Страница 62 из 98
Говорил же отец, что перед тем, как назвать цену, всегда нужно обговаривать работу. И лучше прям до мелочей. И вес топора, и ширину лезвия, и материал.
У меня аж руки вспотели.
И ведь не денег жалко: легко пришли, легко ушли. Не хотел я в плавание уходить без своего оружия. И лучше б такого, чтоб все ульверы обзавидовались, даже те, что с мечами ходят.
— Чего встал? Проходи! — рявкнул кузнец.
Хотя я ещё из лесу не вышел. То ли у него слух лисы, что под сугробами дыхание мыши слышит, то ли нюх волка, что кровь чует через пол-леса.
Подошёл я к кузне и даже поздороваться не смог. Во рту пересохло так, что язык к нёбу прилип.
— Готов твой топор. Уже седьмицу как готов, — рыжебородый седовласый хускарл стоял, прислонившись к стене, и небрежно крутил в руках топорик.
Мой ли?
— Принимай работу! — и кинул в меня.
Рукоять, как родная, влипла в подставленную ладонь. Не очень длинная, как моя рука от плеча до запястья, тяжелая, гладкая. Дубовая. Толщина точь-в-точь под мои пальцы, вот ни убавить ни прибавить.
Я покрутил обнову. Тяжелая. Чуток тяжелее, чем надо бы, но так и не на одну руну же беру.
— Хорошо, что подрос, — заметил кузнец.
На мгновение я вспыхнул гневом. Какой подрос? Ни на капельку не вытянулся с осени. А потом сообразил, что Кормунд говорил про руны. Какое ему дело до моего роста? А вот руны — другое дело. И пожалуй, он прав. Для четырехрунного топорик был бы слишком тяжел.
Выдохнул. И глянул на головку. Проушина плотно обхватывала топорище, будто стискивала его в своих объятиях. Сзади потолще, по бокам — потоньше. Тут всё, как и полагается. Если смотреть сверху, сечение лезвия сужалось к краю, точить легко будет. Но вот не разлетится ли от первого же удара?
Я повернул голову топора боком и забыл, как дышать.
— В железо на краю я вмешал прах костей морской твари. Так оно твёрже и остроту лучше держать будет. А в тулове — кости черного гарма, которого ты убил, для гибкости и упругости. В рукоять вделал шерстинки из твоего плаща. Как видишь, топор сразу признал хозяина, лег в руку правильно.
Глаза заволокло мутью. Мой топор. Тот самый! Отныне я не расстанусь с ним никогда. Даже когда стану хельтом, буду носить с собой. Даже если сломается, из его частей выкую новое.
Я поднял голову и глянул на Кормунда, хоть ничего толком и не видел из-за слез.
— Вижу, по нраву тебе моя работа. Тогда пришла пора расплачиваться. Положи сюда монету и разруби ее. Коли не ровно махнешь, заберу себе ту часть, что больше.
Мне и целой монеты было не жаль. Но я не стал спорить. Подошел к колоде, положил монету и не глядя рубанул. Не подвел меня топор, рассек золото гладко, даже не смяв, и ровно-ровно. Хоть на весах торговца специями отмеряй!
Кормунд хрипло рассмеялся, взял одну половину, хлопнул меня по плечу и толкнул в сторону Хандельсби. Мол, получил, за чем пришел? Так и иди давай.
Ну, я и ушел. Так ни слова и не сказал.
Вернувшись же домой, вырезал из дерева маленький топорик, похожий на мой, окропил его пивом, вымазал в своей крови, отнес к большому дубу, что рос у подножия горы. Там привязал его к ветке повыше. Пусть Корлех услышит мою благодарность и вознаградит своего верного последователя Кормунда!