Страница 67 из 93
Они на минуту остановились на пороге, пораженные торжественностью смерти, которая, казалось, придала пустым стенам этой комнаты еще более печальный вид.
Действительно, в маленькой комнате с двумя мансардными окошками, украшенными белыми с красными клетками занавесками, простым письменным столом и несколькими соломенными стульями, стояла железная кровать с такими же занавесками, как и на окнах.
На кровати под саваном обрисовывалась человеческая фигура, окоченелая и неподвижная, как труп.
Саван покрывал лицо. Две каких-то фигуры сидели у изголовья покойника, около ночного столика, на котором горели две восковые свечи.
Это были больничная сиделка и человек лет сорока пяти, в голубом сюртуке, застегнутом до самого подбородка; красная ленточка и коротко остриженные седые усы сразу указывали его профессию. Этот человек был, без сомнения, военным.
Увидев маркиза и Октава де Р., он встал и поклонился.
— Сударь, — сказал Октав, — мы друзья покойного барона де Мор-Дье.
Военный поклонился.
— Я не был другом покойного, господа, — ответил он. — Я был даже мало знаком с ним но мы жили в одном доме и встречались каждый день за табльдотом. Третьего дня я был чрезвычайно удивлен, увидав его у себя в девять часов вечера.
«Капитан, — обратился он ко мне, — я пришел умолять вас оказать мне услугу. Завтра я дерусь: согласны вы быть моим секундантом?»
— А! Значит, вы были его секундантом? — спросил Эммануэль.
— Да.
С тех пор как маркиз вошел в комнату покойного, он не переставал дрожать всем телом; ноги подкашивались под ним, и он устремил неподвижный взор на умершего, закутанного в саван.
— Сударь, — сказал Октав де Р., — так как вы были секундантом нашего бедного друга, то можете, мне кажется, сообщить нам некоторые подробности этого прискорбного события.
— Если вам это угодно, господа.
— Будь спокойнее, — шепнул Октав де Р. на ухо дрожавшему от волнения маркизу.
Он подставил ему стул и силою усадил его, а сам сел рядом с ним. Тогда капитан продолжал:
— Я уже сказал вам, господа, что барон приходил просить меня быть его секундантом.
— Когда? — спросил Эмммануэль.
— Третьего дня вечером, в девять часов.
— Очень странно, — прошептал маркиз, — потому что я видел его вчера в полдень, и он ничего не сказал мне.
— Вы ошибаетесь, — заметил капитан.
— Я ошибаюсь? Почему?
— Потому что вчера в полдень барон был здесь.
— У себя?
— Нет, у меня.
— В котором часу?
— В десять часов утра.
— Но в полдень он ушел от вас?
— Вовсе нет. Он ушел отсюда только в половине третьего -со мною и с одним из моих друзей, лейтенантом Росеном, которого я известил о дуэли еще утром.
— Но, сударь, повторяю вам, — сказал Эммануэль дрожащим голосом, — что я видел барона вчера у дверей посольства N, разговаривал с ним… и он сел в мою карету…
— Ваша память изменяет вам, сударь, — вежливо, но настойчиво возразил капитан. — Барон де Мор-Дье оставался у меня все время с десяти часов утра, и мы вместе отправились в половине третьего на набережную, где наняли карету. Оттуда мы поехали к знакомому моему оружейному мастеру, который дал нам шпаги, а от него мы отправились по дороге в Медон.
— А с кем он дрался?
— С австрийским офицером, майором Германом.
— И он был убит?
— Увы, сударь, вы можете сами убедиться в этом; я провел ночь у его трупа.
Эммануэль встал, задыхаясь и шатаясь, подошел к кровати, поднял саван, покрывающий лицо умершего, и взглянул. Вдруг он вскрикнул, задрожал и упал навзничь, хрипло прошептав:
— Это он, это, действительно, он!
XXX
Госпожа де Флар осталась одна со своими детьми и со стариком председателем. Последний, когда уехал Эммануэль, нахмурился и сказал маркизе:
— Мое дорогое дитя, уверены ли вы, что ваш муж в здравом рассудке?
Этот вопрос заставил маркизу вздрогнуть.
— Боже мой! — воскликнула она. — Что вы говорите?
— То, что случившееся слишком необыкновенно, дитя мое, и оправдывает мой вопрос. Как! Ваш муж утверждает, что видел только что человека, умершего вчера? Но ведь это сумасшествие!
— Действительно! — пробормотала маркиза. — Но… О, погодите, — сказала она, вдруг ударяя себя по лбу. — Мне кажется…
— Говорите! — поспешно сказал старик.
— Мой муж жертва какой-нибудь ошибки или обмана. Или двое носят одно и то же имя, или над ним подшутили.
— Я скорее думаю последнее.
Но маркиза, говоря это, сама не придавала веры своим словам; она вспомнила странное поведение мужа в продолжение утра, его расстроенный вид, высказанное им желание покинуть Париж, чтобы избегнуть воображаемой опасности и, наконец, внезапное легковерие, выказанное им, когда он слушал Октава де Р., и его теории о существовании людей, приносящих несчастье.
Старый председатель и маркиза провели вместе более часа, обсуждая все эти происшествия и ожидая возвращения Эммануэля. Но Эммануэль не возвращался.
Вдруг на дворе раздался стук кареты, и маркиза, подбежав к окну, увидала карету мужа. Из нее вышел один Октав де Р. Но где же остался Эммануэль?
Госпожа де Флар хотела бежать навстречу де Р., но ноги ее подкашивались и отказывались служить ей. Она опустилась на стул, бледная, задыхающаяся, безмолвная, и чувствовала, как вся ее кровь прилила к ее сердцу.
Старик подбежал к ней и поддержал ее. В будуар поспешно вошел Октав де Р.
— Ах, едемте, сударыня, едемте скорее! — вскричал он.
— Боже мой! Боже мой! — прошептала маркиза замирающим голосом. — Что случилось?
— Эммануэль бредит, он сходит с ума… едемте!
— Но где же он! — вскричала молодая женщина, которой любовь внезапно вернула силы и энергию. — Где же он? О, Господи!
— В доме, где умер барон. Он узнал барона и упал навзничь. Доктор, которого немедленно позвали, боится за его рассудок.
Маркиза вскрикнула, но она уже твердо стояла на ногах и не дрожала, а, напротив, казалась совершенно спокойной и твердой духом.
Она взяла под руку Октава де Р.
— Идемте, сударь, проводите меня, я поеду с вами. Затем, обратившись к председателю, прибавила:
— Прощайте, мой друг, или, вернее, до свидания.
Она пожала ему руку, поспешно накинула на плечи накидку, спустилась под руку с де Р. и села в карету.
— Скачи во весь опор на улицу Принца! — приказал кучеру Октав де Р.
Полчаса спустя после отъезда маркиза на двор въехала наемная карета. Из нее вышла пожилая женщина и спросила, может ли она видеть мадемуазель Розалию. Розалия была бонна дочерей маркиза. Она была в саду с обеими девочками, которые ничего не подозревали о случившемся.
Пожилая женщина была одета во все черное, как одеваются дамы человеколюбивого общества. Ее провели в сад; Розалия встала ей навстречу.
— Мадемуазель, — сказала дама в черном, — я приехала с улицы Принца с поручением от маркизы.
Розалия видела, как уехала маркиза, но не знала, куда она отправилась.
— Разве маркиза на улице Принца? — спросила бонна.
— Да, у маркиза.
Бонна выразила удивление.
— Маркиз почувствовал себя дурно, — сказала незнакомка, — и послал за маркизой. Маркиза, в свою очередь, послала меня за вами. Я боронесса де Мелан, дама человеколюбивого общества; у меня-то бедный Эммануэль и почувствовал себя дурно. К счастью, он оправился и хочет видеть детей.
Пожилая дама говорила с такой искренностью и правдоподобностью, что никакого подозрения не могло закрасться у бонны маленьких девочек. Сильно напуганная всем слышанным, Розалия поспешила одеть детей.
— Я отвезу вас, — сказала дама человеколюбивого общества, — на дворе меня ждет карета.
Слуги и привратник отеля, видя бонну, выходящую каждый день с детьми на прогулку в Елисейские поля или в Тюильри, не удивились, что она села со старой дамой в карету, которая преспокойно выехала со двора и повернула за угол предместья Сент-Онорэ.