Страница 167 из 231
Все десять бутылок бесполезно были открыты. Посетители с интересом наблюдали за нами; официантка же безразлично смотрела на происходящее.
- Не везёт! - констатировал Володя, и, вспомнив поговорку: 'Не повезёт - и на родной сестре триппер схватишь!' - захохотал.
Мы с трудом выпили 'из горла' по бутылке шампанского и, шатаясь, вышли не расплачиваясь. Володя остановил какую-то машину, водитель которой, сняв шапку, поклоном приветствовал Володю.
- Отвезёшь его домой! - приказал инструктор, - а если что, поможешь дойти до дверей квартиры.
Я стал прощаться с Володей. Целуясь со мной, он внимательно посмотрел мне в лицо и спросил:
- Слушай, я тебя часто вижу по утрам в Обкоме Партии на первом этаже. Ты что там делаешь?
- Сказать честно? - спросил я.
- Как на духу! - серьёзно приказал Володя.
- В доме, где я живу с моей бабой, нет удобств, и мне приходится ходить 'на двор' в буквальном смысле слова - там находится сортир с выгребной ямой. Но сейчас зима, и там над очком от большого числа посетителей выросла такая ледяная гора, что без альпинистского снаряжения забраться наверх невозможно. Беременные женщины и дети очень недовольны! А я, помня о заботе Партии, бегаю 'на двор' в её Обком. Там очень чистенько, да он и от дома не дальше, чем наш сортир.
- Это что, правда? - спросил изумлённый Володя.
- Век сортира не видать, - укусив ноготь, поклялся я, - но, конечно же, сортира приличного, к примеру, как у тебя!
Мы ещё раз чмокнулись, я сел в машину, и повезли меня, как барина, домой. Водитель слышал наш разговор, и всю дорогу повторял с непонятной улыбкой:
- Вход в сортир только для альпинистов! Юмор!
Водитель, исполняя приказ Володи, решил всё-таки проводить меня до двери квартиры. Было очень скользко, и он боялся, что я упаду. Путь шёл мимо нашего 'альпийского' сортира. Водитель глянул на ледяную, вернее, дерьмовую гору над очком, которая не позволяла даже прикрыть дверь, и ужаснулся.
- Юмор! - только и произнёс он.
Видя, что я остановился не у двери, а у окна в полуподвал, водитель, уже не удивляясь ничему, спокойно спросил:
- В окно, чай, будешь лезть?
- В окно, милый, в окно! Такова моя спортивная жизнь! Ты знаешь, как будет по-абхазски 'такова спортивная жизнь'?
- Нет, - простодушно признался водитель.
- Запомни: 'Абриёбшь аспорт абстазара!'
- 'Абриёбшь!' - как во сне повторил водитель и, проснувшись, добавил своё неизменное, - юмор!
Ревность
Помня совет ректора сообщать ему о моих 'выходках', я вскоре после ухода из дома зашёл к нему и стал витиевато подводить базу под разговор о новой квартире.
- Всё знаю! - перебил меня ректор, - мы живём в маленьком городе и работаем тоже не в МГУ. А потом этого и следовало ожидать: типично вузовская история. Преподаватель защищает докторскую, становится профессором - вот и подавай ему новую жену. Обычно женятся на красавицах намного моложе себя - вы что-то здесь сплоховали, Тамара Фёдоровна - ваша ровесница. Если честно, я ожидал, что вы уйдёте к этой студентке, с которой встречались. А потом попросите новую квартиру - я угадал, вы за этим сюда пришли? - раздражённо спросил ректор. - Но дать вам новую квартиру институт не может - не положено - и вы будете искать работу в другом городе.
Видя, что я замотал головой, ректор устало продолжил:
- И не пробуйте меня разубедить! Я значительно старше вас и вузовскую жизнь знаю наизусть. Новоиспечённый пожилой профессор женится на молодой, переезжает в другой город, получает квартиру, но в нагрузку получает инфаркт, а может и инсульт - кто как. Инвалидом он долго не живёт и оставляет молодой жене хорошую квартиру. Отличие вашего случая только в том, что вы сами молоды, а ваша избранница не юна. Интеллектом, что ли взяла? - заинтересовался ректор. Попытаюсь 'выбить' однокомнатную квартиру, но не для вас, а для неё. Давать вам квартиру вторично - это криминал. А ей - можно, уж больно условия проживания у неё плохие! - успокоил меня ректор.
Меня поразила осведомлённость ректора обо всех сотрудниках института. Я же часто забывал имена и отчества даже преподавателей нашей маленькой кафедры.
- Нет, не бывать мне ректором, - подумал я, - и не надо! Не надо мне ваших почестей, не надо и ваших оплеух! - как говорил Шолом-Алейхем - мудрый еврейский писатель.
Моя личная жизнь, оказывается, живо обсуждалась не только среди преподавателей КПИ, но и в гораздо более широком круге лиц. Как-то еду в поезде в Москву, а со мной в купе какой-то начальник с Аккумуляторного завода. В лицо знаком, наверное, встречались на каком-нибудь городском 'активе'.
- Чем занимаетесь? - спросил я попутчика после формального знакомства.
- Да всё сплетничаем, - уныло ответил он, чем ещё в Курске можно заниматься?
- И о чём же сплетничаете? - поинтересовался я.
- Да всё о вас, Нурбей Владимирович, - честно признался попутчик, - больше интересных тем и нет!
- Вот скукотища-то! - подумал я с тайным удовлетворением.
Более того, эти сплетни приобретали не только надуманный и фантастический характер, но и физически влияли на судьбу людей, достаточно далёких мне.
Секретаршей у меня одно время работала девушка, студентка-вечерница из той же группы, что и Томочка. Как на грех - блондинка и, вы не поверите, тоже звали Тамарой. Я на неё почему-то внимания как на женщину не обращал, даже имя это как-то прошло мимо моего сексуального внимания.
И как-то, уже после моего ухода из дома, вдруг эта Тамара приходит на работу перекрашенная в брюнетку, чернее воронова крыла. Я даже не сразу узнал её. А на мой вопрос, почему она вдруг выкрасилась в такой необычный для Курска цвет, Тамара расплакалась, и призналась, что в группе все считают её моей любовницей.
- Блондинка, Тамара, на той же кафедре работаешь - и не любовница Гулии? Расскажи кому-нибудь другому!
Вот и выкрасилась в 'отталкивающий' для меня цвет - чёрный. Не стал я огорчать её тем, что самая красивая Тамара в моей жизни была именно брюнеткой: А вскоре моя секретарша и вовсе уволилась с кафедры, хоть я и уговаривал её остаться и зарплату прибавлял.
Вот в такой атмосфере жили мы с Тамарой Фёдоровной, а отдушиной у нас было лето. И хоть у нас отпуск был двухмесячный, но и его не хватало для забвения курских сплетен и жилищных неудобств.
Тамара не очень любила жару и море, поэтому мы решили первый месяц отдохнуть на озере Селигер, а во второй - поехать на недельку в Санкт-Петербург (тогда Ленинград). Три путёвки в турбазу на Селигер достал Толя Чёрный (помните нервотрёпные испытания автобуса с гидравлическим гибридом?), и мы выехали туда втроём.
Нет, прошу вас, не надо плотоядно улыбаться! На сей раз, всё было культурно, чинно и благородно, хотя у наших коллег-туристов складывалось иное мнение. Их удивляло, почему мы жили в одном домике, хотя Толя спал в отдельной комнате. Им не давало покоя то, что Толя как огня боялся женщин, а они пытались 'нахрапом' овладеть красивым и степенным брюнетом. Но он почему-то не замечал этих энергичных женщин! Женщин бесило то, что в походах мы всегда втроём садились в одну лодку, и два мужика-гребца приходилось на одну 'бабу', в то время как иные лодки вообще оставались без единого мужика - гребли 'бабы'.
И, наконец, их шокировало то, что в тех же походах мы втроём спали не только в одной палатке, но и в одном спальном мешке 'спальнике', правда, очень просторном. Они просто не замечали того, что Толя дежурил у костра первую половину ночи, а я с Тамарой - вторую. И в этот 'спальник' мы ложились не сразу все, а поочерёдно - то мы вдвоём, то Толя - один.
Интересующиеся девицы подходили иногда к Толе с расспросами: простите, мол, великодушно, но не поделитесь ли вы с нами, что вы всё время втроём делаете? На что Толя совершенно серьёзно им пояснял, что мы - алкоголики, привыкли в своём городе всегда выпивать 'на троих', причём именно в этой компании, и здесь не хотим бросать своей привычки.