Страница 3 из 117
Здесь всё твоё: трава, цветы… Вся Русь от края и до края. От зависти и клеветы Тебя хранит земля родная. Не предадут тебя поля. Твоим корням я поклонился… Благословенная земля! Благословен, кто здесь родился!
Он возник ниоткуда, таинственный миг, Оборвавший на паузе звуки земные — Твой серебряный голос сквозь речи живых Голоса, голоса мне напомнил иные…
Словно с веток посыпались шелест и звон, И душа задышала немеркнущим светом От светло поминаемых русских имён, Не озвученных Родиной вещих поэтов.
В этом мире глухом, в этом мире без слов, В этом мире беззвучном и голом — Передреев, Рубцов, Соколов, Кузнецов — Птицы Сирины русских глаголов.
Серебристое пенье… Серебряный слог… Твой серебряный голос мне был, как свиданье, С перекрестием русских летящих дорог, По которым уходят в родные преданья…
Твой серебряный голос сквозь речи живых Прозвучал и, как светлая льдинка, растаял… Это ты окликал, как последний из них, Высоко-высоко пролетевшую стаю.
*
Станиславу Куняеву
Май 2008, г. Орёл
Всё было как всегда. Я выгреб на середину Оки, бросил "якорь" тракторный лемех на капроновом шпагате, вынул вёсла из уключин и сложил их вдоль правого борта. Расчехлил удочку, наживил, забросил. Всё. Я был уже в другом мире. И тело, и душа мои пребывали в другом, ином состоянии…
Течение проходило стороной, метрах в трёх-четырёх. Оно бугрилось и свивалось в тугие жгуты, крутило воронки, урчало и вздыхало тяжело. Я старался попасть туда, в самое стремя, потому что там сейчас, до захода солнца, лучше всего брала густера, а уже вечером, на закате, начинал уверенно хватать наживку крупный окунь.
Поплавок быстро сносило вниз и метрах в двадцати затягивало в сторону, на тихую воду, где кружились куски грязной пены и пластиковые бутыл-
МИХЕЕНКОВ Сергей Егорович родился в 1955 г. в деревне Воронцово Куйбышевского района Калужской области. Служил в армии на Чукотке. Окончил филологический факультет Калужского государственного педагогического института им. К. Э. Циолковского и Высшие литературные курсы Союза писателей СССР. Работал журналистом, учителем, научным сотрудником краеведческого музея, занимался издательской деятельностью. Автор пятнадцати книг прозы. Повести и рассказы публиковались в журналах "Наш современник", "Молодая гвардия", "Юность", "Ясная поляна", "Воин России". Лауреат премий им. Н. А. Островского и А. Хомякова. Живёт в г. Тарусе на Оке
ки из-под кока-колы. И там, именно там, чаще всего начинал выплясывать и нырять поплавок. Поклёвки следовали одна за другой. "Скоро пойдёт туман", — подумал я и оглянулся в пойму. Там, в стороне Улая, и правда, уже сизовато пенилось и поднималось над землёю. Человек нездешний, и не рыбак, сейчас подумал бы, что это и не туман вовсе рождается и скапливается, набирая силу, а кто-то костерок жжёт, припозднившись на реке и решив, должно быть, дождаться там ночи. Вот и расстилает реденький дымок его невидимый за кустами костёр. Но скоро, скоро оттуда хлынет целая река и затопит всё вокруг.
Удить окуней в сумерках с лодки — особая статья и удовольствие особое. Вот уже смутно виден поплавок… но виден… вот повело его куда-то в сторону, притопило, качнуло, снова повело, теперь уже по кругу, и всё глубже, глубже уходит он под воду… Подсечка! И тут же в десяти-пятнадцати метрах, в глубине чёрной воды, тут же отзывается мощным упругим рывком засечённая рыбина. Окунь. Торопливо наматываешь на катушку первые два-три метра лески, а он и не поддаётся ещё. Ещё ходит себе, куда ему надобно. И только потом, отчаянно сопротивляясь, появляется на поверхности, сыплет брызгами, стрелой бросается то в одну сторону, то в другую, разрезая наискось бугристую спину чёрного течения.
Туман пошёл из Улая и вытек уже в Оку. Я прозевал это мгновение. И теперь он вольно разлился по реке и приближался сюда, в низовья. И скоро затопил берега, и лодки под берегом, и огни города вверху, над лодками, над побережными тропинками. Глуше и неверны стали звуки. Поплавок сперва был виден в двух-трёх шагах от кормы, а потом и корма пропала. И поклёвку окуня можно было определить только по дрожанию удилища.
Однако белая река тумана не была сплошной. Иногда в разрывы были видны чёрная река и, если наклониться, берег поодаль. Но недолго. Туман наплывал, смыкался, и уже нельзя было понять, где город, а где Заокский луг и Улай. Только по вздрагиванию лодки, медленно сносимой вниз, можно было как-то сориентироваться, да по звукам, доносившимся из города, понять, что выплывать надо туда. Там пристань и буйки. Там ночевать лодке. Там, среди зарослей крапивы и таволги, знакомая тропинка — вверх, мимо церкви и Кабацкого отвершка, в тёмный переулок, к дому. "В городе сейчас тепло", — подумал я.
Клёв прекратился. Всё, надо было собираться домой. В садке шуршали, вздрагивали и трепетали плавники окуней и густеры. Я быстро сложил удочку. Всё было как всегда.
И вдруг с низовьев, от излучины, послышался приглушённый мужской голос:
— Таня! Таня! — Заскрипели уключины.
— Я здесь! Здесь! — отозвался сверху женский, тоже не во всю силу. В тумане, совсем рядом с моей кормой, плеснуло весло. Вздох — то ли
реки, то ли человека.
"Да кто же так вздыхает", — подумал я и замер, вслушиваясь и всматриваясь в туман. Ничего и никого там не было видно. Но слышно было, что плывут и с верховьев Оки, и с низовьев одновременно, навстречу друг другу, и в тумане, должно быть, ищут друг друга. Я лёг на дно лодки. Вода курилась. Туман почти лежал на воде. И в это время его плотные пелены разорвало. Увиденное поразило меня. Всё длилось всего несколько мгновений. А потом туман опять сомкнулся над рекой и укрыл и лодки, и тех двоих в лодках, кто и составлял суть, загадочность и совершенство того внезапного видения.
Одна лодка сплавлялась вниз. Вёсла были убраны на корму. Человек в ней стоял во весь рост. Это была женщина. Видимо, та загадочная Таня, которую минуту назад звал мужчина, приплывший с низовьев. Она стояла, вытянув руки туда, в сторону излучины, куда влекло её лодку течение. Как будто кого-то желанного и долгожданного она уже видела там и звала своим жестом навстречу. Должно быть, так оно и было. Потому что вскоре оттуда действительно показалась другая лодка, такой же лёгкий двухвёсельный ялик. В нем сидел мужчина. Он мощно грёб навстречу ей, медленно плыву-
щей к нему по течению. Видно было, как напрягались мышцы его рук и плеч. Сделав ещё несколько широких и сильных гребков, он резко встал. Ялик качнулся под ним, хватил воды. Женщина вскрикнула тихо, зажав ладонью рот. Их лодки стремительно сближались. Одну несла неудержимая судьба течения, а другую — воля человека, приплывшего сюда из-за излучины. Вот столкнулись бортами. И стоявшие в яликах мужчина и женщина мгновенно сплелись в объятиях.
— Тише, тише, — всхлипывала она радостно и беспокойно.
— Не бойся, не утонем, — сказал он.
— Тебя никто не видел? — спросила она.
— Нет, — ответил он.
В какое-то мгновение они стояли посреди реки неподвижно, будто уснувший речной бакен. Но вот лодка, которая пришла с верховьев, начала сперва тихо, едва заметно, так что клоки тумана обгоняли их, а потом всё быстрее и быстрее увлекать за собой другую. Так они и ушли — вниз, в прорву тумана, в неизвестное.