Страница 24 из 38
Старик бросился со страху к дому и увидел белый квадрат бумаги на двери избы: "Приказ Народного Комиссара обороны…" Сзади подскочил офицер.
Лицо старика покрылось пепельной бледностью. "Как он мог допустить их до сарая, где люк? Оставить бы в избе. Эх-х, старый осел!.."
Офицер схватил старика за сивую бороду, дернул и сильным ударом сбил с ног.
Предатель скатился по ступенькам крыльца.
К избе подвели двух огромных овчарок. Псы жадно обнюхали крыльцо. И, заскулив и теряя слюну, стали рваться со двора.
— Форвертс! — крикнул офицер.
Происки врага
Моргунов и Широков возвращались перед рассветом в лагерь. Только что они наблюдали, как взлетел от их заряда на воздух однопролетный мост с эшелоном противника. Вдруг невдалеке прогрохотал взрыв. Минеры упали на землю и следом за взрывом услышали:
— Помогите-е-е!
— Что это? Как ты думаешь, Василь? — спросил тихо Моргунов. — Не мина ли?
— Похоже. А чья? Наших в этом районе нет.
— Фрицы на всех тропинках понатыкали их, сволочи! — со злостью сказал Моргунов. — Кто-то, видать, напоролся.
— Пошли посмотрим…
Осторожно двинулись в сторону взрыва. И скоро там, где еле заметная тропа вливалась в полянку, увидели двоих: парня в ватнике и девушку в парусиновом плаще… Парень лежал на спине, в руке зажат наган. Девушка уткнулась лицом в землю.
Послышался отдаленный топот бегущих. Моргунов и Широков юркнули в ближайшие заросли, затаились. А на поляне появились Голохматов и Секачев. Они зорко оглядывались по сторонам, держа оружие наготове. Моргунов условно свистнул. Голохматов вскинул автомат.
— Выходи!.. Это вы? — радостно крикнул Николай.
Моргунов кивнул на убитых.
— Завернули на звук взрыва.
— А как мост? — спросил Голохматов.
— Приказал долго жить!
— Молодцы!..
Они подошли к месту трагедии.
Во внутреннем кармане ватника у парня нашли советский паспорт на имя Фоменко. В том же кармане обнаружили две автобиографии, написанные неровно и со многими поправками. Скорее всего эти документы писались на ходу, в самолете или машине. При парне нашли и карту-пятикилометровку. На ней кружками были обведены места расположения партизанских баз. К этому времени мы уже переселились на новое место, о чем информировали Москву и передали координаты нашей новой дислокации. На карте же отмечена кружком наша недавно покинутая стоянка. Отряд Озмителя и местные партизаны находились точно на местах, очерченных на карте.
Оккупанты явно пытались внедрить в ряды партизан своих агентов.
В мае 1942 года немцы хотели сформировать из местного населения карательные части для борьбы с партизанами. Отказывающихся идти к ним на службу оккупанты расстреливали, отправляли в Германию на каторжные работы. Стараясь избежать мобилизации, немало молодежи уходило к местным партизанам…
И к омсбоновцам, бывавшим в деревнях, не раз обращались парни и девушки с просьбой принять их в отряд. Руководство местного партизанского отряда решило: пусть ребята идут в полицию, а получив оружие, приходят в лес. Оружия не хватало.
Оккупанты мало доверяли мобилизованным. Поэтому во вновь сформированные полицейские подразделения включали своих людей. Но бывали и такие случаи, когда агенты врага выступали как бы инициаторами ухода к партизанам, чтобы таким путем проникнуть в их ряды. В июне 1942 года, например, двадцать пять человек полицейских связались с местным отрядом и пришли в лес. Внимание партизан обратили трое из них. Они были старше всех в группе. Перед уходом в лес эта тройка "картинно", на глазах у всех избила старосту. В беседе с командиром отряда Талерко и комиссаром Мельниковым эти трое уж очень старались ругать оккупантов и предателей. Все это выглядело как плохо организованный спектакль. Талерко спросил:
— Послушайте, ребята, если вы действительно так сильно ненавидите оккупантов и их ставленников, то почему не приходили к нам раньше, а служили им?
Вперед выступил высокий парень лет тридцати, с большим носом на темном нездоровом лице.
— Так тогда ж, товарищ командир, мы еще ничего не знали об их истинных целях и подлых намерениях, а подсказать нам было некому.
— Точно! Все так, — в один голос подтвердили слова носатого двое его приятелей.
Во время разговора подошел молодой парень. Он недавно появился в партизанском отряде, бежав из эшелона, следовавшего в Германию. Увидев парня, носатый насторожился, старался не смотреть на него. А тот зло глянул на него и, повернувшись к Мельникову, тихо сказал:
— Товарищ комиссар, а вы попросите его рассказать, как он старательно помогал фрицам отправлять в Германию наших девушек и ребят из райцентра Каспли? Как издевался над ними?..
Мельников посмотрел на носатого. Тот нагло заявил:
— А что? Верно! Было такое дело. Я не скрываю. Тогда ж я служил у них и выполнял их приказы, а теперь пришел в лес, к вам, чтоб, значит, искупить вину…
После допроса носатый и его напарники, припертые к стене неопровержимыми доказательствами их преступлений, признались, что к партизанам они пришли не по своей воле, а по приказу немцев…
Погоня
Было совсем светло, но группа Галушкина все шла, не останавливаясь на дневку, стараясь подальше уйти от деревни. Остановились только перед большим болотом. Маркин и Правдин с длинными шестами сразу пошли на разведку дороги. Прыгая с кочки на кочку, прощупывали дно и отмечали тропу вехами. Андреев готовился перевязать Николая. Сергея Щербакова Галушкин послал в дозор. Головенков нарезал еловые ветки, чтобы сделать настил для постели Николая. Решили немного отдохнуть перед болотом. Галушкин проверял оставшуюся "артиллерию".
Уходя из отряда, партизаны захватили с собой несколько противопехотных мин, усиленных добавочными зарядами тола. При необходимости эти мины можно было успешно использовать, что они уже и сделали, покидая сарай предателя.
Скоро с болота возвратились Маркин и Правдин. Сказали, что только метров около ста можно пройти по твердым кочкам, а дальше придется брести по "чистому" болоту. Андреев закончил перевязку, переложили Николая снова на носилки…
Всю дорогу от деревни до болота Николай молчал. Закусив до крови губы, терпел боль и не издал ни единого стона.
— Ну, Коля, как дела? — подошел к нему Галушкин. — Скоро придем, потерпи еще чуток.
Рыжов улыбнулся через силу.
— Я вам обуза, ребята… Оставьте меня где-нибудь в деревне.
— Это ты брось, — строго сказал Галушкин. — Все должны пройти. Оставить его! Что говоришь — понимаешь?
Николай промолчал, только благодарно посмотрел на Бориса.
Галушкин отошел от него. Сил не хватало смотреть на его бледное, измученное лицо с искусанными в кровь губами.
— Ребята, фрицы! — неожиданно появляясь перед костром, сказал Щербаков.
— Много? — быстро спросил Галушкин.
— Группа конных! До взвода! Идут по нашему следу!
Разобрали оружие, снаряжение, приготовились к бою.
— Маркин и Щербаков со мной! Остальные с носилками — на болото, быстро! — приказал Галушкин. — Сергей, как далеко отряд?
— Метрах в шестистах… Две колонны, — четко ответил Щербаков, чуть замялся. — Борис… Они овчарок ведут…
— Вот сволочи! — гневно сказал Борис, понимая, что это самое худшее. Болото, бой — все привычно, а собаки… Найдут, догонят, выследят. Галушкин оглянулся. По болоту удалялись товарищи. Андреев и Головенков медленно и осторожно несли носилки. Правдин шел замыкающим.
Вот Андреев неловко ступил на кочку, носилки резко накренились. Над болотом пролетел короткий, словно крик подстреленной птицы, стон раненого. Галушкин, сжав зубы, резко отвернулся. "Только бы успели уйти!" Взял бинокль, ловко взобрался на сосну. Вот они, немцы… Остановились. Сгрудились. О чем-то совещаются, указывая руками в сторону молодого леса, в котором притаились партизаны.