Страница 34 из 75
Этот же человек после разрезания нитей ведет ребенка за обе ручки по белой дорожке, где в конце его ждет несколько предметов. Обычно это яблоко, книга, деньги и домбра. Казахский народ издревле считал: какой предмет выберет ребенок, такой и будет его дальнейшая судьба. Если яблоко – то он будет всегда сытым, если книгу – умным и любознательным, если деньги – богатым, а если домбру – творческим.
Глава 22
Я – маленький белый кораблик, который пустили по тихой речной глади. Дорога была ровной, спокойной и предсказуемой, пока течение не унесло меня куда-то не туда. И вот теперь я барахтаюсь из последних сил в бурном и шумном потоке, откуда не вижу выхода. Нет моему кораблику спасения. Одна погибель.
Открываю глаза и не сразу понимаю, как здесь оказалась. Но по крайней мере до меня доходит, почему я чувствовала себя кораблем и слышала шум реки. Я сижу на любой скамейке на Терренкуре. Вокруг – ни души, что странно. Если уже рассвело, значит сейчас шесть утра. А в это время здесь уже во всю бегают местные.
- Ромашку на ночь заваривай. Хотя бы спать будешь, - слышу рядом до слез любимый голос. Поворачиваюсь и вижу рядом с собой ажеку. Бабушка Алия тоже смотрит на меня и касается своей мягкой ладони моей руки. – Ну или чай с мелиссой попробуй. От бессонницы самое то.
- Что ты здесь делаешь? – удивленно вскидываю брови.
- В гости пришла. Чувствую, тяжело моей девочке.
- Тяжело, - вздрогнув, отвечаю я, и кладу голову на бабушкино плечо. Все, как раньше.
После мамы бабушка Алия была для меня самым важным человеком. Такая деятельная, энергичная, живая. Она до последнего консультировала в университете, занималась хозяйством, а в однажды утром просто не проснулась – умерла во сне от остановки сердца. Я тогда как раз ночевала у нее с маленькой Анелей, потому что Рустам уехал на неделю в командировку. И в одно солнечное утро я удивилась, почему ажека не встала. Пошла ее будить, дотронулась до руки и тут же отпрянула, будто обожглась. Бабушка была холодная, как льдинка. Не веря в ее смерть, я тормошила ее, звала, кричала «Проснись», но ничего не помогало. Позже ее подруги сказали мне, что смерть во сне – самая лучшая смерть. Когда нет боли, тяжелой болезни, переживаний. Просто засыпаешь и автоматически попадаешь в мир иной. Слабое, но утешение.
- Мир, каким я его знала, рушится. Все, что мы строили годами, скоро превратится в руины, - шепчу я, смотря на беснующуюся реку.
- У любого начала есть конец. А конец – это еще одно начало, - ажека берет мою ладонь и крепко сжимает ее. – Я не пришла к тебе, чтобы кого-то обвинять и говорить тебе «Он плохой». Я пришла, чтобы ты знала, что начинать сначала не страшно, даже когда ударяешься о самое дно.
- И я на дне. Я тону, - утыкаюсь лбом в ее острое плечо и всхлипываю.
- Выплывешь, - бабушка хлопает меня по руке. – Подумай, ты не в таких уж плохих условиях. Есть женщины, которые не могут уйти, потому что боятся не поднять детей, или просто боятся одиночества, порицания, бедности. Тебе, можно, сказать повезло.
- Это должно меня утешить? Я чувствую, что мне больше не на кого опереться. Папа предал, муж предал.
- Ты всегда, как и все люди, искала опору в ком-то. Так делают все, не только ты. Но пришло время понять, что опора – в тебе. Ты есть опора. Для себя и своих детей. Тебе сейчас страшно, но не стоит бояться. У нас, казахов, есть пословица: «Әйел-ана бір қолымен бала тербетсе, бір қолымен әлемді тербетеді». Это значит: «Женщина мать одной рукой качает колыбель, а другой – весь мир».
- Я помню, ты ее говорила мне в юности.
- Слабым полом нас назвали мужчины, - тихо посмеивается бабушка. – А между тем не один мужик не переживет роды. Даже схватки не переживет.
- Это точно! – смеюсь я вместе с ажекой.
- Поэтому, кызым (моя доченька, моя девочка), завтра ты начнешь писать новую историю. Только не спрашивай себя: почему так получилось, и где ты ошиблась. Самобичевание никогда не приводит ни к чему хорошему. Вспомни маму и не повторяй ее ошибок. Просто иди вперед, собирай сердце по кусочкам и запусти его вновь.
- Что это значит?
- Это значит, не закапывай себя как женщину. Потому что любовь – это двигатель всего в это жизни. Выше нос, Айлин! Закрывая одну дверь, ты всегда открываешь другую. Слушай только свое сердце!
Неожиданно я перестаю ощущать теплое плечо ажеки. Поднимаю голову – ее уже нет. Но я чувствую, как в воздухе витает ее аромат.
Резко открываю глаза и вижу, как колышутся от ветра белоснежные занавески. Комнату затапливает солнечный свет, с улицы доносится щебетание птиц, утренняя прохлада освежает и бодрит. Потираю ладонями лицо и тянусь к смартфону. Семь утра. Это значит, что я спала всего три. Снова бессонница, будь она проклята. Обычно после вечерних или ночных потрясений, утром ты встаешь либо с готовым решением проблемы, либо с ощущением, что все не так-то плохо. Но когда я вспоминаю, что было накануне, становится страшно: как же сегодня разговаривать с детьми, особенно с Лаурой, которая вчера не захотела обсуждать инцидент со скрипкой и даже не спускалась на ужин. Наверное, ночью выходила и хомячила у холодильника.
И вновь приснилась бабушка. Что-то она ко мне зачастила. Но у меня всегда была с ней особая связь. Даже мама с папой это замечали. Бабушка по маме, конечно, ревновала, но я ее тоже любила по-своему. Кстати, ажеке Жибек я обязана тем, что умела готовить. Она была простой работящей женщиной и всегда твердила, что нельзя быть белоручкой, даже если ты дочка богатого папы.
Сон все еще не отпускает меня, и я решаю прогуляться по Терренкуру. Прохожу мимо детской, тихонько приоткрываю дверь и вижу, что мои доченьки спят. Окна зашторены, в комнате темно и прохладно. Отмечаю про себя, что сегодня уже второй день их новой реальности. Чуть дальше от комнаты девочек – гостевая спальня, где теперь спит Рустам. Прохожу мимо нее быстро, будто боюсь, что он услышит мои шаги и выйдет, ведь в это время он уходит на работу.
До речки иду медленнее, чем обычно Мне уже не так больно, но меры предосторожности не помешают. Мимо пробегают люди, кто-то занимается скандинавской ходьбой, кто-то выгуливает собаку, одна сонная мамочка катает коляску, напевая под нос колыбельную. Новый день начался. Город живет своей привычной жизнью.
Сажусь на любимую скамейку и делаю дыхательную гимнастику. Глубокий вдох и выдох. От этого непременно должно полегчать. Как много событий произошло с тех пор, как я была здесь в последний раз. И именно тогда я познакомилась с Арсеном…
Вот это да. Мозг неожиданно выдал информацию о докторе, спасшем мне жизнь. Как странно. Ведь тогда, на утро после праздника, он тоже успокоил меня своей шоколадкой и игрой в исповедь. А я ведь даже не поблагодарила его за маленький подарок, который он оставил в палате. Неблагодарная. Достаю телефон и открываю мессенджер. Глаза лезут на лоб, когда вижу сообщение от него. Он отправил его вчера, но я была так вымотана, что даже не посмотрела. Всего лишь несколько слов, а по венам начинает течь приятное тепло.
«Здравствуйте, Айлин! Хотел узнать, как вы себя чувствуете? Меньше болит?»
Борюсь с желанием позвонить или написать ему ответ. И умом я понимаю, что не должна об этом думать в такой тяжелый момент, но почему-то мне просто хочется услышать доброе слово от этого человека. Писать сообщение в восемь утра – моветон. Но в это время он как раз собирается на работу. Обычно Арсен Ильясович не дежурит, потому что заведует отделением. Когда я поступила с перитонитом, он был вынужден выходить на дежурство, потому что один врач был в отпуске, другой заболел, третий…я уже не помню. Быстро набираю сообщение: