Золотой капкан

Он протянул Савину распечатанные на лазерном принтере данные.

– Костя, для меня это темный лес, – помахал капитан листком с данными экспресс-анализа. – Что из этого следует?

– Что специалист, изготовивший протез, далеко не молод. И практиковать начал примерно в пятидесятые годы. Об этом говорит техника обработки и химический состав сплава.

– Может, ты и адресок его подскажешь?

– Может быть… – многозначительно сощурился Мышкин. – Но не все сразу.

– Шутишь?

– Только не с тобой, Савин, – отпарировал Мышкин и выудил из папки очередной печатный лист. – А вот здесь сюрприз, Боря. И масса вопросов.

– Спасибо, Костя, их в этом деле и так хватает.

– Извини, не я их тебе задал. Так вот, при осмотре, – весьма тщательном осмотре, подчеркиваю, – уже известного тебе портмоне в одном из отделений нами были обнаружены крупинки золотого песка.

– Эка невидаль на Колыме…

– Не иронизируй, Савин. В том-то и дело, что этот песок и есть один из вопросов, на который тебе придется отвечать. А именно: по данным анализа и картотеки в России, а тем более на Колыме, золотоносное месторождение, откуда взят драгметалл, нигде не значится. То-то!

– Ну, удружил! – схватился за голову Савин. – Вот теперь точно мне крышка. Седлецкий с меня не слезет, пока я не отыщу ему это месторождение. Впридачу к стрелку, отправившему на тот свет нашего подопечного.

– Не сомневаюсь, всегда рад вам служить, – церемонно склонил голову Мышкин. – Но и это еще не все.

– Добивай, изверг, – насторожился Савин.

– Серебряная застежка портмоне имела с внутренней стороны гравировку. Она читается довольно отчетливо, правда, с помощью лупы.

– Что там? – почти шепотом спросил Савин.

– И сказал Господь: «Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего в землю, которую я укажу тебе».

– Всего-то… – разочарованно вздохнул Савин.

– Савин, попомнишь меня, в этих словах скрыт какой-то смысл. Возможно, ответ на вопросы, над которыми ты сейчас ломаешь голову.

– Не преувеличивай, Костя.

– И не думаю… Все дело в том, уважаемый сыщик, что вышеозначенная гравировка выполнена совсем недавно. От силы два-три года назад. С какой стати? Почему с внутренней стороны застежки? И наконец, почему церковнославянским шрифтом?

– Неисповедимы пути твои, Господи. Аминь. Да мало ли кому что в голову взбредет? Конечно, тебе более привычны выражения типа: «Не забуду мать родную», «Дуся плюс Гриня – любовь до гроба» и тому подобное. Не скрою – мне тоже. А если портмоне принадлежало какому-либо священнику или верующему? Вполне возможный вариант.

– Эх, Савин, Савин, недооцениваешь науку. Тогда ответь мне на такой вопрос: почему этот «святоша» хранил в портмоне пистолет?

– Как… пистолет?

– А вот так. На сафьяновой подкладке мы обнаружили свежее пятно оружейной смазки, а при более детальном исследовании с помощью специальной аппаратуры получили оттиск, соответствующий пистолету неизвестной системы. Можно предположить, что это дамский «бульдог», а возможно, «браунинг». Уловил?

– Сдаюсь… Все. Добил. Сознаю свои заблуждения. Значит, Богу – Богово, а кесарю – кесарево?

– В яблочко, Савин. Так что, Боря, держи бумаги и во-от здесь распишись в получении.

– Это все?

– Пока да.

– Почему – пока?

– Потому как надеюсь, что и остальные вещи убитого ты передашь в наше временное пользование. Авось, что-нибудь еще сыщется.

– Но вы ведь с ними уже работали.

– Плохо работали, Савин, – нахмурился Мышкин. – Плохо. Нужно все перепроверить. Я тут сегодня кое-кого продраил с песочком…

– Небось, Лебедянского?

– А кого же еще? Оболтус! День до вечера – и поминай, как звали. От сверхурочной работы бежит, как черт от ладана.

– Да брось ты, Костя. Не наезжай на него. Парень молодой, оботрется, гляди, тебя, старичка, обскачет. Не все сразу.

– Не наш он, Боря, случайный попутчик. Поверь мне. Свое дело нужно любить всеми фибрами души, отдаваться ему до конца без каких-либо скидок. А он…

В этот момент зазвонил телефон.

– Слушаю, Савин. Да… У меня. Сейчас? Есть! Уже бегу… Капитан положил трубку на рычаги и принялся торопливо собирать разбросанные по столу бумаги.

– Костя, шеф кличет, – сказал он Мышкину. – И тебя тоже…

Глава 6

Узкое и глубокое ущелье хмурилось морщинистыми скалами, испещренными оспинами мха и лишайников. Лишь у порогов, где широкий и глубокий ручей – скорее, небольшая речушка – выплескивал пенные пузыри, скалы раздвигались, и глубокий распадок уходил к дальним сопкам, уже припорошенным первым снегом. Добротно срубленная избушка с окошком, затянутым хорошо вычиненным сохачьим пузырем, притаилась у входа в распадок. Сложенная из обломков дикого камня, она выпускала через отверстие в крыше клубы серого дыма. Свиваясь в причудливые спирали, дымное облако медленно поднималось к предутреннему небу, уже окрашенному на востоке оранжевыми красками зари.

Макар Медов стряпал немудреный завтрак – жарил на сковородке серебристых хариусов. Он ловил рыбу в ручье при помощи специальной ловушки, так называемой «морды». Это нехитрое сооружение представляло собой плетеный из тонкой лозы параллелепипед с двумя небольшими конусообразными отверстиями – на входе и на выходе. Одно из них – на выходе – закрывалось крышкой.

Макар ставил «морду» посреди ручья, перегораживая остальное пространство «крыльями», тоже сплетенными из лозы, напоминающими примитивный забор. Мигрирующий в верховья ручья хариус, наталкиваясь на крылья, заплывал в ловушку. За сутки таким образом можно было поймать тридцать-сорок жирных рыбин, которые имели удивительно приятный запах свежего огурца. Часть улова шла на сковородку и в котел, а остальную рыбу Макар вялил – про запас. Под небольшим навесом рядом с избушкой уже висели несколько связок хариусов, но рачительный якут неустанно продолжал запасаться вяленой рыбой, так как на носу была зима, а путь домой не близок, и кто знает, как будет в этом году с охотой. Брызги медвежьего жира щедро кропили камни очага, изредка обжигая руки каюра. Он недовольно бормотал что-то по-якутски и лизал языком обожженные места, причмокивая и кряхтя.

Макар все-таки привел своего бородатого товарища в верховья ручья. Привел, получил в подарок заветный винчестер – и остался вместе с Владимиром.

«Моя здесь живи, однако. Твоя помогай, Ладимир», – сказал Макар, смущенно потупив голову. Бородач в душе радовался – лучшего товарища в тайге, чем якут Макар Медов, не сыщешь.

Короткое колымское лето удачи не принесло – золото было рядом, но в руки не давалось. Изредка крохотные крупинки посверкивали на дне промывочного лотка, но это было далеко не то, на что он надеялся. Неужели Сафи-Бориска обманул? – думал раздосадованный Владимир.

Нет, не мог он обмануть – сколько вместе таежных троп проложено, сколько раз в глаза голодной смерти заглядывали… Но почему тогда Бориска не явился в условленное место, чтобы вместе отправиться к ручью? Почти месяц ожидал его Владимир в Среднеколымске – и впустую. Он уговорил Макара Медова провести в эту глухомань – старательский сезон на Колыме короткий, того и гляди прикроет льдом золотую удачу. Жди тогда месяцев восемь-девять свой фарт впроголодь – купцы в долг давали неохотно и с такими процентами, что лучше в петлю, чем в их кабалу.

Владимир вяло прожевал опостылевшую рыбу, хмуро посмотрел на маленькую иконку у изголовья постели, и, небрежно перекрестившись, взял лоток, кирку и шагнул за порог избушки.

Ночью выпал первый снег. К утру хорошо прогретая за лето земля вобрала в себя его пушистую белизну, и только стланик под тяжестью снежных комьев да северные склоны сопок запустили седые космы в редколесье распадков.

Сегодня путь предстоял неблизкий. Бородатый старатель решил пройти вверх по ручью на кромку наледи, укрытую за нагромождением огромных валунов. Солнце уже давно разогнало утреннюю дымку, когда Владимир, подтянув повыше голенища рыбацких сапог, ступил на сланцевую щетку – дно ручья. Наклонился и замер, боясь вспугнуть увиденное: крупные самородки усеяли дно, словно кто-то небрежно разбросал фасоль! Все еще не веря в свою удачу, он рухнул на колени в мелководье и принялся торопливо выхватывать из обжигающих струек драгоценные камешки.