту фиолетовых и красных вен под ее кожей.

-Иди домой, ” рычу я. Но я не хочу, чтобы она возвращалась домой. Я хочу, чтобы она никогда не уходила.

Она подходит ближе, вызывающе вздергивая подбородок. - Я не оставлю тебя.

“Отвали, Бейли!” Я с криком складываюсь пополам. У меня такое чувство, будто она пнула меня в живот.

Она уйдет. Она подведет тебя. Не попадайся на эту удочку, Лев.

“Мне так жаль”. Ее глаза полны слез, и она сгибает пальцы, ей не терпится схватить меня.

Обними меня.

Уходи.

Долбоеб, долбоеб.

Мой рот снова открывается, и я извергаю еще больше дерьма. “Не жалей меня. Пожалей себя. Ты неудачница, которая тусуется с восьмиклассницей, а не с людьми своего возраста ”.

“Я бы хотел, чтобы этого не случилось”. Она игнорирует мои оскорбления, пытаясь снова схватить мои пальцы и играть на них, как на пианино, как она делает каждый раз, когда я расстроен.

Смеясь, я хрипло произношу: “Я бы хотела, чтобы с тобой ничего не случилось”.

“Я бы хотела, чтобы это я умерла”. Ее лицо покрыто слезами, болью и грязью, и я больше не могу этого делать. Мне все равно, как сильно мне больно, я не могу разрушить единственное хорошее, что есть в моей жизни прямо сейчас. Она дает мне то, за что нужно бороться, когда каждая клеточка моего тела хочет сдаться.

“Сейчас ты просто несешь чушь”. Я сплевываю мокроту между нами.

Она качает головой, дрожащие пальцы запускаются в волосы, массируют кожу головы. Я верю ей. И меня убивает то, что, несмотря на то, что я чувствую себя так, словно кто-то вспорол мне живот и мои кишки вываливаются наружу, я все равно не хотела бы, чтобы Бейли была на месте мамы.

-Это не так. Я серьезно. Я скорее умру, чем добровольно увижу, как ты страдаешь.

На мгновение наступает тишина. Затем я открываю рот, и из него вырывается самый дикий, пугающий, громкий крик, который я когда-либо слышал. Он эхом разносится в небе и отражается от деревьев. С верхушек деревьев взлетает стая воронов.

И тогда я иду в единственное место, где мне нужно быть прямо сейчас, — я схожу с ума.

Гнев пронзает мою кожу. Я прорываюсь сквозь плотную завесу паутины, хватаюсь за молодое деревце, как за шейку, и ломаю его пополам собственными руками. Кровь хлещет из сгибов моих ладоней, и ноготь с треском вырывается из кожи. Он падает в мокрую грязь у меня под ногами. Я даже не чувствую боли.

Бейли кричит, но я ее не слышу. Я врезаюсь кулаками в дубы, пинаю грязь, вырываю цветы из клумб, держу их, как отрубленные головы, и швыряю в реку в белой, слепой, горячей ярости. Я уничтожаю гнезда и выкорчевываю с корнем целую скамейку, выбрасывая ее в реку. Я уничтожаю все и вся на своем пути. Я иду против природы, и однажды — только в этот раз — кажется, что я побеждаю.