Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 149 из 231

О, сколько ночей не давал мне заснуть этот гадкий, мерзкий, сочинённый низкими, подлыми, далёкими от науки людьми, анекдотишка! А сейчас вспоминаю - подумаешь, не всё ли равно - Кириллов или Угрюмов?

В эти-то годы ВАК 'завалила' докторскую диссертацию Бориса Вайнштейна - нашего Буси, знакомого из Львова Бориса Генбома, ещё нескольких моих знакомых. Вот в такой обстановке я и должен был защищаться в Московском автомобильно-дорожном институте (МАДИ) 4 декабря 1973 года.

Дядя разрешил мне воспользоваться его 'мастерской' для репетиций доклада и проживания в последние перед защитой диссертации дни. А утром 4 декабря в мастерскую зашёл бывший тогда в Москве мой друг Роман Горин и принёс две бутылки венгерского вина с 'ведьмой'. На бутылке была изображена ведьма - молодая и весьма сексуальная, верхом на метле. Мы выпили с ним 'за успех безнадёжного дела', погрузили в такси мои реквизиты. Это был пакет плакатов, весом в 60 килограммов, и модель 'гибрида' почти в натуральную величину, но с ручным приводом, весом более 70 килограммов. Водитель, который хотел, было, помочь нам выгрузить наши вещи, аж оторопел - вы что, кирпичи везёте, что ли?

Защита должна была проходить в новом, выполненном амфитеатром, зале заседаний Совета, сданном строителями лишь накануне, и моя защита должна была быть в нём первой. Я льстил себя надеждой, что члены Совета не захотят омрачать стены зала провалом защиты.

А пока Роман Горин развешивает на стендах и стенах нового зала мои тяжеленные плакаты, я расскажу о ситуации с моей диссертацией перед защитой.

Пришло много положительных отзывов, даже из Америки от Рабенхорста, где он писал, что я сделал 'значительный вклад в мировую науку'. Добрые они, американцы! Но был и один отрицательный отзыв от 'закрытого' профессора Красина из военной организации - Бронетанковой академии. Мы не были знакомы, но он был как раз оттуда, откуда профессор Р.В. Ротенберг дал мне отрицательный отзыв на изобретённый мной первый супермаховик.

Я-то получил через двадцать лет патент на это изобретение, а Ротенберг лишь нанёс ущерб нашей стране, которая могла бы продать патент за рубеж. Все развитые страны в это время патентовали свои супермаховики, в том числе и мой 'друг' Рабенхорст из США. Но первый-то был мой, и этим патентом можно было бы торговать.

Ротенберг же вскоре после выдачи отрицательного отзыва уехал в Израиль и умер там. Я объяснил себе его поступок тем, что он был 'скрытым агентом израильской разведки'. Хорошо, а почему же Красин, не имея никакого отношения ни к израильской разведке, ни к моей работе, даёт тоже резко отрицательный отзыв? Этого так просто не бывает! К тому же отзыв написан человеком, либо толком не читавшим работы, либо не понявшим её напрочь. Думаю, что умный Красин, если бы прочитал работу, то обязательно понял бы её.

Но в научных 'кулуарах' МАДИ мне объяснили, в чём дело. Очень жаль, что профессура наших ВУЗов весьма мало загружена делом, и в её свободные от продуктивных занятий мозги лезут такие замысловатые интриги! Профессор В.А. Илларионов, выступивший на кафедре против моей защиты, оказывается, был на своей защите докторской буквально 'опущен' моим покровителем - 'корифеем' Б.С. Фалькевичем. Илларионов, занимаясь транспортными проблемами в пчеловодстве, был весьма далёк от науки, но мёду, да и денег, у него было предостаточно. Отзывов тоже. Но принципиальный Фалькевич, как выражались в 'кулуарах', 'раздел диссертанта до трусов', показав его примитивные сведения в науке. Защитить-то он защитил, а Фалькевича возненавидел. А заодно и того, кого Фалькевич поддерживал, кому дал прекрасный отзыв, и с кем у него много совместных трудов - то есть меня. В то же время Илларионов был дружен с Красиным, который особенной принципиальностью не отличался, часто ездил в Грузию оппонировать диссертации и гулял там на славу...

- Стоп, стоп - в Грузию, оппонировать! Тогда без Трили это не обходится, в одной же области знаний работаем! И я, после долгого перерыва, звоню Трили домой. Рассказываю, как живу, как считаю его своим учителем, где собираюсь защищаться, и что Красин дал мне отрицательный отзыв. А Фалькевич и все остальные специалисты, даже из Америки - положительные.

- Красин, Красин, - после долгого молчания повторил Трили, - смотри как это на него непохоже! Знаешь что, - неожиданно заключил Трили, - встреться ты с этим Красиным и расскажи, что звонил мне, и я был удивлён его отрицательным отзывом. И что я даю на твою работу резко положительный отзыв, причём пришлю его с нарочным!

Я всеми способами начал искать встречу с Красиным. И, наконец, подловил его у входа в ВАК, где у него было совещание - он был влиятельным членом этой комиссии. Красин оказался невысоким человеком в военной форме с полковничьими погонами. Я представился и подарил ему мою недавно вышедшую монографию 'Инерционные аккумуляторы энергии', между прочим, первую в мире по этой тематике! И сказал также, что получил его отрицательный отзыв, которому очень удивлён академик Трили...

- Трили, - удивился Красин, - а какое он к вам имеет отношение?





- Как - какое? - удивился, в свою очередь, я, - он мой первый учитель, у меня с ним десятки совместных трудов, под его руководством я работал и проводил испытания. Да и вообще он - мой родственник! - не удержавшись, соврал я. Мне стало окончательно ясно, что Красин не читал моей диссертации, иначе бы он не спросил, какое отношение ко мне имеет Трили...

Красин замялся и, после раздумья, сказал:

- Хорошо, я не приду на вашу защиту и не устрою разгрома, хотя обещал... - тут он прикусил язык, поняв, что сказал лишнее. Но я обещаю, что в ВАКе ваша работа пролежит долго! - почти радостно сообщил он, - меня назначают председателем секции, и я буду подробно знакомиться с вашей работой! - и дверь в ВАК захлопнулась перед моим носом.

Когда Красин весело и хвастливо сообщил мне, что его назначают председателем секции, и что он 'завалит' меня в ВАКе, 'что-то' заклинило во мне.

- Ишь, какой принципиальный выискался, - взбесился я, - в Грузии оппонируешь всякую 'плешь' за пьянку-гулянку! Губишь жизнь молодому учёному, даже не прочитав его работы, трусливо избегаешь открытых конфликтов! Да ещё хвастливо заявляешь, что тебя назначают 'большим начальником', и тогда уж ты добьёшь его!

Тут у меня помутилось в голове и наступило уже знакомое мне странное, потустороннее состояние. Лампы в коридорах потускнели, и я увидел в сумерках ссутулившегося молодого человека с портфелем, нерешительно стоявшего перед входом в ВАК.

- Нет, не бывать тебе председателем секции, агент международного сионизма! - послышался какой-то неживой, потусторонний голос, похожий на голос роботов из фантастических кинофильмов. И слова какие-то суконные, чужие! И причём тут 'международный сионизм'?

Грозное обещание Красина звучало эхом в моих ушах, вызывая жажду мщенья:

Но нe сдержал Красин своего грозного обещания, да и не смог бы его сдержать. Не назначили его председателем секции, да и вообще вывели - 'выгнали' из ВАКа! Злые языки утверждали, что Красин скрыл своё еврейское происхождение, а при назначении на столь ответственные должности, компетентные органы 'роют' достаточно глубоко. Ещё не хватает, чтобы в нашей советской ВАК председателями секций были бы скрытые сионисты! Хорошо, что 'злые языки' не были в нужное время у входа в ВАК и не слышали 'вещего' роботизированного голоса. Иначе бы им стало известно, почему вдруг компетентные органы спохватились и начали 'рыть' столь глубоко!

Но не 'блокирован' пока Илларионов. А он, по словам 'злых' языков', своими выступлениями на Совете 'собирает' много голосов. Тогда я накануне защиты зашёл в лабораторию, где обычно бывал Илларионов. Он подчёркнуто вежливо встретил меня, пригласил присесть на студенческий табурет. Вокруг сидели два-три преподавателя с кафедры Илларионова, которые тут же навострили уши.

- Виталий Алексеевич, - спокойно начал я, - я очень ценю ваше мнение, как выдающегося учёного. На заседании кафедры вы говорили, что по тематике моя работа не для вашего Совета. Но защита уже назначена на завтра, и если вы скажете, что сама работа не заслуживает быть докторской, она не годится, то я завтра же откажусь от защиты!