Офицер-разведки

- Вот и я думаю, что это всё неспроста.

- Сам где думал устроится?

- Не знаю, Казахстан, может в Китай уйду. Подальше от войны…

Строй обсуждал что сказал военюрист, нам дали на это время, но тут охрана пробежалась, и мы замолчали, вот и известили нас, что нашу группу направляют на пополнение одного из штрафбатов Второго Украинского фронта. Он как раз недавно из боя, понёс большие потери.

- Повоюем, - вздохнул сосед.

- Не знаю. Может и утеку, не решил ещё.

- Бросишь своих? - как-то неприятно удивился сосед.

- Понятие «свои» у меня потерялось после первого трибунала. Так что да, легко брошу, если ты это имеешь ввиду.

Я на самом деле был в сильном сомнении. Амулеты защиты конечно есть, но очередь пулемётную, или из «ПП», тот долго не держит, да и разрыв снаряда рядом или гранаты, держит всего одно. Там или менять амулет, благо ещё два в запасе, пусть третий и слабее, или накопители. Хорошо ещё накопители есть, небольшой запас, однако всё же заимел, что радует. Так что я действительно размышлял, колебался. И явно склонялся не в пользу штрафбата. Да пошли они все. Я ещё того полковника из разведотделения, и Члена Военного Совета найду, и шлёпну. Это всё из-за них. Всё, решено, как всё успокоится, ухожу. Соседу говорить не стал, не вызвал тот у меня доверия, прилип именно ко мне. Наконец перекличка закончилась, и нас построив, повели, к воротам, а там за территорию лагеря. Конвойные по бокам, с оружием в руках, внимательно всё отслеживали. Вели нас к железнодорожной станции, она тут недалеко. Подходящее место было, тёмное, отбежать, там овраг, я было дёрнулся, но ноги заплелись, мне подставили подножку, да ещё навалились сверху, и знакомый голос майора, прошептал зло:

- Нет, гадёныш. Заслужил штрафбат, вот и пройдёшь его.

Конвойный остановился рядом, и велел подниматься. Майор сказал, что споткнулся и случайно меня сбил с ног. Он же и хотел мне помочь подняться. Отбив его руку в сторону, я сам встал, отряхиваясь. Снег выпал, да и мелкий начал идти. И двинул дальше, а майор, или кто он там, уже не уверен, не отставал. Как цербер, следовал за мной, отслеживая каждый шаг. Я споткнулся и навалился на того, быстро сделал шаг назад и скрылся в колонне остальных заключённых, а «майор» стоял и шатался. Нож в печень, это смертельно. Того сразу заметили и подбежали, нас остановили, и светя фонариками начали обыскивать, то что у того ножевая рана, уже заметили. Да, проверка, а это ещё и проверка была, показала, что всё не так и просто. Обыск начали с меня. Это не звоночек, а колокольный набат. Впрочем, майор был ещё жив, и указал на того, кто его подрезал. Однако меня даже раздели до исподнего, но не нашли ни следов крови, ни ножа. Даже обочину и поле на дальность броска обыскали. Мы медленно замерзали, притаптываясь на месте, а те продолжали шмон. Хотя от станции прибежал офицер и погнал нас дальше. А меня выдернули, я уже оделся, и увели в сторону. Это было какое-то помещение в управлении станции. Посадили на табуретку, единственный источник света керосиновая лампа на столе, и севший за стол полковник, не знаю его, вздохнул и спросил:

- Зачем ты убил капитана Кривошеина?

- Это кто?

- Тот майор-гаубичник.

- Подставной? Так я и думал. Глупый вопрос, даже отвечать не буду.

- Он не дал тебе на рывок уйти, за это отомстил? Почему не хочешь реабилитироваться в штрафбате?

- Подсчитал, что шансов выжить у меня немного. Не люблю рисковать. Сколько мне дадут ещё за этого майора? Вы ведь собрались его ко мне пристегнуть?

- Это вышка. Ты понимаешь, что под расстрельной статьёй ходишь?

- Тут как нельзя кстати поговорка: что ни делается, всё к лучшему.

- М-да, склонен согласится с врачом, что тебя осматривал. У тебя действительно психические отклонения.

- Психологические. А ответ прост. У меня отсутствует чувство страха. Это вы держитесь за стабильность и в привычных рамках жизни и службы. Если что не так идёт, паникуете и стараетесь вернуть всё как было. Даже через штрафбат согласитесь пройти, хотя там выживает мизер, лишь бы это всё вернуть. Я не такой. Звание и награды уже терял, давно это переболел, уже не держусь за это. Убил советского офицера? Так за дело, угрожал жизни моего сына, шантажировал меня. Я в своём праве был. Тут же майор, был на пути к свободе, я убрал это препятствие. Я и через вас пройду. Вы мне не свои.

- А кто свои? Немцы?

- Вот уж нет. Я их тысячи полтора перебил. Мне свои простые бойцы что в окопах сидят и в атаку идут, а вы церберы, охрана, препятствие на пути к свободе. Долги государству раздал, считаю, что ничего не должен. Пусть другие геройство проявляют, мне этого уже не нужно. Дожить до конца войны и на гражданку, на свободу с чистой совестью.

- Ясно всё с тобой. Знаешь, в некотором роде да, офицеры были не правы, не с той стороны пошли, но убивать, да ещё демонстративно добивая в голову… Тут ты сильно не прав. Дать в морду, тебя бы поняли, даже старшего офицера ударив, а вот так…

- Это вы устроили, с приказом отправить бывших офицеров в штрафбат? Больно вовремя он появился.

- Ты слишком повысил мои возможности.

- А вы тут причём? Я про ваших хозяев.

- Даже если так, я не в курсе. Вот что, Одинцов, есть предложение. Не от себя говорю, поэтому слушай внимательно. Есть предложение снять всё это. Сделаешь что тебе скажут, и вернут всё что потерял. Отметят, что искупил.

- Эк вас натужило. Сами же отобрали, и вернуть за работу? А ничего не треснет?

- Ты сам под трибунал подставился, - напомнил подполковник. - Мы протягиваем тебе руку помощи.

- Если бы я действительно держался за всё это, может и сработало бы. Послушай, подполковник, я уже выбрал страну где буду жить, какой у меня будет дом. Чёрт, я уже придумал имя для своей собаки. А тут променять это на непонятное что? Как-то желания нет. Вот если что сверху накинете…

- Что ты хочешь?

- Вернуть всё что было, и то что по первому трибуналу, в сорок втором, полную реабилитацию, чтобы после окончания войны не прицепились, а то знаю я эти открытые дела по новым обстоятельствам. Звание майора. После окончания работы на вас.

- Видел я людей что охренели в той или иной ситуации, но ты это что-то особенное.

- Это я вам нужен. Сами пытаетесь меня оседлать и ехать, не удивительно что жеребец недоволен.

- Жди, - велел тот и вышел.

Почти час не было офицера. Меня охраняло двое солдат, с «ППШ», внимательно отслеживая все движения. Те вошли, когда офицер покидал комнату, до этого мы с подполковником с глазу на глаз общались. Вернулся тот, отослав солдат, и снова устроившись напротив меня, сказал:

- Командование дало добро.

- Я могу ему верить? - чуть улыбнувшись, спросил я.

- Ты о чём?

- Я похож на идиота? Меня советские генералы постоянно обманывали, им не сдержать своё слово что сплюнуть. Где гарантии?

- Доедем до штаба, там получишь свои гарантии. Идём, машина снаружи ждёт.

Везли меня на «эмке», сзади грузовик с бойцами, места неспокойные, постреливают, но проехали за два часа, добрались до того самого городка, где штаб фронта и где был проведён трибунал, что меня осудил. Ночь была, мне выделили место, не забывая охранять, я парень резвый и это знали. А с утра к генералу армии Коневу, комфронту. Тот изучая меня, я был в потрёпанной форме, верхнюю часть снял, вот тот и дал гарантии. Ох что-то я ему не верю. Однако устный договор заключён, я собираюсь выполнять его с полной отдачей. Посмотрим. Если Конев не сдержит слово, то у нас появится первый писающийся комфронта. А достало всё, используют меня, и думают ответки не будет. Всё будет. А пока работаем. Правда, я как был штрафником, так им и оставался им, поэтому под охраной постоянно. В этот раз меня не охраняли, а сторожили скорее. В самолете я прикован кандалами к самолёту. Оружия нет. Вот так зимними вечерами, когда нет снега и погода позволяет, что не всегда бывает, один раз чуть не упали, обледенение на нашем «У-2» появилось, но информация пошла в штаб фронта и подготовившись, фронт пошёл вперёд, а то немцы ранее остановили его и строили крепкую оборону, а теперь зная, чего ожидать, армии фронта шли вперёд. Знаете, было время подумать, может магёныш какие установки дал, и они остались, но прикинув за и против, понял, что я сам психанул. Нечего на других валить, где сам виноват. Есть такое, однако, ни о чём не жалею. Тот шантаж меня просто в край взбесил, внутри красная волна жажды крови поднялась. Легко тот умер. Вот тут я жалею, что тот легко ушёл, но только в этом.