Страница 32 из 93
— Значит, нет обиды? — еще раз уточнил Беззащитный.
— Вот если обмануть решите с платой, тогда обида будет, а пока нет обид.
— Тогда почему отправил нас на болото, где болотный ярл людей травит? Или не видел, что у меня хирд из одних карлов? Почему не сказал, что дурман там?
Види растерялся.
— Так ведь… Не знал я. Сам-то я там уже хускарлом побывал. Никто не потравился. А у вас что?
— Хирдман погиб. Под чарами в самую трясину ушел. Как думаешь, стоят ли три мшины жизни моего хирдмана?
— А я и гляжу, того в железе не видать. Значит, он и сгинул?
— Да, — не моргнув глазом, соврал Альрик. — И вся твоя доля теперь пойдет жрецу мамирову. Нет ли у тебя теперь обид на меня или хирд?
— Нет, — ответил сникший Види.
Альрик спросил дорогу к лучшему жрецу, дал все же хускарлу одну монету и пошел в город.
Вслед Види крикнул:
— Здесь карлы в хирд не лезут!
Хёвдинг шел быстро, расталкивая нерасторопных рабов. Когда узкую дорогу перегородила повозка, полностью заваленная тростником, и трэли никак не могли протащить ее вперед, Альрик взял и перевернул повозку на бок, перескочил через колеса и, не оглядываясь, пошел дальше.
А вот и каменный сольхус, где я порубил их солнце.
— Альрик, я зайду ненадолго…
Он обернулся ко мне с белыми от злости глазами и прошипел:
— За моим плечом!
Закончились бриттские дома, пошли нордские. На одном из домов я приметил пучок трав с желтыми цветами, то знак орсовой женщины, целительницы. Рука болела все сильнее, да и опухла изрядно: рукав рубахи вот-вот треснет.
Я не решился говорить что-то хёвдингу, похлопал его по плечу, указал на дом и поднял больную руку.
— Потом, — только и ответил он.
Медленно начал накрапывать дождик, плащи мы с собой не взяли. Вскоре меня начал бить озноб, будто я не почти что хускарл, а жалкий трэль, а хёвдинг все шел и шел. Уже и дома остались позади, вокруг расстелились поля, как всегда неприглядные после уборки урожая, с размякшей от мороси дорогой.
Но я уже видел, куда мы идем. В рощице за полями виднелось странное сооружение вроде высокого шалаша, чья макушка торчала над деревьями. Вился белый дымок, но не из шалаша, а сбоку от него.
Жрецы Мамира не любили селиться рядом с людьми. Сторбашевский Эмануэль жил в горах, и не каждый мог добраться до его хибары. Сторборгский жрец сделал проще и перенес жилье за город. Хоть в гору тащиться не пришлось.
Дождь усиливался, и вскоре за его струями я не мог различить ни дыма, ни шалаша, ни даже самой рощи. На утоптанную дорогу с полей текли не только потоки воды, но и грязи. На башмаки налипло столько земли, что, казалось, я поднимал не только ногу, а еще и изрядный кусок дороги. Альрик целеустремленно шел вперед, не оглядываясь, хотя мокрая одежда облепила его тощее тело, а пышные волосы превратились в жалкие сосульки.
Мы уже должны были пройти поля, но они все тянулись и тянулись бесконечными серыми лентами. Меня трясло от холода, зуб не попадал на зуб, безднова рука из-за ледяного дождя болела не так сильно, зато ныла беспрестанно.
Внезапно Альрик обернулся, схватил меня за грудки и грозно прошептал:
— Ты хочешь помочь Халле или нет?
— Да! — выпалил я.
— Так шевели ногами! И думай о том жреце! Мы должны до него дойти.
Я подтянул поломанную руку к шее, вцепился ее пальцами в ворот рубахи, так она почему-то болела меньше, и попер за хёвдингом, разбрызгивая грязь и текущие рекой сопли.
И через пару сотен шагов как будто из ниоткуда перед нами вырос тот самый шалаш, высотой как две мачты, сплетенный из бревен, веток, костей, ремней из шкур и прочего хлама. Я глазел на стены, пытаясь сообразить, где жрец нашел такие кривые деревья. Может, сам их вырастил? Входа в шалаш не было. Мы обошли его трижды. Я хотел было подергать за ветки в некоторых сомнительных местах, да Альрик запретил.
Дождь затих, и я снова мог разглядеть дома Сторборга. Не так далеко они и были, мы явно шли дольше.
— Входите, — за спиной раздался хриплый каркающий мужской голос.
Я подпрыгнул на месте. В стене шалаша появился небольшой проход, и вслед за Альриком я занырнул внутрь.
И снова темнота, черная, тягучая. Как будто снаружи и не день вовсе.
Искра. Еще одна. Заполыхал огонек в масляной лампе, освещая дом жреца.
Если б на моем месте была впечатлительная девка, то она, несомненно, завизжала бы со страху. Со стен, изнутри обшитых разными шкурами, и не все они были с шерстью, на нас смотрели черепа птиц и змеиные скелетики. Посередине дома стоял большой старый котел. А сам жрец сидел в стороне и вырезал что-то из кости.
Первым делом, я принялся разглядывать его пальцы. Сколько их там? Сильнее ли он, чем наш Эмануэль? У растрандского вообще левой кисти не было. Если он откромсал себе только полмизинца, то пусть хоть человечьими черепами обвешивается, не будет такому жрецу доверия. Но в полумраке я никак не мог сосчитать, что у него там было. Да еще и эти движения ножа по кости…
— Говори, — прокаркал жрец.
— Мой хирдман пропал в болотах, — уверенно начал Альрик. — Хочу узнать, умер он или нет. И если умер, как сделать так, чтоб Нарл забрал его душу себе.
— Когда это было?
— Две ночи назад.
— Где?
— На болотах в вершине третьего притока слева.
— То старое болото, злобное. Давно туда не ходили крушители бранных рубашек[2].
Жрец отложил нож и кость, не глядя снял мешочек со стены, опустил туда руку и резким движением швырнул руны перед собой. Быстрый взгляд.
— Мертв твой человек. В ту же ночь умер. Тело его сожрали болотные твари, растерзали на косточки, и даже дерьмо, которое вышло из тех тварей, сожрано.
— Как уговорить Нарла забрать его душу?
Мамиров жрец еще раз взглянул на руны.
— На болото Нарлу хода нет. Болото — это не китовое пристанище[3] и не дом форелей[4], морской зверь[5] туда не проберется, даже если это конь Нарла. Надо просить другого рунохранителя[6].
— Кого?
— Держатель рогатины[7] может помочь. Если захочет.
— Как его уговорить?
С Альрика и с меня на пол текли целые лужи воды, но жрец будто и не замечал того.
— Есть ли у тебя вещь человека, бывшая на нем в ту ночь?
— Да.
Я бы сказал, что это всего лишь фибула, но Альрик не стал уточнять.
— Нужно тебе изловить погубителя меда[8], привести его на то же место, ударить кнутом битвы[9], но не до смерти, вложить в дом крови[10] оставшуюся память. Потом отрубить зверю голову. Ночь охранять зверя от болотных тварей, не давать им урвать ни кусочка. И тогда с первым лучом придет бог-охотник и заберет душу твоего человека.
— Могу ли я взять кого-то еще с собой?
— На место погибели — одного! Но только из тех мужей, что были с тобой рядом в ту ночь. И он не должен касаться волка пчел[11]. То ты сам должен исполнить.
— Сколько дней у меня есть?
— Сколько фаланг отдал Мамир, столько ночей душа держится возле места погибели[12].
И Альрик поклонился жрецу. Я последовал его примеру. Перед мудростью, силой и богами не зазорно склонить голову. Снял хёвдинг серебряный браслет с руки и положил перед устами Мамира[13]. И когда жрец протянул за ним руку, я увидел, что на его правой руке нет двух пальцев: среднего и мизинца, срублены под корень. Значит, шести фаланг у него не было только на одной руке!