Возлюбленная

6

– Вот это подойдет.

Чарли развернула прямоугольный кусок шелковой материи, демонстрируя весь рисунок, а потом обернула его вокруг плеч женщины. Держа этот кусок за уголки, как грязный мешок, та внимательно разглядывала себя в зеркале. Лицо ее вытянулось, под стать длинным волосам. Чарли подмигнула Лауре, но та предостерегла хмурым взглядом.

– Корнелия Джеймс? – Женщина посмотрела на уголок бумаги, ища там подпись.

– Разумеется, мадам, – ответила Чарли.

– По-моему, цвет очень идет мне, вы-то как считаете?

– Исключительно. А с шарфом эффект двойной. – Чарли сняла шарф жестом фокусника. – Без него это обычное дневное платье. – Она снова обернула женщину шарфом, прилаживая его поэффектнее. – А с ним вы одеты изысканно. Превосходно для вечера с коктейлями или для театра. А в жару вам будет в нем прохладно.

– Вы считаете, что голубой в самом деле мой цвет?

Чарли сделала около нее ритуальный круг, словно индеец вокруг тотемного шеста.

– Он определенно вам идет. Вашему мужу понравится.

– Моему приятелю, – уточнила женщина.

– Ему тоже.

Расплатившись карточкой платинового цвета, такого же, как ее волосы, женщина выпорхнула на Уолтон-стрит, в мелкий дождичек. На ее дергающихся, как на веревочках, бедрах красовалась эмблема магазинчика Лауры, которая терлась о крокодиловую чешую сумочки от фирмы «Шанель». Лаура закрыла за ней дверь и по привычке отбросила с лица воображаемые волосы: все еще не привыкла к короткой прическе. Она была по-своему привлекательна, стройная, с мальчишескими чертами лица, и остриженные каштановые волосы еще более усиливали ее сходство с представителями сильного пола, дополняли ее образ. За ее спиной, на сквозняке, раскачивался стеллаж с холщовыми куртками. Выставленные в магазине летние модели выглядели яркими, но не внушающими энтузиазма на фоне неутихающего июньского дождя.

Чарли обрезала полоску с края карточки «Америкэн экспресс».

– Леди Антони Хьюэр-Уолш, дорогая моя, ни больше ни меньше, – сказала она. – Ну и коровища.

– Она хороший клиент, – почти холодно ответила Лаура.

Чарли заметила, что в последнее время чувство юмора практически оставило Лауру. Обычно она обращалась с покупателями, которые ей не нравились, куда грубее, чем Чарли, что было вполне понятно, ведь ей приходилось выносить их шесть дней в неделю, тогда как Чарли просто нравилось помогать подруге в магазинчике, это было для нее развлечением, чем-то вроде хобби.

Из шума на улице выделился гудок. Кто-то под красным зонтиком заглянул внутрь магазинчика через окно и поспешил дальше. Из радиоприемника лился страстный голос Эллы Фицджеральд, не гармонирующий с сегодняшним тусклым днем, по мнению Чарли.

– Твое возвращение в прошлое, Чарли, не было сном. Никоим образом. Это определенно была твоя неизвестная прошлая жизнь.

– Все было чертовски волнующе, вот что я тебе скажу. Хотя это всего лишь нечто эротическое. – Чарли открыла учетную книгу продаж и одним движением пролистнула ее на несколько страниц назад. – Э, да у тебя неплохая парочка недель. Возможно, ты и выкарабкалась из кризиса.

– Флавия Монтессоре – знаменитость, и, по слухам, она возвращала в прошлое Нэнси Рейган. Вообще она одна из ведущих гипнотизеров в мире и специалист по возвращению в прошлое.

– А как ты отличаешь прошлую жизнь ото сна? – Уличное движение уползло от их окон. Прошла смотрительница тюрьмы с сумкой. – Почему бы не сказать, что в одной из жизней ты была крестоносцем? Может, это история, которую ты читала в детстве, а потом забыла?

– Да потому, что это слишком реально. Некоторые детали я никак не могла извлечь из школьного учебника. – Лаура принялась выравнивать стопку одежды, перемерянную леди Антони Хьюэр-Уолш. – Я знаю людей, которые под гипнозом говорят на языках, которых никогда не изучали.

– И трахаются с людьми, которых никогда не знали?

Лаура повесила на сосновую вешалку очередную юбку.

– Я никогда прежде не подвергалась ретрогипнозу.

Она накинула на крючок еще какую-то одежду.

– Я вообще не была в прошлом, – сказала Чарли.

– Ты же говорила, что была в старом автомобиле.

– Не таком уж и старом, в послевоенном.

Лаура помолчала.

– Витрина не годится. Думаю, нам следует поменять ее. – Она повесила юбку на стеллаж. – Ты ведь не много знаешь о своем прошлом, не так ли? Тебе ничего не известно о настоящих родителях, об их предках, да?

– Моя настоящая мать умерла при родах, – сказала Чарли, вспоминая, что эта мысль всегда ее беспокоила.

– А как умер твой настоящий отец?

– Он умер от разбитого сердца.

– Что-что?

– Так мне всегда говорила моя приемная мать, – защищаясь, сказала Чарли.

– Разве мужчины умирают от разбитого сердца?

– Умирают. – В детстве такое объяснение выглядело вполне убедительно, однако насмешка на лице Лауры заставила ее вдруг засомневаться, и ей захотелось изменить тему разговора. – А знаешь, что я думаю о штучках с возвращением в прошлое? Это какой-то пошлый сон – только и всего. Мы с Томом и спали-то всего один раз за последние пару месяцев, после того как вернулись с первого осмотра дома. Подобные вещи ведь происходят во сне?

– А чего надеется достичь специалист по иглоукалыванию, налагая на тебя обет безбрачия?

– Она пытается отрегулировать равновесие в теле, чтобы я стала более восприимчивой. Не смейся, Лаура. Ты же сама предложила мне иглоукалывание.

– У них порой бывают странные идеи. Хочешь немного кофе?

– Мне вообще его нельзя. Это тоже штучка иглоукалывателя.

– А чай?

– Тоже ни-ни. У тебя есть сок?

– Может, «Аква либра»?

– С удовольствием. А ты когда-нибудь слыхала о модельерше по имени Нэнси Делвин?

– Нэнси Делвин? Вроде что-то знакомое, а в чем дело?

– Она жила в Элмвуд-Милле?

– В Элмвуд-Милле? О, в этом доме, ну да! Что-нибудь новенькое о нем есть?

– На этой неделе мы должны кое-что предпринять, и если все будет нормально, то потом обменяемся на Элмвуд.

– Волнуешься?

– Да уж.

– По тебе и не скажешь.

– Нет, волнуюсь. Ведь это… большая перемена.

– А я люблю сельскую жизнь. Если бы не это мое заведение, я бы переехала в деревню.

Она прошла в маленькую комнату в задней части магазина и спустя несколько минут появилась оттуда с кружкой кофе и со стаканом сока. Стакан она передала Чарли, а сама принялась размешивать кофе.

– Флавия Монтессоре беспокоится о тебе, – сказала Лаура. – Она звонила сегодня утром, перед тем как уехать в аэропорт. Вообще-то я не знаю, стоит говорить тебе или нет…

– Что ты хочешь сказать, почему она беспокоится?

– Сама не знаю. Она говорила что-то не очень определенное, сказала, что уловила какие-то плохие вибрации.

– В связи с чем? – спросила Чарли, внезапно встревожившись.

– Она считает, что после возвращения ей следует позаниматься с тобой ретрогипнозом.

– Все это выглядит как откровенное жульничество.

– Нет, она не из таких. Она возвращает в прошлое только тех людей, у которых, по ее мнению, были прошлые жизни.

Чарли улыбнулась:

– Единственный способ продать платье – это в самом деле поверить, что оно кому-либо идет, ведь так?

Улыбка скрывала ее беспокойство, как обои – трещину в стене. Она подошла к окну. Мимо нее, снаружи, проходили фигуры, размытые скользившим по стеклу дождем. Размытые, как ее прошлое.

Это ее беспокойство началось, когда она проснулась в постели у Флавии Монтессоре. Оно оставалось в ней в течение ночи и весь сегодняшний день, словно глубоко внутри нее взбаламутился какой-то осадок и никак не мог улечься.