Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 75



А все началось много веков назад. Тогда многоженство практиковала лишь степная знать. Ведь содержать нескольких женщин было накладно. Они, конечно, тоже не прохлаждались, а много работали: следили за скотом, вели хозяйство, рожали детей. Одна женщина, учитывая бесконечные переезды в связи с кочевым образом жизни, просто не вывозила, быстро старела и дурнела. И тогда мужчина приводил в юрту молодую жену – токал, которая должна была во всем слушаться байбише – старшую жену, рожать наследников и ублажать господина. В древности первая и вторая жены неплохо ладили и даже вместе воспитывали детей. И брали токал только с согласия байбише. Кроме того, если у мужины умирал брат, то он должен был забрать его жену и детей к себе и заботиться, как о родных.

В советские годы многожество запретили. Нечего здесь прелюбодействовать. Даешь одному мужу по одной жене! Но 90-е снова все изменили. Принято негласно считать, что институт токалок возродился, когда столицей стала Астана. Министры, депутаты, банкиры и прочие высокие чины уезжали в маленький городок, где не было еще хорошей инфраструктуры. Жен и детей оставляли в прогрессивном Алматы. Но в длительной командировке мужское так и лезло наружу. После тяжелого трудового дня им надо было как-то разрядиться. Желательно с постоянной женщиной. Так и появились новые токалки – вторые, командировочные жены. Позже начали шутить, что Алматы – это город старших жен, а Астана – младших.

Примеру чиновников последовали крупные бизнесмены, которые успокаивали и оправдывали себя тем, что это – древние традиции. Во только что делать обманутым женам, горько рыдающим в подушку? Одни выбрали смирение, другие – развод и раздел имущества.

Мой отец был одним из тех, кто уехал работать в новую столицу в далеком 98-м. Он был гениальным финансистом и занимал хорошую должность в Министерстве финансов. О том, что у него есть токал и внебрачный сын моя мама узнала в 2002. Мне тогда было шестнадцать, но я хорошо помню их скандалы и ее слезы. Тогда папа уговорил ее не разводиться, а попробовать оставить все, как есть: она будет жить в Алматы, а другая женщина - в столице. Это было ее ошибкой. Мама много нервничала, страдала, жутко ревновала и в итоге слегла. Я тогда жутко обиделась на отца и не разговаривала с ним. Он хотел, чтобы я училась в Англии, но я решила остаться с мамочкой, и правильно сделала, потому что вскоре она умерла.

Вместо Лондонского университета я окончила наш иняз. Я с детства была билингвом и говорила в совершенстве на русском и казахском. Моя бабушка (та, что филолог) заметила, что мне легко даются языки. Я выучила сначала английский, затем начала французский. В университете добавился испанский (привет бабушке, которая обожала мыльные оперы). Отец говорил, что я могу работать в каком-нибудь посольстве. Но в 20 лет я познакомилась с Рустамом на светском мероприятии, куда меня привел отец. Ему тогда было 23, и он только вернулся из Америки. Я влюбилась в него с первого взгляда. Он говорил, что тоже. Наши отцы были только рады: как говорится, деньги к деньгам. Через год я родила Анель, а следом Лау́ру. Мы были по-настоящему счастливы. Вот только Рустам и его родители хотели мальчика – наследника, продолжателя рода и фамилии. Пять лет назад я, наконец, забеременела. Это был мальчик. Мы все очень ждали нашего сыночка и готовились к его появлению. Я стояла на учете в частной клинике и исправно проходила все скрининги. Но однажды ночью, на 18 неделе, случилось ужасное: у меня отошли воды. Вот только два дня назад все показатели были в норме и вдруг – «ИЦН» - длинный и трудно выговариваемый диагноз - «истмико-цервикальная недостаточность». Проще говоря, шейка матки истончилась, и произошло раскрытие. Оказалась, я вошла в тот небольшой процент женщин, у которых все происходит молниеносно. Малыша не спасли, и врачи вытаскивали из моего живота уже мертвого ребеночка. А ведь у него уже были головка, ручки, ножки, сердечко…

Потом меня накрыла депрессия, бездонное чувство вины, что не уберегла, перепады настроения, страх забеременеть вновь. Я боялась, что все может повториться. Не жила, просто существовала. Но в какой-то момент очнулась и поняла, что в моей жизни есть два прекрасных человечка, которым я очень нужна – мои девочки. А я, оказывается, так долго упивалась собственной болью, что совсем их забросила. Где был все это время Рустам? Да, он меня поддерживал, признавался в любви, просил не отчаиваться. А потом…что же было потом? Я не могу вспомнить, когда мы стали отдаляться друг от друга, когда он начал задерживаться в офисе или улетал в длительные командировки. Мы так давно были вместе, что я принимала все его слова за чистую монету, потому что безгранично ему верила.

От всех этих мыслей и воспоминаний голова раскалывается. Иду в ванную, где открываю шкафчик и нахожу таблетку от головной боли. Запиваю прямо водой из-под крана. Ох, видела бы меня сейчас моя бабушка! Впрочем, я от себя не в восторге. Смотрю в зеркало и вижу измученную женщину в отчаянии. Макияж, который пару часов назад сделала девушка-визажист, потек. От красоты не осталось и следа. Волосы растрепаны, глаза и губы опухли, нос красный, будто я только с мороза. И как в таком виде показываться нар празднике? А ведь совсем скоро придут гости, будут поздравлять его и меня, снова и снова говорить, какая мы красивая пара, не зная, что между нами пропасть. Господи, хорошо, что мы отправили девочек в летний языковой лагерь. Они не должны видеть всего этого ужаса. Кажется, я все еще помню вкус его губ. Поцелуй страстный, обжигающий, наказывающий. Будто он клеймил меня, давая понять, что любые мысли о другом мужчине останутся только мыслями. Хочу стереть воспоминания об этом порыве, включаю воду и начинаю остервенело вытирать пальцами свои губы. Потом срываюсь и сметаю с мраморной столешницы все содержимое. Керамическая мыльница, вазочки для зубных щеток, крема и тоник летят на пол. Хрупкие вещицы разбиваются на десятки осколков, а я просто кричу дурниной от боли, разочарования и отчаяния. Меня учили держать лицо и не раскисать. Посмотри на меня, бабушка: что со мною стало?

Я реву белугой, держась за столешницу. Я готова рвать на себе волосы, но пока сохраняю крупицы здравого смысла. Внезапно слышу в голове ее голос: «Я знаю, на какие кнопочки нажимать, чтобы ему было хорошо, как его порадовать, как помочь снять напряжение». Молодая сучка трахается с моим мужем и хочет встать между нами. Воспаленный мозг рисует картинки их страстного секса, где ему хорошо, где она выкрикивает его имя, а он шепчет ей: «Ты – моя любимая женщина».



Медленно оседаю на пол, облокачиваюсь спиной о холодный кафель и, положив руки и голову на колени, медленно раскачиваясь, баюкая себя слезами и воем.

- Айлин, ты где? Мы пришли пораньше, как ты просила, – слышу знакомый голос, но не могу ни пошевелиться, ни крикнуть в ответ.

- Слышишь шум в ванной? Она, наверное, там, - предположил другой звонкий голосок.

Дверь открывается и через секунду рядом со мной оказываются мои лучшие подруги: Софья и Диана. Я не понимаю, что происходит, будто моя душа отделилась от тела и смотрела на все происходящее со стороны.

- Айлин, ты слышишь меня? Ну что ты молчишь! Эй! – кричит Софья - самая боевая из нашей троицы.

- Боже мой, кажется, у нее истерика. Посмотри, она все разбросала! – ужасается нежный цветочек Диана.

- Так, блин, не отключайся, моя хорошая. На меня смотри! Меня слушай! – Софья сжимает ладонями мое лицо и чуть ли не орет. – Ты ничего не пила? Таблетки? Я очень надеюсь, что ты не наглоталась какой-нибудь херни. Эй! Не отключайся!