Страница 199 из 231
- Теперь себе налей, я же не алкоголик, чтобы пить один! - потребовал я.
- У меня нет второй кружки Эсмарха! - взвизгнул ошалевший Моня.
- Зачем? Зачем тебе кружка Эсмарха? Ведь у тебя нет ненормальной бабы, которая не позволяет тебе выпить. Ты - счастливый человек - у тебя сейчас вообще нет бабы! Никто не экспериментирует над тобой, никто не командует тобой, никто не изменяет тебе, никто не исчезает из дома на ночь! Пей, дорогой, как человек - из стакана! - произнёс я пылкий, но выстраданный монолог.
Мы чокнулись с Моней - он своим стаканом, я - кружкой Эсмарха; я открыл краник и поднял кружку повыше.
- О, я понял! - вдруг взволнованно прокричал Моня, - я сделал открытие! Вот почему в песнях поют: 'Поднимем кружки!' Видимо, в старину все делали так, как ты сейчас, и чтобы жидкость пошла в организм, поднимали кружки, как и ты! Но я не понимаю, зачем тебе сейчас понадобилось пить таким странным способом?
- Потому, что и у тех древних мужиков, как и у меня сейчас - бабы были садистками и не позволяли выпить, а по прибытию домой - обнюхивали. А этому способу меня знакомый шофёр научил из Тольятти. Ни один гаишник не мог догадаться, пока кровь на пробу, наконец, не взяли. Действует сильнее и запаха нет!
Я дождался, пока вся жидкость вытечет из кружки, потом вымыл её и поставил на место.
- Ты хоть закуси, там же больше поллитры! - и Моня протянул мне здоровенный огурец.
- Не влезет! - заявил я, критически взглянув на габариты огурца.
- Извини, зарапортовался! - пробормотал Моня, - а ведь выгодно - и закусывать не надо!
Я бегом бросился в Кунцево, ведь спиртное, употребленное таким образом, действует гораздо быстрее, чем через желудок. Когда я звонил в дверь Тамары, меня уже хорошо 'забрало'.
- Нажрался! - с кровожадной улыбкой констатировала мисс Тамара-грозная.
- Постыдись, филолог - тихо ответил я ей, - Моню без лифта на горбу тащил - не полезли носилки в лифт и санитары стали уезжать. А человек умирает - с животом что-то у него. Ну, взвалил я его себе на спину и потащил по лестнице! Устал, еле хожу, а ты: 'нажрался, нажрался!' Можешь обнюхать, если не веришь!
Тамара Витольдовна деловито приказала: 'Дыхни! - и по-овчарочьи обнюхала меня.
- Извини, погорячилась! - признала свою ошибку Витольдовна, и ласково пропустила меня к себе в квартиру.
- Знала бы, дурочка, где нюхать надо было, не то сказала бы! - мелькнула у меня крамольная мысль, но я тут же отогнал её.
Ещё один сюрприз устроила мне Тамара Витольдовна, но уже в октябре, и в городе Киеве. Предыстория такова. Защищал диссертацию у нас в МАСИ мой старый приятель из Киева Юра Дзюба. Я был у него оппонентом. Диссертация сама по себе была хороша, да и Юра был моим хорошим приятелем, так что расхваливал я его на защите, как мог. Мне даже нарекание от Совета было - 'оппонент', для того, чтобы критиковать, а не расхваливать.
Одним словом, защита прошла блестяще, и Юра пригласил меня к себе в гости в Киев.
Летом мы с Тамарой Витольдовной уже были в Киеве, погостили у Оси Юдовского, там же где раньше я останавливался с Тамарой Ивановной. Конечно же, мне пришлось 'отпрашиваться' у Оли и Тамары-маленькой, дескать, маму в Сухуме навестить надо.
А Тамара Ивановна сама отпросилась у меня на Чегет, где стала бывать последнее время. К Маше как раз приехал 'на побывку' её муж-капитан, причём на всё лето. Лика же, как замужняя женщина поехала со своим генералом куда-то в военный санаторий. Страсть как не хотела ехать, но брак обязывает!
Вот мы и провели лето в Киеве. Конечно же, характер свой Тамара-грозная проявляла, но выгнать меня из Осиной квартиры она уже не могла. Более того, в Киеве она была подчёркнуто деликатной, уступчивой и ласковой. Прикидывалась, конечно же, по необходимости! Но ей настолько понравилось в Киеве, что она упросила меня взять её с собой ещё раз в октябре, как раз после Юриной защиты.
Мы остановились у Юры в его однокомнатной квартире в девятиэтажном доме на Нивках, а сам Юра на время нашего пребывания ушёл жить к другу. Только просил присмотреть за его собакой Найдой, которую к другу было взять нельзя. Мы выпили, конечно, у Юры; он пробыл с нами до позднего вечера, чуть ли ни до полуночи, а потом поехал к другу. Я вышел во двор вместе с Юрой и Найдой, которую надо было выгулять.
Я вышел в майке и спортивных брюках, Найда сделала своё дело, и мы пошли обратно домой. Войдя в подъезд, я остановился, а куда дальше идти - не знаю! Ведь я не только не посмотрел на номер квартиры, а даже этажа не запомнил! Зрительной памяти - никакой, а, кроме того, я был сильно выпивши. Сели в лифт, я пытаюсь поднять Найду, чтобы она хоть носом ткнула в нужную кнопку, но она только визжит и отбивается.
Вышли снова во двор: я знаю, что у Юры балкон выходит туда, что этаж не первый и не последний. А какой - хрен его знает, балконы все одинаковые. Начинаю кричать вверх: 'Тамара, Тамара!'. На балкон вышли две тётки: 'Чего надо?'.
- Ничего, я свою Тамару зову - отвечаю я.
- А ты не ори среди ночи, а поднимись к своей Тамаре и там с ней разговаривай! А то милицию вызовем!
Тогда мы снова зашли в подъезд - на дворе нулевая температура, весь дрожу от холода. Найда испуганно смотрит мне в глаза и подвывает. Что делать, садимся в лифт и останавливаемся на каждом этаже. Выходим в длинный коридор, подвожу собаку к каждой двери - вдруг узнает квартиру.
Наконец, на пятом этаже Найда уверенно свернула направо и пошла в самый конец коридора. Звоню в дверь, готовый к извинениям, но дверь открыла злорадно улыбающаяся Витольдовна.
- Что, пьянь, орёшь во дворе? Номер квартиры не мог запомнить? - стала она меня, замёрзшего, выговаривать. Найда аж залаяла на неё от возмущения.
- Ты слышала, как я тебя зову, и не вышла на балкон? - поразился я, - я же замёрзнуть мог!
- Одной пьянью меньше было бы! - неосторожно ответила Тамара, и схлопотала по синяку под каждым глазом. Правда, они стали видны только утром.
Я рассвирепел от такого предательства и стал одеваться, чтобы уйти. Куда и сам не знал, но только подальше от неё. Тамара же, сделавшись неожиданно ласковой, еле удержала меня, поведя прямо к койке.
Наутро, когда к нам зашёл Юра, она уже рассмотрела свои фингалы и очень переживала. Юра успокаивал её, но втайне был на моей стороне - это же надо, на балкон не выйти!
Ничего, купим большие тёмные очки и догуляем неделю в Киеве. Потом она даже вспоминала об этой поездке с удовольствием.
Ночной полёт
И самый таинственный, я бы сказал даже, мистический сюрприз 'от Витольдовны', случился как раз в Новый 1982 Год. Объявив всем моим остальным дамам, что я опять еду на традиционный подлёдный лов рыбы, сам поехал на встречу Нового Года к Витольдовне.
К слову, мой женский коллектив, ни численно, ни персонально не изменился; поведенчески всё продолжалось почти в прежнем духе, даже дни 'посещений' не изменились.
На новых женщин я уже смотреть не мог. Вернее мог, в смысле английского 'мэй' - в моральном смысле этого слова. А вот в смысле того же английского 'кэн' - ну, никак не мог, в физическом смысле этого слова!
Сами войдите в моё положение, и поймёте - это чистый турецкий султан со своим гаремом! Были, правда, преимущества - содержать этот весь гарем не приходилось, но присутствовали и недостатки - все 'жёны', кроме двух, находились в разных местах и ничего не знали друг о друге. Конечно же, Оля знала обо всех и живо интересовалась моей сексуальной жизнью. На всякий случай, я её предупреждал, что кому говорить, если позвонят.
А красивую Иру, секретаря нашей кафедры, не предупредил - Заратустра не позволил - и получались курьёзы. Как-то, пока я был на занятиях, мне позвонили.
- Вам жена звонила, просила перезвонить домой! - невозмутимо сообщает Ира. Я смотрю на неё вопросительно и осторожно спрашиваю:
- А имени она не называла?