Страница 8 из 24
Анжела положила лампу на пол и оглядела критически лицо любовника. Поверит ли теперь полиция? Только один удар? Столько немного крови?
— Почему ты уклонился? — гневно спросила она.
— Ты могла раскроить мне череп, — проскулил Тони. Но Анжела была безжалостна.
— Необходимо создать видимость, что Брюс почти разорвал тебя на куски. Несмотря на весь этот беспорядок, мы еще далеки от убедительней картины. Полицейские могут не согласиться, что удар лампой серьезно угрожал твоей жизни. Ведь лампа — это не смертоносное оружие!
На этот раз решительно отодвинув труп за ноги в сторону, Анжела поспешила на кухню. Перебрав несколько ножей, она выбрала самый большой и вернулась в спальню.
Тони сдавленно вскрикнул, увидев в ее руке сверкающее лезвие. Прислонившись спиной к стене, он содрогнулся всем телом. Глаза любовника расширились до предела.
— С помощью этого ножа Брюс мог бы тебя расчленить, — уверенно сказала Анжела. — Никто не засомневается.
— Что ты хочешь сделать?
— Нужно, чтобы ты кровоточил, идиот! Твоя кровь должна течь…
Не спеша, но решительно она приблизилась к Тони. Анжела заметила: ее любовник вовсе не готов полностью ей покориться, он, несомненно, попытается увернуться от удара ножом, как это уже сделал в случае с лампой. Тем лучше. Версия драмы от этого только будет выглядеть более правдоподобной.
— Мы договорились, что Брюс якобы выстрелил в меня, но промахнулся. Разве он не мог не попасть в меня ножом? — с отчаянием в голосе спросил Тони.
— Заткнись! — презрительно оборвала его Анжела. — Жалкий трус! Сейчас я тебя немного продырявлю.
Она бросилась на него. Тони отпрянул в сторону и одновременно попытался перехватить руку любовницы, сжимавшую нож. Но та это предвидела. К тому же, она целилась лезвием не а грудь, а в руку Тони — будто так получилось у обезумевшего Брюса. Острие ножа вонзилось чуть повыше локтя, по защитное движение руки вверх усилило удар: лезвие распороло бицепс Тони почти до плеча…
Нож вырвался из рук Анжелы и упал на пол. Она не попыталась даже его поднять. Отступив на шаг, женщина беспристрастно осмотрела ущерб, причиненный любовнику. Ущерба оказалось предостаточно. Тони с ужасом уставился на рану. Да, она отнюдь не походила на поверхностный разрез. Кровь обильно стекала к кончикам пальцев и капала на пол.
— В добрый час! — промолвила женщина удовлетворенно. — Теперь все выглядит достаточно убедительно.
Тони медленно оторвал взгляд от раны на руке и посмотрел на Анжелу. Его лицо исказилось от ярости.
— Ты довольна, да? — зашипел он с ненавистью.
— Теперь вполне.
— И я в восторге от того, что слышу, — проскрипел он зубами.
Глаза любовника загорелись мрачным огнем, а в голосе зазвучали истерические нотки.
— Но почему Брюс порезал только меня? Почему только меня он ударил лампой?
— Потому что именно тебя он угрожал убить, — вновь напомнила она.
Тони отрицательно покачал головой.
— Не забывай: твой муж, застав нас в постели, должен настолько обезуметь от гнева, что, вероятнее всего, захотел бы убить не только меня, но и тебя.
Анжела догадалась, к чему он клонит.
— Брюс никогда не причинял мне малейшего вреда, — солгала она.
— И, тем не менее, будет справедливо, если мы разделим поровну неприятности, которые следуют из нашего преступления, Анжела, — сказал Тони, нажимая на каждом слово, — да, я выстрелил в него, согласен. Но в действительности ты задумала его убить, ты подстрекала меня. Значит, мы оба в равной степени виновны. Полагаю, что в равной степени мы должны страдать от того, что совершили.
Замолчав, Тони поднял здоровой рукой нож.
— О, нет! Не подходи! — сказала она, стараясь не закричать.
— Картина должна быть правдоподобной, не так ли? — продолжил он безжалостно и хрипло.
— Что ты хочешь сделать?
— Нужно, чтобы и ты кровоточила. Чтобы лилась и твоя кровь, — ответил он зловещим повтором ее же собственных фраз.
«Куда бежать?» — спросила себя женщина, впадая в панику. Стоя между ней и дверью, Тони загородил ей дорогу. И лезвие — длинное лезвие настоящего мясного ножа — неумолимо надвигалось на нее.
«У него не хватит смелости порезать меня, — мелькнуло в голове Анжелы. — Ведь он всегда так восхищался моей нежной и гладкой кожей».
— Успокойся, Тони, я тебя умоляю…
— Мы должны поровну разделить страдания, моя любовь. Тони всем своим телом прижал ее к стене. Окровавленной левой рукой он надавил ей на шею, почти прервав ее дыхание. Правая, свободная рука занесла медленно нож…
— Только не лицо, Тони! Я не хочу, чтобы ты меня обезобразил!
Но она уже не имела дело с прежним Тони, покорным и любящим существом. В эту ужасную минуту ее прижимал к стене зверь в человеческом образе, и к тому же, раненый и разъяренный от вида собственной крови.
— Ты должна понять, моя девочка, — проговорил он с неумолимой жестокостью. — Разве ревнивый Брюс хотел оставить тебя внешне такой же прекрасной, чтобы ты соблазняла других мужчин? Он, конечно, в первую очередь испортил бы твое лицо для того, чтобы не разделять твои прелести с другими. Гениальная идея, не правда ли?
Кончик ножа раскроил щеку Анжелы. Больше боли она ощутила ужас от того, что обезображена. Этот ужас удвоил, утроил силы ее маленького тела. Упершись ладонями в «грудь Тони, она отбросила его от себя.
С этого момента инстинкт самосохранения полностью затмил ее разум. Женщина действовала слепо, не думая о последствиях. Анжела увидела валявшийся на полу среди разбросанных вещей пистолет. Она бросилась ничком и схватила его. Даже не пытаясь подняться, перевернулась на спину и открыла огонь.
Анжела отчаянно нажимала на спусковой крючок, пока не опустела обойма, и курок не щелкнул впустую.
В комнате еще не умолкло эхо выстрелов, когда послышался другой шум. Кто-то стучался во входную дверь, настойчиво и непрерывно. Но мозг Анжелы не сразу отреагировал на этот стук. Никто — так она полагала — не мог нанести визит в столь поздний час.
— Тони… — сказала она машинально. В этот момент что-то в ее голове прояснилось… Тони валялся в луже крови, там, где он упал, сраженный пулями, — поперек кровати… Тони не отвечал.
Какая неразбериха! Как я смогу все это объяснить?
Возникшая проблема напрягла все ее умственные способности, полностью поглотила ее внимание. Мысленная сверхконцентрация как бы наглухо изолировала ее от внешнего мира, от действительности, в которой два трупа валялись перед ней…
Подумай хорошенько. Сосредоточься.
Мое бедное лицо. Ни в коем случае не забудь про лицо!
Успокойся, Анжела… Надо тебе как-то все это объяснить… Кто убил Брюса выстрелом из пистолета?… Тони, конечно, он… И отпечатки его пальцев теперь на рукоятке ножа… Но кто же тогда порезал Тони?… Брюс, естественно, он… Только Брюс прикасался к ножу… Следовательно, отпечатки Брюса должны быть на рукоятке ножа… Нужно поэтому взять нож у Тони и вложить его в руку Брюса… Хорошо. Но что делать с пистолетом?… Кто опустошил обойму в Тони?… Только не ты, Анжела! Ты — причина и свидетельница этого побоища. Это все, что тебя касается… Вложи пистолет в руку Тони… Но кто же тогда его застрелил? Чьи отпечатки пальцев должны быть в конце концов на рукоятке пистолета?
Мысли Анжелы, казалось, вращались в замкнутой круге. Когда, наконец, входную дверь с грохотом взломали, и полицейские появились на пороге спальни, они увидели перед собой страшную и зловещую картину настоящей резни: с окровавленным лицом женщина сидела на полу между двумя залитыми кровью трупами. Анжела обернулась к полицейским, словно к оракулам за советом:
— Должна ли я вложить револьвер в руку Тонн? Нет, это делать нельзя. Не так ли?… Может быть, будет более правдоподобным, если представить дело так, что я убила одного из них? Или лучше утверждать, что я не убивала ни того, ни другого? Скажем, Тони, смертельно раненный, послал Брюсу пулю в сердце… Может быть, мне все-таки следует стереть свои отпечатки с рукоятки пистолета? Скажите, я очень изуродована?