Страница 13 из 117
Я и сам бы до жути напился и подрался, не знаю лишь — с кем… Пусть я позже немного родился, но живу среди тех же проблем…
Злые рожи торчат отовсюду, — страшно взгляд их поймать на ходу, ну а в этом я вижу — иуду… Не пойму, как с ума не сойду.
Все же можно себя пересилить, и — спасение есть у меня — верить в Господа, верить в Россию, верить в солнце грядущего дня.
Прогорает наш век короткий, — но на время в нем так хорошо… Эх, плесну-ка себе крепкой водки — и как выпью, плесну-ка еще…
Объединились, чтоб, как волки, наброситься и — растерзать! Но в добром слове больше толку, чем в кулаке, ядрёна мать!
Посмотрим через время оно, что будет с вами, господа, когда настанет власть закона и вас забудут — навсегда.
А ведь могли бы честь по чести прийти с повинной, как друзья. Но нынче что-то делать вместе мне с вами ну никак нельзя!
Потомственные верхогляды, — вы подлым сердцем не учли — не то далёко, что не рядом, а то, что рядом, как вдали…
Прощайте! И не обольщайтесь, что вас минует судный час, везде и всюду, так и знайте, возмездья кровь моя на вас!…
Ax, что за птичьи посиделки с утра до ночи — запоёшь! А тут ещё мелькают белки, в просветах золотые сплошь.
Заметно округлились почки, — вот-вот однажды поутру неслышно выстрелят листочки и развернутся на ветру!
Уныло-скучные виденья заменит сказочный пейзаж, — как будто всюду по селеньям пройдёт Господний карандаш…
И мы с тобою в одночасье, отринув злую боль души, с зарёй отправимся за счастьем в забытой до поры глуши.
Цвети, взлетай, весна родная, расправив над землёй крыла, — чтоб даже туча грозовая рассветным счастьем изошла!
В осеннем солнечном лесу ещё вчера — листва вовсю на ветках сумрачных звенела… Сегодня лишь один листок висит, как стойкости урок, и до него нет ветру дела.
О, жизнь, когда-нибудь и мой срок подойдёт вдруг стать золой или обычным чёрным тленом. Не потому ль я так держусь за этот вросший в камень куст, — аж на руках бугрятся вены.
ЮРИЙ ЩЕРБАКОВ
Лихие времена -
Что водка без закуски.
Расхристанной душе
Ядрёный хмель — во зло.
Прости меня, земля,
Что я остался русским,
Что нам с тобой вдвоём
Вот так не повезло.
Что горький жребий наш -
Нерусская удача,
Что пропили свою,
Которой — грош цена,
Что незачем мостить
Нам, грешным, стену плача
Готова ею стать
Не каждая ль стена!
Прости меня, земля,
Что я не стал героем,
Что память занесёт
Забвения песком…
А только день придёт,
И раскопают Трою.
www
ЩЕРБАКОВ Юрий Николаевич родился в 1956 году. Коренной астраханец. Автор четырнадцати книг стихов, публицистики, переводов, исторического романа "Да будет твердь". Лауреат Всероссийских литературных премий имени Василия Тредиаковско-го и "Традиция". Председатель Астраханского отделения Союза писателей России
О, дай мне стать твоим Последним черепком! Чтоб кто-нибудь ожёг Его прищуром узким И, отыскав ответ На каверзный вопрос, Над этим черепком Одно лишь слово: "Русский?" — Когда-нибудь ещё С надеждой произнёс.
"Я — коммунист,
Бандит советской власти!" -
Орал мой дед,
Идя через село.
Ах, дедово нечаянное счастье -
На месяц лишь
В кутузку занесло!
А всё бабуля…
Главному с разлёту
Упала в ножки:
"Разголубый мий,
Помылуйтэ босо'ту и голо'ту!
Мыкыта, як напьется,
Вин дурный… "
И отпустили,
Деда отпустили,
Побитого, учёного — домой.
И простирал бестрепетные крылья
Жестокий год над сирою страной.
Наверно,
Не в бабулином поклоне
Была судьба,
А в том, верней всего,
Что был мой дед незаменимый конюх,
Что чахли кони в стойлах без него…
Как прежде,
Над запойной головою
Цыганским бубном дёргалась луна.
Но с той поры дорожкою кривою
Шёл молча дед,
Бледнея от вина.
Кто знает,
И узнается едва ли,
О чём шептал у стойла пьяный дед.
А жеребцы понятливые ржали,
Кивая часто конюху в ответ…
Хотел забыть далёкие причалы. Хотел забыть… Да, видно, не смогу. Степными бесконечными ночами
Я снова на студёном берегу. И, как зарница, вспыхивает память И возвращает снова — рад, не рад — В исхлёстанный охотскими ветрами Край давних обретений и утрат. Где закаляла по крутым законам, Как первый шторм, упряма и груба, Вперёд на годы, потчуя солёным, Моя неповторимая судьба. И если снова страхом окатило, Ищи ожог сомненья, суховей. Встают на вахту хмурые Курилы, Как в первый раз, у памяти моей.
Среди вопросов праздных и непраздных Ищу один-единственный ответ: Неужто День Победы — это праздник Солдат страны, которой больше нет?
Когда салюта майского зарницы Расплещут в небе развесёлый свет, Вглядитесь, как печальны эти лица Солдат страны, которой больше нет.
Есть, видно, и у стойкости пределы. Не потому ли в перекрестье лет Так безвозвратно войско поредело Солдат страны, которой больше нет.
И никого ни в чём не виноватя, Глаза в глаза — совет, завет, ответ — Глядит светло с плиты могильной батя — Солдат страны, которой больше нет.
ВАЛЕРИЙ МИХАЙЛОВСКИЙ
Буран навалился в пути. И прошло-то не более часа, но он полонил нас, и в этом вихревом ветровороте, казалось, не будет уже ни солнца, ни света. Низкие, корявые сосенки на неоглядном болоте исчезли в белых завертях пурги, и, отыскивая хантыйское стойбище, до боли всматривался я во мглу, боясь в снежной пелене не угадать натоптанный за зиму олений путь. Светало. Волком, упускающим добычу, взвыл буран, заглушая натруженно ревущий двигатель "уаза".
Среди сугробов, на торосе дорожного отвала, поджав под себя ноги, сидел человек, а в том, как аккуратно были уложены на коленях его руки, чувствовалась безысходность и покорность пережившего не одну непогоду. Когда мы поравнялись, он пошевелился, повернул голову, роняя с капюшона лохмотья снега. По толстым очкам-линзам я узнал старого ханты-старожила. Вышел к нему, протянул руку.